Его должница (СИ) - Серж Олли. Страница 20

— Их посадили?

— Да, — кивает Алексей. — На десять лет. Мы именно это и отмечали.

— Спасибо, — говорю искренне и не нахожу ничего лучше, как прижаться губами к его ладони, которая застыла возле моего лица. Тут же смущаюсь этого порыва и задаю другой вопрос. — Кушать хочешь?

Алексей хмыкает и шутливо щёлкает меня по носу.

— Не хочу. Я привёз нам кое-что вкусное, — переводит взгляд на пакет. — Разберись с этим, а я пока переоденусь. Запарился в костюме.

— Хорошо, — я спускаю ноги вниз и хочу взяться за ручки пакета, но Баринов подхватывает его первым.

— Я помогу…

Он уходит в сторону дома первым, а я по характерному бутылочному звону понимаю, что меня сегодня собрались напоить.

Ну и хорошо, так даже проще будет разговаривать.

На кухне достаю из пакета вино и разные контейнеры с мелкой закуской. Выглядит все очень дорого и красиво. Явно упаковывали в ресторане. Раскладываю все это великолепие на большие тарелки и достаю из шкафчика бокалы.

Волнуюсь.

Мою фрукты и режу их на кусочки. Нож соскакивает с кожуры яблока и проходится по коже.

— Черт! — отдёргиваю руку и осматриваю ранение. Не смертельно. Даже крови нет.

— Аня, что с тобой?

Алексей снова застаёт меня появлением врасплох.

Я оборачиваюсь и упираюсь руками в столешницу.

— Извини, — закусываю губу и мотаю головой. — Ты прав. Я не в себе.

— Рассказывай, — тяжелеет голос Баринова.

Алексей складывает руки на груди и прислоняется плечом к холодильнику.

Я не не могу не заметить, что в домашней футболке и джинсах он выглядит ничуть не хуже чем в костюме.

Мой взгляд непроизвольно задерживается на мышцах груди и рук.

Да, силы в нем однозначно немеряно. Интересно, он тоже бил Никиту? Или это задача не его полёта?

Все восхищение Бариновым моментально испаряется, и я делаю глубокий вдох, чтобы задать вопрос.

— Скажи, а какая необходимость была применять к Никите силу?

— Не понял? — каменеет Алексей, а его глаза недобро вспыхивают.

— Мне звонила его мама, — тушуясь, начинаю я тараторить. — И сказала, что Никиту избили какие-то люди. Обещала написать заявление…

— Мои люди у него не были, — хмурится Баринов. — Сегодня всем было чем заняться. А избить этого идиота мог кто угодно. У него одних долгов только выше крыши.

— Каких долгов? — охаю я.

— На самом деле по-мелочи и в основном по обслуживанию тачки, — спокойно говорит Алексей. — Но я могу и чего-то не знать.

— Да, точно, ты же читал переписки, — вспоминаю я. — Тогда почему он сказал матери, что это из-за меня? — Спрашиваю, не понимая, кому верить.

— Чтобы пожалели, — усмехается Баринов. — Это же логично.

— Значит, мои вещи сегодня оттуда никто не забирал? — переспрашиваю.

— Нет, — он качает головой. — Даже ключи у тебя не брали.

— Точно… — становится легче мне, и я даже пытаюсь улыбнуться. — Извини? — говорю неуверенно.

— Отработаешь, — хмыкает Алексей и подходит к столу, забирая с него вино и бокалы. — Если это все вопросы, то бери тарелки и пошли обратно к бассейну.

— Пошли, — соглашаюсь с ним.

Вопросы, конечно, у меня не все, но задавать то их тоже нужно, не борзея…

Глава 22. Точка кипения.

Барин

Разомлевшая от вина Аня болтает всякую ерунду.

В потоке этой информации я узнаю, что та самая подруга Мила, которую мы с Саидом откачивали после клуба, нашла себе папика и неделю назад вернулась из Парижа. Ксюше нужно купить новые футболки и определить в школу рисования. А сама Аня обожает конфеты «птичье молоко» и всегда хотела иметь домашнее животное, но ей не разрешали, объясняя тем, что у бабушки аллергия на животных.

— Знаешь, — она с рассудительным видом склоняет голову к плечу и смачно хрустит орешком, — мне вообще кажется, что никакой аллергии никогда не было. Просто бабушка была не готова к шерсти и беспорядку.

— А кого бы ты хотела? — задаю вопрос, поедая взглядом ее распухшие от капсаицина губы.

Я то точно знаю, кого и чего хочу. Ротик вот этой девочки. Но пока в него попадает только сыр и острое канапе с пепперони.

— Собаку, — тянет мечтательно. — Лабрадора или спаниеля.

— В квартире? — хмыкаю я.

— Ну там бы я и на кошечку согласилась, — грустно вздыхает она и допивает свой бокал.

Я подливаю ей ещё. Давай, болтай дальше, Анечка, я хочу знать о тебе все.

— А у тебя были животные? — спрашивает меня.

— Нет, — закидываю себе в рот шарик сыра. — Мама всегда на работе была, а я ей помогал или в секции зависал. Не до заботы о братьях меньших как-то было.

— А твой папа? — спрашивает осторожно. — Где был он?

Я задумчиво кручу в руках бокал, решая, нужна девочке эта правда или нет.

Даже я сам предпочёл бы не знать, что один из тех людей, кто участвовал в разгроме рынка, управляя спецтехникой, и попал под наши карательные меры первым, и был моим отцом.

Мать это добило.

Аню может сильно напугать.

— Никогда его не видел, — вру, пожимая плечами, и резко встаю с шезлонга. — Не хочешь искупаться?

— Нет… — мотает она головой и округляет глаза, — Мне теперь везде змеи мерещатся.

— Ну перестань, — уговариваю. — Я буду рядом.

— Рука, — находит она новый аргумент.

— Ладно, — отстаю и стягиваю с себя футболку.

Ощущаю на своём животе горячий и любопытный взгляд.

— Нравится? — провоцируя Анино смущение, поигрываю мышцами.

— Очень, — краснея, выдыхает она. — Ты — как ходячее пособие по анатомии.

Усмехаясь сомнительному комплименту, замечаю, как блестят ее глаза и сбивается дыхание.

Детка, да ты пьяная! Один бокал!

Подхожу и подаю руку.

Неуверенно вкладывает мне в ладонь пальцы и преданно смотрит в глаза.

Я даже на мгновение теряюсь от ее взгляда. Мурашки расползаются по рукам и позвоночнику, ударяя прицельными в копчик и пах.

Дергаю девушку вверх и размещаю ее руки у себя на груди.

Мое сердце колотится прямо в маленькую ладошку.

Забирай его, маленькая, видишь, как просится.

— Потрогай меня, — хриплю, ласкаясь губами о шейку и кромку ушка. — Смелее… Я весь твой. Ты же хочешь…

А как я то хочу!

Едва сдерживаю стон, когда ласковые пальчики несмело начинают обрисовывать рельеф мышц и спускаются по животу вниз.

— Очень красивый, — мурлычет Аня, — Твёрдый… — хулиганя, бьет кулачком мне в пресс, — как камень.

Ах, детка, знала бы ты, где я на самом деле «твёрдый, как камень», что сейчас просто разорву тебя!

Срываясь, на эмоциях глубоко и немного грубо целую ее губки и стискиваю в руках талию.

Что мне с тобой делать? С мягкой и пьяной? Разложить прямо здесь или унести в дом?

Оглядываюсь на всякий случай по сторонам. Никогда ещё не оценивал свой двор со стороны интимности. Но через трёхметровый забор вряд ли можно что-то увидеть. Да и сумерки уже очень плотные.

Нащупываю на женской спине замочек и дергаю его вниз. Рву ткань с плеч, и платье падает к нашим ногам.

Вау! Вау! Какая неженка!

Оглаживаю руки, грудь, талию, бёдра…

— Теперь почти честно, — прижимаю Анечку к своей груди крепче и снова требовательно впиваюсь поцелуем в ее ротик.

— Леша… — упирается она ладошками мне в плечи. — Подожди…

Тяжело дыша ей в губы, останавливаюсь.

Лёша… Это уже хорошо. Мне нравится, как звучит эта форма моего имени в ее исполнении.

— Что не так?

— Я купаться хочу, — говорит, сжимаясь и нервно облизывая губы.

Дергаю бровью. Серьезно? Снова задняя? Такая отзывчивая и вдруг такая нерешительная. Почему?

— Тебя обижали? — спрашиваю, хмурясь.

— Нет… — мотает головой. — Просто… Я не знаю, как сказать. Мне никогда не было хорошо. Точнее, снова не так…

— А как? — давлю интонацией.

— С тобой целоваться… это гораздо приятнее, чем те ощущения, которые я испытывала от основного процесса раньше. А сейчас сердце заходится, и вот здесь, — она берет мою руку и кладёт себе на низ живота. — Пульсирует и сжимается, как будто ёжики бегают, — хихикает.