Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - Кретова Евгения. Страница 19

– Где твоя чёртова тыква, Чарли Браун?! – спросил, хохоча мальчишка.

И Датс загоготал вместе со своим другом. Ужасно. Что же мы творим? Я его остановлю!

Генри Андерсон рванул вперед, дождавшись, когда они пройдут очередной уличный фонарь. Мёртвой хваткой хищной птицы он схватил Майки за плечо и развернул его на сто восемьдесят градусов. Глаза Датса округлились, его приятель Дракула шлёпнулся на задницу. На них напал монстр, вылезающий каждый Хэллоуин из тёмного логова в стволе дерева. Там, где пахнет гнилью и сыростью, грибами и корой, там, где всегда темно и душно – вот она, эта тварь, прямо перед ними – и она собирается сожрать Датса, а за ней ещё две такие же:

– Агну виво гони фсе свои кфетки, Чарли-даун! Давай фюда свои пакевы иначе тебе онец! – проревела тварь.

– П-п-п-п… – Майки Датс, как и говорил Генри «обгадился». Из своей заикающейся глотки он не мог выдавить ни слова, пыхтя, как сломанный двигатель.

– И ды, врочело! Одавай сё! – обратилось чудовище ко второму мальчишке, который сидел на бетонной дорожке оцепеневший.

Дьюи потянулся к Генри, чтобы оттащить его от Датса, но, как выстрел, произошло то неизбежное, что он так надеялся предотвратить…

Мальчишка-Дракула сильно затрясся, а потом громко вскрикнул, задрав вверх голову. Генри рванулся к нему, скорее всего, чтобы вломить под дых, но парень кричал всего секунду. После чего обмяк на дорожке, как увядший цветок, и замолчал. Всё остановилось… Что было потом – Дьюи помнит, как в лихорадочном сне. Вопли ошеломлённого Майки Датса: «В-в-вы, в-в-вы убили его, ублюдки, вы его убили! Н-н-ненавижу!» Они втроем куда-то бежали, не разбирая дороги. Крики, смех, завывания со всех сторон – и голос Чарли Брауна: «…уб-блюдки, уб-блюдки не-не-ненавижу!». Потом они, наконец, остановились. Только он и Генри, Билли-Бобби с ними не было. Наконец, до Дьюи дошло, что всё это время они бежали в масках и чуть было не задохнулись в этих штуковинах. Генри содрал свою и с ужасом отшвырнул её. По лицу градом катились слезы.

– Дьюи! Что со мной случилось! О господи, что я натворил, Дьюи?!

Дью прижал Генри к себе и зарыдал вместе с ним.

Что мы натворили? Что мы натворили, братец?!

В ту ночь Джозеф Клинтон умер от сердечного приступа, у него был врождённый порок сердца. По сути, парень был бомбой замедленного действия, и даже избавление от физических нагрузок и спорта не уберегли его жизнь. Испуг на хэллоуинскую ночь – это ли не ироничная причина смерти десятилетнего ребенка? Единственным свидетелем истории был Майки Датс. Дьюи и Генри переживали с неделю, что Датс всё же узнал голос Генри, и лишь вопрос времени, когда всё станет известно. Но никто не приходил и не звонил родителям, чтобы сообщить «приятную» новость. Потом в школе они и вовсе узнали, что Датс «сошёл с ума, и теперь его родители сдают его в дурдом». Майки Датс, как говорили взрослые, был «другой», а дети называли его ласково «дурачком». Никто и не надеялся добиться от него информации – а Майки, после произошедшего, окончательно замкнулся. Если раньше его мозги всего лишь были расположены иначе, чем у обычных людей, что позволяло ему видеть мир под другими, не менее интересными углами, то теперь они просто сломались. Майки Датс навсегда умолк, как и его погибший друг.

Страх разоблачения ушёл, но вина навсегда осталась с ними. Генри мучился. Он стал часто рассказывать Дьюи о снящихся ему кошмарах. Кошмары видел и Дьюи. В них Майки Датс, после того как выкрикнул: «Н-н-ненавижу!», говорил еще одну фразу: «Н-ненавижу Генри и Дьюи!». Дьюи сотни раз воспроизводил в голове события той ночи и этой фразы не помнил. Её не было. Но во снах она постоянно являлась, и об этом Дьюи никогда Генри не рассказывал. Странным образом тот Хэллоуин сплотил их с Генри, Дьюи смог его простить. Наверное, потому что теперь они нуждались друг в друге как никогда. Разделить вину – вот, что каждый из них мог предложить, и для обоих это было необходимым. Однако фраза из снов не ушла и спустя тридцать лет: «Н-н-ненавижу, Генри и Дью».

Дьюи откинулся на свою сторону кровати и глубоко вздохнул. В такие моменты ему хотелось снова вернуться к оставленной в колледже привычке курить. Сьюзи лежала, закрыв глаза и сжав пальцы рук. Так она отходила от приятной эйфории и головокружения, пронизывающего тело после оргазма.

– Было мощно, – выдавил из себя он. Дьюи Андерсен считал, что после секса мужчина обязательно должен что-то сказать, оценить произошедшее. Даже если этого вовсе и не требовалось.

– Да, – шепнула Сьюзи. – Ладно, я пойду в ванную, а то вдруг Пит скоро вернется, а мы тут разлеглись. Тебе бы тоже не мешало искупаться, дорогуша, в постель грязным не пущу, так и знай!

– Да-да, обязательно. Ещё немножко полежу и пойду после тебя.

Сьюзи чмокнула его и отправилась принимать душ, прихватив с собой платье невесты. Сегодня шутить по поводу «траха с покойником» не хотелось. Слишком сильно его тревожило, как там сейчас обстоят дела у Питера в его первой игре. Ему Дьюи рассказал только хорошее о «конфетных пиратах». Почему – он и сам не знал. Возможно, не хотелось думать, что дети часто следуют судьбе родителей. Пит должен был сам понять, что там хорошо, а что плохо, прочувствовать всё на своей шкуре. И из-за своих опасений и совершённых ошибок он не имел права не рассказать об игре. Это было его обязанностью, переданной ему ещё от отца, и его проклятием было обо всём поведать сыну. Так, и никак по-другому.

В доме царила тишина, нарушаемая звуком капающей воды из ванной. Дьюи приподнялся с постели и натянул спортивное трико. И правда, Пит мог скоро прийти. Снизу послышались глухие стуки в дверь, едва различимые со второго этажа. Тук-тук. Пауза. Тук-тук.

На сегодня выдача сладкого закончена, детишки, – подумал Дьюи. Но стуки не прекращались. Тук-тук… Что ж, он терпеливый, пускай себе ломятся. А как же твои обязанности, Дьюи? Разве ты не «настоящий взрослый? Так-то оно так, он – Дьюи Андерсен. Ему сорок четыре. У него жена, сын, двухэтажный дом в приличном районе, автомобиль, лужайка с выкошенным газоном. Должно быть, он «настоящий взрослый». А значит, он должен пойти и открыть эту чёртову дверь и дать парню или девчонке за ней конфет. Нужно соблюдать правила.

Накинув халат, он спустился бегом вниз. Взглянул на гостиные часы: 19:46. Ещё час – и он начнет названивать Питеру. Дьюи на ходу схватил с тумбочки вазочку со сладостями, изрядно оскудевшую к концу вечера. Тук-тук. Не посмотрев в глазок, он открыл дверь. На сегодня это, ей-богу, последний ребёнок. Но за дверью оказался вовсе не ребёнок.

Нет, на нем не было того дурацкого костюма Чарли Брауна, вместо него – изорванная больничная пижама, вся, будто из ткани в горошек, покрытая пятнами крови. И как его никто не заметил, неужели никто не обратил внимания на слабоумного мужика в окровавленной пижаме? – подумал тогда Дьюи. А затем пришло осознание: Сегодня Хэллоуин, приятель! Сегодня Хэллоуин!

– Н-н-ненавижу, Генри и Д-дьюи, ненавижу, – сказал поседевший и потолстевший на пару футов, но всё с тем же детским голосом, Майки Датс. – Вы уб-б-били, уб-били Джозефа! – имя друга Майки Датс выговорил, не заикаясь.

Дьюи застыл на месте, как тогда Джозеф Клинтон – до смерти напуганный, оцепеневший. Слова Майки – сотня камней, он – бездонный колодец. Ему хотелось разрыдаться, упасть в ноги Майки Датса и умолять о прощении, но он просто стоял, не в силах пошевелиться. А Майки Датс продолжал говорить заикающимся голосом судьи, выносящего приговор:

– Г-генри, Г-генри мёртв. Т-т-теперь, т-теперь очередь Д-д-дьюи.

Дьюи выкинуло из мандража, он попытался отпрянуть, но слишком поздно. Из-за спины Майки Датса появилось сияющее в лунном свете лезвие ножа. Одним резким сильным движением оно вонзилось в грудь Дьюи. Он попытался вскрикнуть, но из горла вырвались лишь хрип и бульканье кровавых пузырей.