Крестовый поход (СИ) - Куницына Лариса. Страница 97

— Ты знала это и без моих слов, — шепнул он. — Ты же вспомнила его, и его глаза, в которых в солнечные дни играли искры золотого огня.

Он снова взглянул на меня из зеркала, и его глаза сузились, губы растянулись в довольной улыбке, и на щеках заиграли лёгкие ямочки, как…

— Именно, — улыбался демон. — Как у него… И это естественно, ведь мы с ним едины. Или ты, услышав, что он носит меня в себе, решила, что где-то внутри у него спрятана маленькая клетка, в которой беснуется крохотная дьявольская обезьяна, а он, как суровый тюремщик, время от времени колотит её палкой? Как раньше он был частью меня, так теперь я — часть его. Он, конечно, страдал от этого, но с самого начала с успехом пользовался своим несчастьем. Он одержим тобой не меньше, чем я. И зная, какую ненависть я вызвал у тебя, он ловко устранил то, что могло бы оттолкнуть тебя, но сохранил то, что всегда казалось тебе привлекательным. Чуть пожертвовав ростом и шириной плеч и грудной клетки, он сохранил то тело, что я подарил ему. Ведь его тело истлело сотни лет назад. Другого у него нет. Он живёт в моём теле, которое при всём желании не назовёшь человеческим. А его глаза, моя милая Джейн. У твоего возлюбленного были зелёные глаза, а не карие. Разве ты забыла? Но зачем раздражать тебя воспоминаниями о назойливых зелёных глазах злого духа. Ведь у твоего первого мужа, который так долго удерживал твоё внимание, они почти чёрные. И у второго мужа тоже. И у Лонго, и у Эдди… Логично предположить, что именно тёмные глаза скорее покажутся тебе родными. Он очень умён, наш алхимик. Он хитёр, так же как я. Ты думаешь, он победил и укротил меня? Нет, звезда моя, мы достигли компромисса и делим эту жизнь, это тело и тебя. Я не в обиде за некоторые неудобства. Я не получил корону мира, но обладаю тем, что куда более ценно для меня, — тобой. Потому что я всё ещё люблю тебя. Потому что я жажду твоей любви более чем господства над миром. Потому что меня влечёт к тебе сильнее, чем к сонмам доступных и податливых душ, кровью которых в ином случае я мог бы упиться допьяна.

Он слегка отстранился, снова из зеркала взглянув мне в глаза.

— Теперь ты знаешь правду. Я бы не стал раскрывать её тебе, но это неважно, потому что я стою на пороге. Я скоро вернусь в этот мир. А что будет с ним? Ведь у него нет иного тела, кроме моего. Ты рискуешь овдоветь до того, как разлюбишь его. Но пока он жив. И я всегда с ним.

Я всё также молча смотрела в зеркало, где отражалось это лицо с глумливыми зелёными глазами и искривлённым насмешкой ртом.

А потом черты лица разгладились, и в зелёных глазах заискрились золотые крапинки солнечных зайчиков, но взгляд их стал бесконечно печальным. Он отступил на шаг, обнажённые плечи опустились. Он грустно и устало смотрел на меня. Нет, уже не он. Рука стоявшего позади мужчины поднялась и осторожно коснулась моего затылка. От тёплых ласковых пальцев по телу разлилась приятная волна покоя и расслабления.

— Никому не будет послано испытание сверх того, что он может выдержать. Спи, любимая, никто больше не потревожит тебя…

Ноги мои подкосились, и я медленно опустилась на подхватившие меня сильные руки. Я уснула.

Эта ночь и не думала кончаться. В небольшой комнате, находившейся в западной башне миссии госпитальеров, было полутемно. На столе в небольшой кофейной чашке горела маленькая белая свеча, разгоняя сумрак, ложившийся широкими полосами на стол. Этот огонёк освещал желтоватую страницу раскрытой книги, поздней копии «Demonolatreia» Николаса Реми.

Возле окна стоял Джулиан МакЛарен, задумчиво глядя в бушующую темноту ночи за прозрачными ставнями. Снежинки таяли на его обнажённых плечах, превращаясь в капли воды, но он не чувствовал холода. Буря, завывавшая за окном, звала и манила его. Ему снова хотелось вернуться туда, в эту круговерть ледяного ветра и колючего снега, закручивающегося в смерчи, промчаться во мраке над седой равниной, испытывая крепость крыльев. Эта стихия тьмы и ужаса звала его, простирая к нему объятия, и ему хотелось войти в них, как он вошёл бы, наверно, в объятия давно утраченной матери.

Он вздохнул и, подойдя к стенному шкафу, посмотрел в зеркало. В неверном свете резко очерченный рельеф мускулов на плечах и груди под гладкой бледной кожей выглядел непривычно. Собственное лицо показалось ему чужим. Он какое-то время смотрел на чуть скошенные скулы, слегка заострившийся нос, узкий разрез глаз. И эти глаза, которые задумчиво и спокойно взирали на него из рамы. Прозрачно-зелёные с чёрными живыми огнями зрачков. Глаза, которые он и сам уже отвык видеть.

— Что ты устроил сегодня? — тихо спросил он у незнакомца с зелёными глазами. — С ума сошёл? Так глупо уступать гневу сейчас, после стольких веков покаяния. Или забыл, что именно гнев сгубил тебя?

Он отошёл от зеркала и, сев на узкую кровать, откинулся спиной на стену.

— Мне надоело это нытьё, эти нелепые призывы. В конце концов, я должен был дать этому наглецу в лоб. И что случилось? Всего лишь пожар, который всерьёз разгорелся, когда в зале уже никого не было. Всё было под контролем.

Он задумчиво посмотрел на свечу, и зелёные глаза сузились, почти исчезнув под густыми золотистыми ресницами.

— Всё было под контролем. Кроме тебя…

Он откинул голову назад и посмотрел в потолок. Буря звала его куда более настойчиво, чем, наконец, смолкший голос нелепого колдуна. Она была чище, сильнее и куда опаснее, потому что в ней, помимо снега, кружились в танце тысячи неприкаянных душ, испуганных, озлобленных, отчаявшихся. Но одного полёта за ночь было достаточно. Он дал себе слово, что больше не выйдет на стену… До следующей ночи.

На столе пискнул прибор связи. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда он открыл их, они наполнились блестящей чернотой, ресницы потемнели и вытянулись тонкими бархатными стрелами, черты лица разгладились. Накинув на плечи куртку, он подошёл к зеркалу. Отражение было вполне привычным. Если б так же просто было передёргиваться в душе.

— Слушаю вас, — произнёс он.

Зеркало побелело, а потом в нём, как на экране, появилось лицо сотрудника миссии, дежурившего в аппаратной связи.

— Простите, доктор, что разбудил, — начал он.

— Я не спал, — остановил его любезности МакЛарен.

— Тем лучше. Командор Северова вызывает вас на связь.

Он снова закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти, после чего взглянул на собеседника и улыбнулся:

— Соедините.

Она появилась на экране, и он почувствовал, как в душе у него что-то испуганно дрогнуло. Она выглядела совсем больной. Глаза потемнели, под ними появились голубые тени. Она казалась бледной и слишком уставшей.

— Что случилось? — спросил он.

Её взгляд тревожно метнулся куда-то в сторону, словно она искала выход из какого-то тупика или ответ на давно мучивший её вопрос. Или просто не знала как себя вести.

— Ты не связался со мной, — проговорила она. — Я ждала.

— Прости, я замотался, устал и просто проспал, — солгал он. — Ты что, не спала всю ночь?

— Нет, — возразила она, — мне удалось поспать. Я спала почти восемь часов, крепко и достаточно спокойно. Когда ты вернёшься?

— Не знаю, очень много работы…

— Ты нужен здесь, — перебила она. — Очень нужен.

— Я не понимаю, — пожал плечами он. — Дакоста говорил, что здешние ночи плохо влияют на экипаж, но это решаемо. Он достаточно грамотный врач и психолог…

— Ты нужен мне, — проговорила она, взглянув ему в глаза. — Скажи честно, у тебя всё в порядке?

— Конечно, — он почувствовал себя неуютно под этим пристальным взглядом.

Она какое-то время смотрела на него, потом, похоже, решилась.

— Он не беспокоит тебя?

Ему хотелось спросить, о ком она, но он вдруг понял, что это прозвучит фальшиво.

— Его больше нет, — спокойно ответил он.

— Ты уверен? А почему его зовут?

— Я не знаю. Наверно, остаются какие-то следы. Рауль когда-то спутал меня с ним, Белый Жрец учуял его во мне. Но, уверяю тебя, его нет.