Такая милая пара - Йеллин Линда. Страница 40

...Я одевалась, готовясь отправиться на службу, мимоходом поглядывая на экран телевизора. Майкл, уже облаченный в свой элегантный костюм, с дипломатом в руке направился к выходу.

– Как ты?

– Пока, – ответил он.

Это произошло в августе, в один из редких относительно спокойных дней...

Мы с Холли только-только завершили работу для двух рекламных компаний (галстуки и ботинки), которую заказал один из наших клиентов. Настроение у меня было удивительно умиротворенное. Я отправилась домой и стала ожидать возвращения Майкла. Кажется, я знала, что следует сказать ему.

Когда он пришел, я попросила его присесть ко мне на диван. Он сбросил ботинки, а я скинула туфли. Он обнял меня, а я положила голову ему на плечо. Мне не хотелось смотреть ему в глаза.

– Все рухнуло, Майкл, – начала я. – Продолжать эту комедию – глупо, и мы должны покончить с этим. Возможно, позже, если мы решим, что еще сможем быть вместе, а я не исключаю этого, мы сможем начать все сначала...

Майкл ответил не сразу, но быстрее, чем я рассчитывала.

– Хорошо, – медленно произнес он. – Хорошо.

Мы все еще сидели обнявшись.

– Нам нужен адвокат, – спохватилась я. – Но из тех, кто нас совершенно не знает – ни Марти, ни Надин... не подойдут.

– Хорошо, – согласился он.

– Мы найдем адвоката, и пусть он всем этим занимается, – частила я, стараясь не упустить момент. – А потом мы сможем все начать сначала...

– Хороший план. – Я согласилась. Он согласился.

Итак, дело будет сделано! Мы собираемся подать на развод. Будут соблюдены все формальности. По-другому разрубить этот гордиев узел мне казалось невозможным. Как будто камень с души свалился.

17

Майкл решил, что с квартиры съедет он.

Мне оставался дом. Зато ему, конечно, стереоаппаратура. Стерео всегда достается мужчинам. Мы с ним прикинули, сколько можно было выручить за дом, разделили сумму пополам, набросили сверху пару тысяч и таким образом определили величину моего долга. Мебель, конечно, досталась мне. Мебель всегда остается женщинам.

По меньшей мере, полдня, и кажется, пару часов вечером, мне было неловко, что Майкл не забирает ничего из обстановки. Но потом успокоилась, напомнив себе, что сама оплачивала новую мебель, несмотря на все протесты Майкла.

Он снял себе однокомнатную квартиру в одном из старых районов города, где средний возраст жителей приближался к отметке «семьдесят пять». Обои в его комнате были выцветшие, когда-то желтые, ковер – облезлый, коричневый. В ванной в шкафчике было выбито стекло. И хоть управляющий обещал устранить все неполадки, казалось, этого не произойдет никогда.

Найти квартиру Майклу помогла я. Мы неплохо провели вместе время, просматривая газетные объявления в поисках удобных вариантов. Подыскивая ему квартиру, мы провели время лучше, чем когда искали себе дом. Тогда, помнится, Майкл был слишком рассеян – он весь ушел в планируемую поездку на Аляску. Странно, но с того момента, как мы определились, в нашем доме установилась тишина и взаимопонимание. Мы отлично ладили друг с другом.

В субботу вечером он зашел, чтобы упаковать свои книги, одежду, пластинки и прочую мелочь.

Вскоре после свадьбы мы купили два фарфоровых сервиза – очень хороший и просто хороший. Майкл уже было собрался забрать «просто хороший», когда я великодушно предложила ему забрать другой. В ближайшее время я не собиралась устраивать парадных обедов. Около часа он осторожно упаковывал в бумагу хрупкую посуду. Когда он, наконец, завершил свои труды, уместив все в большой коробке, я заметила, что было бы очень сомнительно, чтобы его следующая жена оценила достоинства фарфора, приобретенного женой бывшей. Его лицо вытянулось. И тут я поняла, что он отдаст сервиз матери. Мне отчего-то стало жаль сервиз...

– Могу я взять фотографию в серебряной рамке? – попросил он.

– Ну вот, решил отнимать подарки?! Должна ли я попросить тебя оставить альбом с видами Аляски?

– Но ведь тебе там не понравилось!

– Это – не аргумент.

– Хорошо, тебе – твое, мне – мое, договорились?

Трудно было поверить, что все это происходит столь спокойно и буднично.

Закончив с посудой, Майкл переместился к полкам и принялся отбирать книги.

– И не смей брать мои! – с угрозой в голосе сказала я.

– Нужна мне дребедень, которую ты читаешь... – пробормотал он с такой же интонацией. – Ха, но я заберу кастрюли и горшки.

– Все? – я нахмурилась. – Ты не находишь, что это – свинство?

– Почему? Ведь ты к ним никогда не подойдешь! Кроме того, тебе останется дом.

– Но я же должна есть!

– Ты ела все эти десять лет. Но я ни разу не видел, чтобы ты подошла ко всем этим кастрюлям.

– Неправда!

– Скажем, близко к истине. Хорошо, парочку я оставляю.

– Половину, – настаивала я. – И делить буду я.

– Идет, – согласился он. – Все – пополам...

Я решила всучить ему прохудившуюся кастрюлю и еще одну, у которой была отбита ручка.

– ...Но мне не нужна та, которая с дыркой, – добавил он.

И мне пришлось выполнять задуманное в момент, когда он на время отвлекся.

Майкл торжественно упаковал фотографию пойманной им форели.

Я стала собственницей настенных часов.

– Глупо, что ты оставляешь их, – пытался протестовать он. – Ты же не можешь их правильно заводить. Только сломаешь...

– Платила за них я. Это мои часы! – Майкл уставился на меня, а я – на него.

Затем я сказала ему правду:

– За часами обои выцвели. Если ты снимешь часы, мне придется покупать новые обои.

– Да оставь себе эти чертовы часы! – Майкл злобно швырнул несколько книг в коробку. – Какое мне дело, сломаешь ты их или нет?

И принялся укладывать вещи в небольшой деревянный ящик, в котором хранил свои армейские награды и разную мелочь.

Укладывая в коробку его пластинки, я сломала ноготь. Но ничего ему не сказала. Не хотелось, чтобы он радовался, узнав, как мне больно.

– Очень все это похоже на сцену из фильма «Гражданин Кейн». Помнишь, там, где они только что поженились... Сидят за столом и все время отодвигаются друг от друга... Дальше и дальше. Так режиссер попытался предвосхитить конец их семейной жизни.

– Ну и как же это соотносится с нами?

– Ну, я упаковываю вещи в одной части комнаты, ты – в другой...

– Ты права. – Майкл, согласившись, потряс головой. – Ну, точно как в фильме.

– И почему мы не говорили так откровенно, пока жили вместе? – вслух удивилась я.

– Мы говорили еще и не так. Вот поэтому – и разошлись.

Он закрыл коробку с книгами.

– Могу я остаться здесь на ночь? – спросил он.

– Мы разводимся, – строго напомнила я ему. Так как я не смогла вспомнить, кто же из нас покупал альбом Дюка Эллингтона, я оставила его себе.

– Какой из телевизоров ты забираешь? За новый платила я. По справедливости я должна оставить его себе, так?

– Не нужен мне никакой телевизор. Тошнит от него. Лучше буду читать.

– Нет, нужен. Вдруг общенациональная катастрофа? Президента грохнут, а? А вдруг – ядерная война?

– Ты мне позвонишь. Оставь себе оба ящика.

Я ощутила легкое чувство вины. Очевидно, потому, что хотела оставить себе оба. Потому что пыталась навязать ему старый, которому уже недолго осталось жить. Может, запереть его в чулан, но, по крайней мере, у него будет телевизор. Я продолжала настаивать, и он согласился.

И он, и я старались избегать ругани. Конечно, так было всегда, но сегодня – в особенности.

– Ой! – вдруг вскрикнула я.

– Что? Что? – Майкл ринулся ко мне из своего угла.

– Сломала еще один ноготь. Уверена, ты и не догадываешься, что значит – настоящая боль!

– Интересно, что бы ты почувствовала, если бы тебе врезали пониже пояса? – он вернулся к своим коробкам. – А как насчет года на войне?

– Я серьезно. Очень больно.

– Хочешь, поцелую – и все пройдет? – с раздражением спросил он.

– Не стоит. Переживу.