Ботаничка (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна. Страница 4
Анну привозили в Хрюкино на лето родители. На месте, где нынче раскинулось обиталище академической барыни, раньше светился мытыми окнами домик дальней родственницы тети Саши. Тетя Саша была одинокой, бездетной вековухой, но детей любила и принимала летом с удовольствием.
Анна сняла дубленку, поискала, куда ее пристроить, и уже собралась повесить на одинокий гвоздь, вбитый посередине стены.
— Сюда можно?
— Дай, в комнату отнесу, — Лида выдернула шубку у нее из рук, вынесла, но тут же вернулась. — Я там на стул положила.
Анна только пожала плечами — чем был нехорош гвоздь? — и пошла в кухню. Оттуда сдавало запахом свежего печева. Может, хоть тут поест?
Дали чаю и пирожков с капустой и с грибами. Дядя Гриша налил дамам по стопочке, а себе полстаканчика. Этот стакан Анна помнила с детства. Дядя Гриша пил только из него. Стакан был старый мутный и имел невероятное количество граней.
— Ну, упокой, Господи, рабу Твою, Нину, — скороговоркой выдал дядя Гриша и кинул содержимое стаканчика в рот.
Поражала сноровка, с которой он расправлялся с немаленькими порциями. Жидкость кучным потоком перетекала по воздуху. Это походило на фокус, который показывают настоящие картежники, когда колода растягивается и сжимается в воздухе.
Лида, махнув стопку, привычно занюхала корочкой хлеба. Аня однажды попробовала так, запах у хлеба после водки оказался оглушительный до слез.
— Давайте, по второй, за встречу, — заторопился дядя Гриша.
Лида поглядела на него косо, неодобрительно. Дядя Гриша пил, похоже, с самых похорон.
— Ты так в городе и живешь? — спросила Лидка, отодвигая бутылку от деда.
— Живу. Работаю.
— Институт закончила?
— Угу. Пирожки у тебя вкусные.
— С капустой? Я сама люблю. Завтра на сороковины с мясом напеку. До завтра то останешься, или тебе домой надо?
— Надо, — криво улыбнулась Анна.
— Что-то не загостилась ты у тетки.
— Тетя Саша давно отсюда уехала. Алиса мне вроде бабушки.
— Я ж тебе говорил, что Александра укатила! — встрял дед. — Давай вспомянем тех, кого с нами нет.
— Деда, ты уже до чертиков довспоминался! Хватит!
— А ты мне не указывай!
— Утром забегает в комнату, кричит: «Висит, висит!»
— Висел! — рявкнул дядя Гриша, сотрясая кулаком воздух.
— Кто висел? — не поняла Анна.
— Телефон, говорит. Я как дура поперлась смотреть.
— Висел, — дед уперся, как очевидец, которому не верят по злому умыслу.
— И куда он подевался?
— А!
Вдовец подпрыгнул, ухватил с того конца стола бутылку и быстро набулькал себе порцию.
— Висел!
Лиду вынесло из-за стола в прихожую, за ней качнулся дед. Анне поневоле пришлось идти следом. Оставаться за столом одной показалось неловким.
— А-а-а!
— О! Висит!
На неровно оштукатуренной стенке, на том именно гвоздике, куда Анна пыталась пристроить свою дубленку, висел огромный черный телефон допотопного вида. В дырочках диска вместо цифр проступали похожие на иероглифы знаки. Анна не срезу сообразила, что это полустертые буквы алфавита. Лида дрожащей рукой сняла трубку.
— Работает, — сообщила женщина, не поднося ее к уху.
Из трубки проистекал ровный басистый гудок. Тяжелая как кирпич эбонитовая трубка невероятного аппарата вдруг выпала у нее из руки, Лида начала заваливаться вбок. Дед, не теряя присутствия духа, подхватил семипудовую внучку под микитки и потянул в комнату.
Анна, онемев, смотрела на Лидины пятки, под которыми складками ехал домотканый половик.
А телефона на стенке уже не было. Только что трубка качалась, стукая по штукатурке, и — все.
Лида пришла в себя на пороге кухни, затрепыхалась, сбила с ног деда и успокоилась только у стола. Дед ползал у нее за спиной.
— Это че? Это че было? — потребовала она у старика.
— Телефон, — пробормотал он, пытаясь подняться на неверные ноги.
— Все! Завтра бабку помянем, и в завязку, иначе я тут с тобой, старый хрыч, рехнусь.
Пока Анна ползла по обледенелым тропинкам к тракту, в голову пришла спасительная мысль, что все дело в старой сварыкинской печке. Лида с дедом слегка угорели под утро, вот и привиделось. А ей самой тоже привиделось? Да! И она угорела. Хотя, она как раз сидела против печки и видела, что вьюшка открыта. Да мало ли? А вдруг и так тоже бывает?
Тяжелая эбонитовая трубка, раскачиваясь, постукивала о стену.
Задумавшись, Анна как бы выпала из действительности. А когда вернулась, стало ясно, что еще чуть-чуть и она уже не сможет двигаться. Будто лягушка в куске льда. Пошевелить рукой удалось с трудом. А вдруг она не сможет забраться в электричку? Если та вообще придет. Дедок в тулупе будто примерз под фонарем на том конце перрона. Голубой пуховик приник к двери вокзала. Оттуда, наверное, поддувало теплом. Анне вдруг стало по-настоящему страшно. Она попыталась заговорить со стоявшим рядом мужчиной и не смогла. Губы заледенели. Вместо слов выполз невнятный вой.
— У! Ваши дела, кажется, совсем плохи. — Обтянутое тонкой курточкой плечо надвинулось, загородило свет. Мужчина вдруг распахнул куртку и ее полами как крыльями прикрыл Анну.
— Трепыхаться не стоит. Не будете? И ладно. Вдвоем есть возможность выжить. По отдельности мы с вами, леди, околеем тут как два цуцыка.
Нос уперся во что-то мягкое и неровное. Анна не сразу сообразила, что это толстый свитер. И уже подавно не сразу почувствовала тепло. Она чуть не заплакала. Стало обидно. Вот он стоял рядом, изображал погорельца, а сам оказывается, был горячий как печка.
Как только начала возвращаться чувствительность и мучительно заболели пальцы в тонких перчатках, Анна попыталась отстраниться.
— Куда! — хмыкнул над головой нахальный спаситель, и покрепче сжал объятья.
— Пустите. Я уже согрелась, — кое-как проблеяла Анна.
— А я — наоборот. Не дадите же вы помереть человеку на морозе.
Сволочь! Он над ней издевался. Анна толкнулась в довольно-таки широкую грудь изо всех сил. Мужчина не ожидал от замороженной лягушки такой прыти. Объятия разжались, Анна, не удержавшись, отшатнулась, куда совсем не собиралась — за угол.
Ну, какого мы дергаемся? Какого вспоминаем о приличиях, когда о них надобно забыть и растереть! Испорченные дети цивилизации. Все в лес! Все в лес! Там просто и понятно. Там закон — тайга. А хозяин — тот, кто сильнее, кто ловчее, кто умнее, в конце концов. Или кто, как в данном случае, теплее.
Ветер, который досаждал по эту сторону угла, оказывается, был легчайшим дуновением. По ту сторону Анне показалось, что ее сейчас повалит, покатит, прибьет к сугробу, да там и похоронит. Она зацепилась за каменную ребристую кладку стены и вылезла в относительно спокойную трескучую морозную освещенность, как скалолаз, перебирая руками и ногами. Лицо и руки успели онеметь. Затылок ломило от холода.
Мужчина поймал ее крыльями своей куртки и снова вдавил в теплую вязаную грудь.
— Полетать захотелось?
— У-у-у…
— Угу. Я там был и полностью разделяю ваше мнение. Так, шажок, прислоняемся к стенке. Сейчас меньше дует?
Анна припадочно затряслась, соглашаясь. И чего она собственно? А? Стой, дура, грейся.
Но отвергнутое тепло так и не приходило. Анну начало колотить позорно крупной дрожью. Даже то, что мужчина наклонился и дышал ей куда-то в шею, не помогало.
— Расстегивай шубу.
Анна замотала головой и даже попыталась отступить, забыв, что за спиной стена.
— Быстро! Воспаление легких хочешь получить?
Он, не спрашивая больше, взялся за пуговицы. Полы дубленки расползлись в стороны.
— Засунь руки мне под мышки. О! А еще упиралась.
Возвращались чувства. Рядом, вплотную, функционировала большая и очень горячая отопительная система.
— Я понимаю, постель не повод для знакомства, — пошутил мужчина, но может быть, представишься?
— Ан-на.
— Согрелась?
— Да. Немного.