Разведка боем (СИ) - Щепетнев Василий Павлович. Страница 37

Меня и первый московский, имени Сеченова, зовет, и эти зовут. Впору аукцион устраивать.

А я, как разборчивая невеста, нос ворочу. Не хочу в Москву. Тут у меня что? Тут у меня много чего. И кого. Лиса, Пантера, журнал, школа «Ч», дом, который после переустройства цокольного этажа насчитывает триста благоустроенных квадратных метров. Даже больше. Гараж на две квартиры, немного землицы. Институт, в котором ко мне благоволят. Как это бросить? Нет, я допускаю, что подготовка в московском институте лучше, чем у нас. Но чего я не допускаю, так это того, что буду работать врачом поликлиники ли, стационара. И дело не только в доходах (если зарплату врача можно вообще назвать доходом), но и в самой работе. Везде вторая половина двадцатого века, а в медицине только-только первая начинается. Вот она, буржуазная отрава, как действует: начитался о современных способах диагностики и лечения, и требуешь — а подайте мне ЭМИ-сканер. Кстати, ЭМИ-сканер разработали на средства, полученные от продаж пластинок «Битлз», тех самых жуков, которых бойко клеймила и клеймит наша музыкальная общественность. Заработать денег на создание новейшего аппарата не может, куда ей, а клеймить — всегда!

Нет, если честно, то и в доходах, конечно, тоже. Если человек добровольно уйдёт от дохода в тысячу рублей на доход в сто рублей — значит, он либо святой, либо побрекито.

Я точно не святой.

И опять представился Кисловодск, Эльбрус в кристально чистой дали, и я с тросточкой сижу на скамейке у Храма Воздуха. Где-то идёт Великая Война, но здесь светло и спокойно.

Только вот в тросточке у меня клинок дамасской стали.

Какие-то мечтания странные.

Ещё конверт. Иностранная марка. Югославская. Но адрес написан по-русски.

Открыл.

Запрос на интервью от Кажича. Две страницы вопросов. Как я, победитель Фишера, отношусь к идее сделать Карпова чемпионом без игры? Как я отношусь к идее сыграть матч с Карповым? Как я оцениваю Нану Гулиа? И так далее, далее и далее.

Ну, с Карповым — уже не актуально. Анатолий — утвержденный чемпион. А вот откуда Гулиа всплыла? Со времен инцидента на турнире в Дортмунде я о ней и не думал вовсе.

Отвечать? Письменно? Ага, спешу и падаю. Корчного уже подставили, еле выпутался Виктор Львович, ещё и выпутался ли. А теперь им новая добыча нужна? Нет уж. Хотите интервью — так приезжайте лично. Или не пускают? Тем более не будет интервью. То, что письмо нашло адресат, ничего не значит. Или, напротив, значит: испытание соблазном. Вот сейчас Чижик что-нибудь ляпнет такое, за что его можно будет запереть в клетке, и общественность станет на него плевать. По мановению дирижерской палочки.

Нет, не думаю. Напротив, то, что письмо дошло, есть знак высочайшей милости. И вот что любопытно: сегодня пришло письмо и сегодня же позвонил Андропов. Часто ли звонят главные чекисты шахматистам? Не знаю. Об этом не принято говорить при жизни, а, умерев, как расскажешь?

О чем говорил Андропов? По сути, ни о чём. Нет, в самом деле, к чему главе КГБ спрашивать Чижика о его отношении к Карпову? Не в том дело, что это способен сделать двадцать восьмой помощник тридцать второго заместителя, а вообще — зачем? Какое дело госбезопасности до шахмат?

В вопросе кроется ответ. Андропов позвонил мне для того, чтобы я знал: он интересуется. То есть это — только начало многоходовочки. И мне в этой многоходовочке отводят некое место. Или хотят отвести некое место. Или хотят, чтобы я сам нашёл себе некое место. То, которое меня устроит.

В общем, думай, голова, думай. Сказал, что всё только начинается, значит, так и будет.

Письмо Кажича я убрал в особую папку. Как-никак, свидетельство времени. И Кажич не просто корреспондент, он большой шахматный организатор, человек солидный. Ещё напишет. Или позвонит. В Лас-Вегас он из своей Югославии звонил мне трижды.

Я ещё просмотрел письма. Прежде мне помогали Пантера с Лисой, но сейчас у них собственной корреспонденции уйма. А я отдавать три-четыре часа на прочтения и ответы не могу. Нанять секретаря? Не хочу. Ну, и думаю, что через какое-то время число писем уменьшится. Или нет? Вот откуда знают мой адрес те, кто просит денег на лекарства и костыли? Его, мой домашний адрес, нигде никогда не публиковали, это я знал наверное. Правда, Карпов как-то сказал, что ему тоже пишут много, и он, Карпов, думает, что пишут сидельцы из тюрем и колоний. А тем дают адреса тюремщики. Потом, выйдя на волю, они продолжают писать.

Ну, не знаю. Письмо денег стоит. Хоть пятачок, а стоит. И обратный адрес нужно иметь. Вот где загадка… Союз Нищих?

И очень может быть.

Дело к полуночи. Пора и спать ложиться. Вот сейчас подышу свежим воздухом, и лягу.

Я выглянул в окно. Внизу шаталась тень. Васин пришёл.

Нет, пускать галлюцинацию к себе я не стану. А вот выйти к ней, поговорить — это можно.

И я вышел.

Глава 18

1 мая 1975 года, четверг

МАЙСКИЙ ЧИЖИК

— Первомай, Первомай, дождик землю поливай! Там, где было пусто, вырастет капуста! — кричали детишки, бегая по лужам. Нет, бегали вокруг луж, стараясь не обрызгаться и не испачкаться. Потому что это Чехия. Богемия. Столетия и столетия культуры проживания в городах, где места мало, а людей много. Будешь свинячить — придет чума. Или полицейский оштрафует. Или за испачканный костюмчик папа выпорет.

В общем, чистенько здесь у них, в Дечине. Уютно. И даже дождик не помешал: мы просто зашли в кафе, и теперь едим кнедлики с капустой. Вкусная и здоровая пища. А капуста ещё вырастет.

В Дечине международный шахматный турнир. Мне на первое полугодие предложили на выбор либо Манилу в феврале, либо Дечин в мае. Я выбрал Дечин. Манила и далеко, и жарко, и я устал после чемпионата Союза, и просто не хотелось. А Дечин и близко, и климат хороший, и в мае силы восстановились полностью и даже сверх того.

И девочки со мной. Несмотря на занятость выбрались на недельку. Потом уедут, вернутся в Чернозёмск. Но это потом. А сейчас ходят и восторгаются. Замки — с ударением на первый слог. Улочки. Магазинчики. Кофейни, кондитерские. Пивные тоже есть. «Социалистические пивные» — звучит немного странно. На видном месте в каждой пивной портреты седовласого старика, президента Свободы. А в кофейнях портретов не видно. Похоже, президент любит пиво, а не кофе.

Мы-то не президенты. Девочки кофе хвалят. А я пью минералку, чешскую, Rudolfův Pramen. Завтра на турнире выходной день, мы поедем в Прагу и в Карловы Вары, ужо попробую знаменитую воду. Пантера, правда, говорит, что пить её — никакого удовольствия. Невкусная, горькая, ещё и горячая. Но попробовать-то можно. И просто погулять.

А сегодня — не выходной. Сегодня третий тур, в четыре пополудни играю с Тамазом Георгадзе, нашим, советским шахматистом. Советским, но грузинским. А с Грузией у меня отношения… да нет у меня никаких отношений с Грузией. С грузинской чемпионкой, Гулиа неважные, вернее, у неё со мной плохие, а у меня с ней никаких. Она как-то потребовала, чтобы я поддался и проиграл ей турнирную партию. Тамаз ничего не требовал, не просил, не намекал. И это хорошо. Сразу видно, достойный человек. Уважает и себя, и меня.

Тут ведь дело не в половинке очка. Вернее, не только в половинке. Всё большее значение приобретает рейтинг профессора Эло. У кого рейтинг больше, тот и лучше — в мировом масштабе. И помимо места в турнире среди шахматистов идет борьба за рейтинг. А подсчитывается он, рейтинг, хитро: чем он выше, тем растет медленнее. При прочих равных условиях. Антон подсчитал: если я выиграю турнир с результатом тринадцать очков из пятнадцати возможных, мой рейтинг практически не подрастет. А если выиграю все партии — то подрастет на тринадцать пунктов. Или, в пересчете на конкретную партию: если я побеждаю Георгадзе, то увеличиваю свой рейтинг на один пункт. А если проиграю, то потеряю семь пунктов или около того. А ничья с Геогадзе отберет у меня четыре пункта, но даст Георгадзе пять пунктов рейтинга. То есть в плане рейтинга это не ничья вовсе, не всем поровну. Я теряю. Вот и Гулиа требовала поражения или хотя бы ничьей, чтобы не только подняться в Дортмунде повыше, но и рейтинг нажить. Ага, ага, сейчас заверну в красивую бумагу, перевяжу ленточкой и подарю.