Миллион миров с тобой (ЛП) - Грэй Клаудия. Страница 12

Наконец, смирившись с тем, что мне придётся жить здесь, я надеваю одежду, почти идентичную той, что носила вчера, только не так сильно испачканную в песке. Хотя я не могу воссоздать сложную причёску, которую носила Маргарет этого мира, я использую кружевной шарф, чтобы завязать волосы в хвост. Надеюсь, это будет выглядеть уместно. Под моей блузкой висит Жар-птица, которую я буду пробовать весь день. Надев пробковый шлем, я чувствую себя готовой к приключениям. Поэтому я выхожу на улицу, готовясь увидеть археологическую экспедицию во всей красе.

Вместо этого я вижу своих родителей, Джози, Тео и Пола, сидящих вокруг всё ещё горящего центрального костра. На решётке стоит металлический кофейник, и мама нарезает хлеб из буханки, завернутой в нечто похожее на вощёную бумагу. Она всё ещё в халате, а папа читает газету на немецком языке. Глаза Пола встречаются с моими только на мгновение, прежде чем он застенчиво отводит взгляд и принимает хлеб от мамы.

— Не похоже на тебя опоздать к завтраку, — говорит Тео, ухмыляясь. Теперь у него на шее ещё один весёленький шарфик, а его очки окрашены в тёмно-зелёный цвет. — Мумия не давала тебе спать всю ночь?

— Нет, — мне почему-то кажется, что он получит какое-то странное удовлетворение от моих кошмаров, поэтому я больше ничего не добавляю. — Извините, если я проспала допоздна. Я не хочу ничего пропустить.

И это правда. Пока я застряла здесь, я могла бы хорошо осмотреться и изучение древних египетских гробниц будет увлекательным, пока мумии не начнут прыгать со стен.

Мои родители обмениваются взглядами, прежде чем отец говорит:

— Ты ведь помнишь, что сегодня суббота, не так ли, Маргарет?

Я думаю, что мама и папа должны были быть религиозными по крайней мере в одной вселенной.

— Ох. Конечно. Я забыла.

— Хорошо, что ты надела пробковый шлем, — говорит Джози. Она закуривает сигарету, и я вздрагиваю, пока не вспоминаю, что, наверное, никто в этом мире ещё не знает, что курение вызывает рак. — Потому что иначе я бы побеспокоилась, что ты страдаешь от солнечного удара.

— Маргарет только и ждёт, чтобы вернуться к работе, — густой русский акцент Пола, так похожий на акцент лейтенанта Маркова, топит моё сердце. Я смотрю на него, когда он протягивает мне кусок хлеба на синей жестяной тарелке и кружку кофе. Он приготовил мне еду, прежде чем себе. Я улыбаюсь ему так тепло, как только могу, и он опускает голову. Момент должен быть восхитительным, но вместо этого я ловлю себя на том, что думаю о Поле, когда я оставила его дома: голова опущена, как будто стыд и отчаяние, которые он чувствовал, остаточные последствия его раскола, буквально давили на него, мешая двигаться.

— Ты уверена, что с тобой всё в порядке? — папа смотрит на меня поверх оправы своих очков. — Ты побледнела, Маргарет.

— Я в порядке, — я стараюсь оживиться, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Пора сосредоточиться на том, что сейчас важнее всего для Пола, он всё ещё Пол этого мира, по крайней мере, через восемь часов после того, как я прыгнула в эту вселенную. Мой Пол остаётся в Лондонской вселенной. Очевидно, он чувствует необходимость найти тело, прежде чем последует за мной сюда, но это может занять некоторое время. Поиск трупа в реке — это долгая, утомительная работа без гарантии успеха.

Это предмет, о котором я знаю слишком много. После того, как нам сказали, что мой отец погиб, разбив свою машину в реке, я потратила много времени на изучение этого, в основном после того, как я узнала, что он на самом деле жив и в порядке. То, что он вернулся к нам, не стёрло травму от мысли, что он мёртв. Неделями мне снились кошмары, в которых я обнаруживала, что попала не в ту вселенную, что отец, которого я вернула, не был моим, что бы ни придумал мой мозг, чтобы убедить меня, что отец всё-таки умер. Узнать больше о том, что могло бы с ним случиться, если бы он упал в реку... ну, это как-то помогло. Но теперь это означает, что мои знания о том, как выглядит раздутый водой труп, слишком ярки.

Пожалуйста, не позволяйте Полу увидеть это. Пожалуйста.

— Если Маргарет не чувствует потребности в отдыхе, то я не вижу причин, почему бы ей не заняться чем-нибудь сегодня, — говорит мама. — Нам нужны рабочие бригады для раскопок, но не для её набросков. На самом деле, у неё действительно должно быть больше времени в гробницах, когда она сможет рисовать без перерыва.

— И чем скорее ты туда спустишься, тем лучше, — папа поднимает свой кофе ко мне, словно произнося тост. — Мы не хотим, чтобы вчерашний инцидент напугал тебя.

Я подношу к нему свою кружку и делаю глоток, а затем подавляю дрожь, которая проходит через меня. О боже, этот кофе очень крепкий. Безумно сильный. Мне кажется, если я выпью всю эту кружку, то смогу видеть сквозь время. По-видимому, если вы хотели пить кофе до изобретения фильтра, вы должны были это иметь в виду.

— Ей не следует снова ходить в гробницы одной, — предлагает Пол. — Я с удовольствием пойду с ней.

Лицо Тео вытягивается, когда он видит возможность на секунду позже. Возможно, мне следовало бы пожалеть Тео этого мира, но я думаю, что он может сам о себе позаботиться.

— Я была бы рада, — говорю я, и Пол улыбается. Приятно снова видеть его улыбку.

Через двадцать минут он ведёт меня в другую гробницу, вниз по другой лестнице, на этот раз в гораздо больший проход, где легко встать и идти. Фонарь в руке Пола освещает длинный коридор, который, кажется, тянется в бесконечность. Когда он поднимает его вверх, его свет показывает иероглифы и картины на стене. Весь египетский пантеон стоит передо мной, выкрашенный в охру, кобальт и золото: Умун-ра с изогнутым клювом, Исида с распростёртыми, как крылья руками, Анубис с тёмной шакальей головой, ожидающий, когда мёртвые уйдут в подземный мир.

— Это потрясающе, — шепчу я. Мои пальцы тянутся к символам, но я знаю, что лучше их не трогать.

— Почти целы, — голос Пола звучит гордо. — С помощью твоих эскизов мы сможем перевести их. Люди, умершие три тысячи лет назад, снова заговорят.

Я открываю свой альбом для рисования, который ещё не успела просмотреть. Здесь я рисую столько же, если не больше, иногда цветными карандашами, иногда простыми, и моя работа раскрывает гораздо более мелкие детали, чем я когда-либо рисовала дома.

— Ты единственная, кто не изучал египтологию, — добавляет Пол. — По крайней мере, формально. Но именно ты можешь сделать величайшие открытия из всех.

И тут меня осенило: папа не шутил, что я занимаюсь “семейным ремеслом". Здесь я тоже египтолог. На этот раз я не просто за компанию. Я работаю вместе с мамой и папой. Я часть команды. Такого раньше никогда не случалось.

Подождите, нет. Это правда для Ведьмы, вот почему она часть планов Главного Офиса. Но она не должна быть единственной, потому что это кажется невероятным.

Видите ли, мои родители никогда не заставляли меня чувствовать себя плохо из-за того, что я не унаследовала их научный гений, как это сделала Джози. Они всегда поощряли моё творчество и никогда даже не предполагали, что мой вид творчества менее важен, чем их. Тем не менее, именно они переопределили законы физики. Я меня была ровно одна выставка в галерее в жизни. Трудно не чувствовать себя незначительной, когда родители фактически Мари и Пьер Кюри. Что мне нужно создать, чтобы соответствовать Жар-птице? Может быть, нарисовать Сикстинскую капеллу.

Но здесь моим родителям нужны мои работы. Я, часть их открытий и их триумфов. Это знание заполняет дыру в моём сердце, о существовании которой я даже не подозревала до этой секунды.

Может быть, вы думаете, что быть идеальным путешественником, путешествовать по измерениям, было бы так же полезно. Разница в том, что это было сделано со мной. Как бы ни был велик этот дар, но его бремя вполне реально. И опасность. И то, что я сделала неправильно. Это, однако — эти наброски древнеегипетских иероглифов — это чисто моё. Полностью моя собственная работа, рождённая из искусства, которое я люблю.