Феерическая Академия (СИ) - Юраш Кристина. Страница 18

Внезапно в нашей лягушачьей жизни появился яркий просвет, а станция «Вылезайка!», порадовало наши несчастные бородавочные тельца.

— Первый пошел, — произнес Оберон, хватая соседнюю со мной из жаб. «Любовь, это лягушка. Никогда не знаешь, какую вытащишь!», - задушевно начал внутренний голос, пока слышалось протяжное и возмущенное «ква».

— Поцелуй меня, любимый, — писклявым голосом сладенько произнесла лягушка, а я неожиданно для себя почувствовала укол ревности. Коварные жабы уже просекли, что тут кого-то расколдовывать собрались, и решили воспользоваться возможностью! – Это я, любимый…

— Аааааа!!! – неожиданно басом завопила лягушка, вылетая в открытое окно. – Да как вы смеете! Я Арденбальд Шестой!

Рука Оберона достала следующую, а я смотрела на эту картину вместе с другими, затаив дыхание. Хоть бы муха не пролетела. При виде мухи я не могу держать язык за зубами!

— Я так ждала тебя, мой принц! Это я – твоя рабыня! – нежно и приторно проворковала большая серая жаба. – Ты меня не узнаешь?

— До свидания! – произнес Оберон, а ее постигла та же самая участь. «Я, между прочим, принцесса! Вы не смеете так со мной обращаться!», - возмущалась неудачливая участница нашего целовательного марафона.

— Я – твоя фея! – сориентировалась следующая участница, выпячивая губки. – Твоя маленькая фея! Ква! Ой!

Рука дотянулась до моей соседки, а я с мысленной улыбкой наблюдала за королевским отбором.

— Не трогай меня! – послышалось гневное. Оберон застыл, подозрительно глядя на огромную зеленую жабу. – Мое второе имя?

— Чарльз? – предположила жаба и тут же полетела в окно. «Гордон?», - предшествовало еще одному «шмяк». «Та не честно! Какая первая буква?», - баском уточнила серая жаба, надувая свой пузырь. «Сигизмунд?», - снова послышался «шмяк». «Эврануарии!», - произнесла очередная жаба, писклявым голоском, а я понимала, что недооценила короля фей.

— Эвра… что? – уточнил Оберон, а жаба выпятила губки. Наши квакательные ряды редели на глазах, а я уже чувствовала, что тут одно из двух. Либо он задушит жабу. Либо жаба его!

— Эврануарий! – пояснила писклявым жаба, требуя поцелуя. – Меня так зовут! Очень популярное имя! Эврануарий пе…. Да что вы себе позволяете!

— Все, что считаю нужным, — отозвался Оберон, вышвыривая Эврануария в окно. За окном шло обсуждение среди выбывших. Ставки, конечно, они не делали, но кваканье обиды разносилось по всему саду. «По-любому ту, зеленую выберет!», - послышался под окнами недовольный голос. «Готова спорить на светлячка, что рыжую!», - вторил второй голос.

И вот мы сидели друг напротив друга.

— Сильно пострадала? – послышался вопрос, а у меня челюсть отпала от неожиданности. Я-то уже представляла себе целый разнос с последующим выносом мозга вперед мозжечком. – Молчишь?

Оберон смотрел на меня странным взглядом, а я пыталась понять, какой логикой руководствуется король фей, и где ее можно взять. Я разведаю местечко и постараюсь его уничтожить!

— Альбераунт, — произнесла я, глядя на его бледное лицо и задумчивый взгляд. – Твое второе имя – Альбераунт…

— Семь лет, — послышался внезаапно голос, а я смотрела на сверкающие пуговицы его алого камзола. – Семь лет невезения за убийство феи. Ты все-таки ее убила. Брось магию, пока не поздно. А то у меня есть предчувствие, что однажды я вернусь на пепелище.

Он подложил руку под подбородок, а я соблазнительно выпятила губы. Я видела странную улыбку, которая перерастала в страдальческий смех, напоминающий всхлипы.

— Ну, — потребовала я, чувствуя, как ледяная корка обиды дала трещину. – Ты меня целовать будешь?

— Нет, — послышался голос Оберона, а он покачал головой.

— Что значит, нет?!! – возмутилась я, понимая, что рано перестала обижаться. – Тебя что? Жаба душит?

— У жабы лапки слабые, — выдохнул Оберон, снова задумчиво умолкнув. Я не понимала, почему он молчит, задумчиво глядя на цветы и драгоценные камни.

— Ну, — позвала я, демонстративно выпячивая губы. – Где мой поцелуй? Чмок! Чмок! Я требую взрослый поцелуй, а не детский! Ква!

— Не мешай, — отозвался Оберон, а его лицо снова стало надменным, а взгляд презрительным. – Я пытаюсь найти в тебе что-то хорошее.

— Только без вскрытия! – возразила я, понимая, что из хорошего во мне только доброе, но злопамятное сердце и чистая, светлая, как сопля младенца, душа. – Не нравлюсь – отпусти!

— Не отпущу, — послышался голос, а он встал, снова глядя на свои камни и цветы, разложенные по комнате. — Думаешь, так легко проникнуться симпатией к человеку?

— Что ты имеешь против людей? – спросила я, поглядывая в сторону открытого окна.

— Меч, — усмехнулся Оберон. – Этого пока что вполне достаточно, чтобы мы могли с ними вежливо поговорить и все обсудить.

Снова повисла гнетущая тишина, а я искренне не понимала, как же так? Меня тут, значит, удерживают, чтобы тихо ненавидеть? Что-то я мало что понимаю.

— Ты меня ненавидишь? – спросила я, глядя на надменное лицо короля фей. – Давай ты временно поненавидишь кого-нибудь другого, а я меня пока полюбит кто-то другой?

— Что ты, принцесса, я люблю тебя, — послышался странный, горький и в тоже время насмешливый ответ. – В твоих сверкающих глазах, мне хочется утонуть…

— А ничего, что они у меня коричневые? – с усмешкой отозвалась я, понимая, что дежурные комплименты исходя отнюдь не из искренне-любящего сердца. — Не знаю, как ты в них тонуть собрался…

— А губы напоминают лепестки роз, — насмешливо продолжал Оберон.

— Сразу уточняй, какие губы, а то я еще от карих глаз не отошла, — вздохнула я, сидя на столе. – Продолжай. Я внимаю тебе всей самооценкой!

— Твой голос, звенит, как ручей, — все так же странным голосом продолжал Оберон, а я понимала, что ни о какой любви с его стороны речи быть не могло.

— Особенно, когда я простудилась! – кивнула я, не понимая, к чему он клонит. – Прямо такой ручей звенит, что можно смело подходить в темноте к ничего не подозревающей жертве и хрипеть на ухо. Пока он не утонет в коричневом море… Давай, ласкай мою самооценочку…

Он обернулся, а я уже пыталась слезть со стола, но взгляд застал меня врасплох.

— Ты продолжай, — успокоила я, пока одна лапа висела в воздухе. – Ты там на ручье остановился… Напоминаю, мы ищем во мне что-то хорошее!

— Ты куда собралась? – произнес Оберон, пока я свесилась, пытаясь оценить высоту стола и свои возможности. Я так понимаю, он у нас избалован женским вниманием? Хорошо, я – очень принципиальная жаба!

— Я собираюсь уйти и хлопнуть дверь твою самооценку, — гаденько ответила я, вспоминая, что среди жаб встречаются и ядовитые.

— Ладно, иди сюда! – произнес он с насмешкой, а я решила ускориться, но меня поймали в руку.

— Ваше Величество! Не трогайте меня своими руками! – возмущалась я. – Я вами немного брезгую!

— Что?!! – я увидела такое лицо, от которого лапки тут же прикинули, что нужно сматываться.

— Да, — гордо ответила я, прикидывая, куда бы половчее спрыгнуть с его ладони. – Я – очень брезгливая жаба. А то тянуться к тебе чьи-то губы, а ты думаешь, фу, какая гадость! Лезут тут всякий принцы-короли! Как будто целовать больше нечего!

Я отвернулась, понимая, что только что где-то затаилась смертельная мужская обида, которая выпрыгнет при первом же удобном случае и загрызет меня. «Ты с ума сошла!», - взмолился внутренний голос, влезая в воспитательный процесс.

— Хватит вредничать! – приказал Оберон, а я попыталась укусить его за палец. Поскольку с зубами у меня была напряженка, получилось как-то очень игриво и даже немного эротично. Через пару минут я сидела в укромном месте под кроватью, размышляя на тему: «Сколько мне осталось жить?». Пессимист уверял, что считанные секунды, а оптимист утешал, что пару минут. Еще бы! Я его за нос укусила!

— Вылезай, — послышался холодный голос. – У меня терпение небезграничное.

— Ква! – вздохнула я, прощаясь с этим замечательным и очень гостеприимным миром.