Ледник - Йенсен Йоханнес Вильгельм. Страница 26

Щедрые материнские руки Воор необычайно искусно справлялись с коровьим молоком. Она приготовляла из него творожный сыр. Это сделалось само собой – ведь молоко сохраняли в сычугах и у Воор всегда был запас круглых сырных лепешек. Когда мужчины возвращались домой со своих водяных трудов – с кораблестроения, рыбной ловли или плавания по озерам, они не знали, как и благодарить мать за ломтик сыра.

Мальчики в благодарность делали для нее костяные ножи и шила. А Видбьёрн заинтересовался пряжей, которую терпеливо сучили пальцы Воор и ее дочерей, – особенно после того, как сам начал плести неводы для рыбной ловли. Для этой цели им требовалось много пряжи, и он, как всегда, постарался найти кратчайший путь; повозившись денек-другой и посверкав глазами, он подарил Воор веретено, с помощью которого можно было получать в десять раз больше льна, чем работая такое же время одними пальцами. Веретено состояло из палочки с насаженной на него круглой бляхой, которая – стоило ее пустить в ход – вертелась сама собой, хорошо вытягивая пряжу; ссученные нитки наматывали на палку и продолжали прясть, не боясь, что пряжа спутается. Веретено имело большой успех у женщин и, не переставая, жужжало в доме.

С тех пор как снова был добыт огонь и Воор обожгла себе большой запас горшков и корчаг, она стала также делать масло. По правде сказать, изобретение это обязано было своим происхождением личной потребности Воор: она любила натираться ароматными мазями. Сначала они и дочери натирались густыми сливками, плававшими поверх молока, так что их легко можно было снять. Но мазь эта особенно била в нос, если ей давали постоять некоторое время, а еще лучше, если ее усердно взбалтывали в горшке. Это стоило порядочных трудов, и женщинам приходилось заниматься этим поочередно, но они охотно трудились, пока сливки не сбивались в масло, которым они могли натереться. Видбьёрну тоже очень понравилась эта мазь, но, по грубости натуры, он предпочитал ее для внутреннего употребления, и Воор приготовляла для него большие порции этой мази. Мало-помалу масло стало своего рода лакомством, вносящим разнообразие в ежедневный обиход.

В выпечке хлеба Воор тоже сильно продвинулась вперед; но все, что касалось зерна и земледелия, введенного ею, было связано с ее особым таинственным союзом с землею, специальным женским культом, начало которому было положено в тот счастливый день, когда вновь был приобретен огонь.

ОТТЕПЕЛЬ

Видбьёрну все доставалось словно в подарок. Когда ему, проклятому отщепенцу своего племени, пришлось отправиться в изгнание, судьба надоумила его добраться до более благодатных мест, до рая животных (где, однако, сам он никогда не чувствовал себя дома); кроме того, – уж благодать так благодать! – сам климат изменился, стал теплее. Видбьёрн стремился на юг, и юг шел сам ему навстречу.

Солнечный диск обещал северу великую оттепель. Ледник внезапно и быстро пошел на убыль. Вначале Видбьёрну еще виден был с того места, где находилось его жилье, зеленоватый отблеск льда на северо-западном краю неба; но потом отблеск этот все дальше и дальше удалялся и наконец совсем исчез – Ледник скрылся за горизонтом. И неудивительно – такая погода способна была растопить горы. Теплые ливни и грозы почти не прекращались. Всю весну над землею носились тучи, грозившие потоком; порою солнце прорывалось сквозь них и дарило земле такую яркую многообещающую улыбку, что даже животные подымали головы от мокрой земли и оглядывали мир, словно первозданный.

Черные градовые тучи, прорезываемые молниями, носились по небу и при ярком солнце убеляли землю градом. Когда же туча проходила и раскаты грома затихали вдали, над зелеными лугами перекидывалась радуга, а на травинках трепетали сверкающие капли дождя, словно слезинки на ресницах ребенка. Одна, две и даже три чудесные радужные дуги перекидывались одна над другою по небу – окрашенные райскими цветами мосты, не то опирающиеся на землю, не то висящие между облаками и победоносным солнцем. Каждая туча знаменовала проигранное сражение, порождавшее надежду.

Дни и ночи с неба отвесной стеной падал дождь, полосуя и бороздя землю; озера вздувались, реки переполнялись, выходили из берегов и, пенясь и крутясь, неслись, неслись по низменности к морю. Но дождь был теплый и нес в своем неистощимом лоне зародыш нового времени.

У детей Видбьёрна глаза загорались, когда они глядели на дождь, от которого выскакивали на поверхность земли лужицы, словно кучки человечков, которые на минутку подпрыгивали к небу и опять падали и уходили в землю, а дождь приносил все новых и новых. Радуга осеняла детство потомков Видбьёрна, суля им все блага мира.

Зима все еще ежегодно возвращалась, но холод уже не держался так долго, и оттепель с каждым разом все усиливалась. Каждую весну низменность наводнялась, и Видбьёрну не раз пригодились его суда для спасения своей семьи и своего добра. Временами вся местность покрывалась водой, из которой торчали только более высокие места в виде островков и холмов, куда толпами бешено кидались дикие звери, так что страшно было подойти к ним, да множество утонувших зверей плавало вокруг. Видбьёрн, строивший свои корабли во многом ради забавы, теперь начал понимать, что строил их недаром; эти игрушки могли сослужить службу и в настоящей беде. И Видбьёрн улыбался так, что лицо его сияло.

Разве солнце не друг ему? И разве он не может довериться земле? Ведь она сама дала ему огонь, когда он был одинок и лишен огня. Солнце и земля совместными усилиями растопили Ледник и дали ему огонь. Никогда не забыть Видбьёрну того дня, когда почва, неподалеку от его жилья, вдруг разверзла дымящуюся пасть и изрыгнула из недр своих огонь; это был ужасный миг, повергший всех в несказанный страх, но затем этот страх сменился бешеной радостью.

Вся земля дрожала, словно предвещая близкий конец, раскаты грома неслись из самых глубин ее; ужасные подземные толчки сбили с ног самого Видбьёрна, а с болот слышался невероятный вой – животные совсем обезумели и смешались в кучу, не разбирая ни друзей, ни врагов.

И в самый разгар смертельного ужаса и оцепенения Видбьёрн вдруг увидал, что из трещины в земле пышет огонь и кусты вокруг нее пылают. Он вскочил и сообразил, что это за чудо; с бессмысленным смехом, шатаясь, кинулся к огню; земля ходила под ним ходуном, он падал, со смехом вскакивал опять на ноги, и наконец добрался до огня. Сердце готово было выпрыгнуть у него из груди от счастья и благодарности. Огонь! Огонь! Он добыл огонь и закричал в порыве бешеной радости, ураганом понесся домой,

к Воор, которая лежала, прижавшись лицом к земле, и замахал над головою горящей веткой. Огонь! Огонь! Да, земля даровала Видбьёрну огонь, ибо она добра.

Когда огонь запылал в жилище, Видбьёрн вышел на дождь и заплакал; дождь и слезы струились по его бороде, а он, упоенный, ослепленный благодарностью, не сводил глаз с освещенных солнцем облаков.

С тех пор прошло много лет, и у Видбьёрна были уже взрослые сыновья, которым он мог рассказать о своей дружбе с землею и с солнцем. И каждую весну Видбьёрн зажигал большой костер в память о богатстве и щедрости земли. На этом костре он сжигал молодого жертвенного быка, и раз само небо милостиво довольствовалось дымом, то Видбьёрн с сыновьями всласть угощались аппетитно поджаренным мясом. Огонь был дарован Видбьёрну в ту пору года, когда кукует кукушка и северное небо светится по ночам от солнца, которое не уходит далеко. В эту-то пору он ежегодно и зажигал свой веселый костер в память о первом костре, зажженном для него самой землею.

С тех самых пор люди стали разводить костры в этот день, даже когда были далеко друг от друга, и не могли видеть братских огней. Обычай этот с тех пор никогда не забывался на Севере.