Феерическая Академия (СИ) - Юраш Кристина. Страница 61

Крейддилад промолчала, опустив глаза и улыбнувшись.

— Я понимаю, какой путь вы проделали с ней, чтобы услышать одно и тоже. Чудовище невозможно любить, — послышался ее голос, а она улыбнулась, глядя мне в глаза. – Я никогда не любила Оберона.

— Ты его не любила? – опешила я, чувствуя, как до меня начинает доходить.

— Нет. И те, кто были после меня, видимо, тоже, раз ты пришла сюда, — пожала плечами красавица, глядя прекрасными и необычными глазами на любимые цветы. – Никогда. Отца сейчас нет здесь, поэтому я могу тебе все рассказать… Мне нет смысла лгать тебе. Знаешь ли ты, что такое быть принцессой фей? Хорошо, спрошу по-другому, знаешь ли ты, что такое быть дочерью самого могущественного короля? Моя мать Меривеза была королевой фей. Ее сестра Мелюзина однажды предложила моей матери прогуляться втроем в лесу. Там, где они когда-то выросли… Вот он, этот лес…

Я осмотрелась по сторонам, понимая, что у некоторых злодеев было трудное детство.

— Внезапно Мелюзина исчезла, и появились люди. Я тогда была совсем маленькой. Люди кричали, что феи похищают детей, чтобы она бросила ребенка. Мать не ожидала, что люди бросятся на нее, и звала сестру на помощь. Но тети Мелюзины нигде не было. И тогда она перенесла меня в волшебный мир, а сама не успела. Ее схватили… Отец был безутешен. В тот же день он отправился к своему брату Ллевелису, который правил людьми. Ллевелис сказал, что ему очень жаль, но он не может отвечать за поступок каждого человека. И что феи иногда позволяют себе творить зло. Отец был в ярости. Он кричал, что все люди заслуживают смерти, что он сотрет с лица земли весь род людской. Помню, как тетя Мелюзина утешала меня, а я сидела у нее на коленях и все время спрашивала, где мама?

Значит, Моргауза была здесь. А раз не успела сделать записи, то за ней погналась тьма. Так она оказалась в моей квартире… Бедная фея, она и так натерпелась, а тут еще и я…

— И тогда мой отец решил призвать древнюю силу для защиты страны фей. Я помню, что все было словно в огне, а из этого огня вышел Оберон в страшных доспехах, в порванном плаще. Я помню, как отец предлагал ему сокровища волшебной страны, но Оберон не соглашался. И тогда отец предложил меня. Словно вещь, которой мог спокойно распоряжаться. Оберон усмехнулся, глядя на меня и согласился. Отец сказал всем, что использовал древнюю магию и создал чудовище, способное поставить мир на колени. А мне приказал молчать. Мне нет смысла лгать тебе. Отец был в отчаянии. Цена обращения к древней силе в случае неудачи была его жизнь. Возможно, именно поэтому он так поступил, — спокойно произнесла Крейддилад, а ее крылья покачнулись.

Я слушала, зажав рот рукой и понимая, что если это – правда, то все куда страшнее, чем казалось на первый взгляд.

— Время шло, а я жила словно в тюрьме. Меня редко показывали даже волшебному народу. Я разговаривала с цветами, светлячками, деревьями. Они были моими единственными друзьями, — задумчиво произнесла фея, срывая колокольчик. – И однажды я вспомнила про обещание отца. Я вынуждена была делать вид, что люблю отца, но в глубине души ненавидела его… Я смотрела на его чудовище, понимая, что только благодаря ему смогу вырваться. Никто не отважится бросить вызов могущественному Ллуду, кроме него. И тогда я стала приручать чудовище. Потихоньку, продуманно вселяя в него любовь. И чудовище полюбило… А я нет. Но мне пришлось прикинуться влюбленной. Отец, когда узнал, был вне себя от гнева. Мне это было на руку. Приходилось играть двойную игру, но я была уверена, что однажды все получиться. Отцу я шептала, что Оберон пытается меня забрать, а Оберону, что отец меня не отдает… И вот отец бросил вызов Оберону. Я так ждала этого дня… Если бы ты знала… День моей свободы! Я не знаю, как так получилось, и чье заклинание меня убило, но теперь я здесь и ничем не могу помочь тебе. Мой отец проклял Оберона, сказав, что отныне он живет, поглощая жизни девушек. Убивает их каждым поцелуем. Чтобы каждый раз Оберон чувствовал ту самую боль потери, которую чувствовал сам Ллуд.

Я молчала, опустив голову. Неужели все напрасно?

— Знаешь, что самое страшное? – Крейддилад склонила голову, глядя на меня. – Ты думаешь, что это – заколдованный принц. Нет, это не принц. Это чудовище, которое я при помощи любовной магии превратила в принца. И он оставался принцем до тех пор, пока не изменил мне с другой женщиной. Таковы условия заклинания, которое ты сняла. И он знал об этом. Так что ты зря сюда пришла.

Я упала на колени, чувствуя, что силы изменяют мне. По щекам текли слезы, а я глотала воздух, пытаясь принять то, что принц оказался вовсе не принцем… Что это не какие-то злые чары превратили его в беспощадное и хладнокровное чудовище. Что это чары превратили его в принца, которого я знала…

— Мамочка, — всхлипнул Павлик, обнимая меня за шею маленькими лапками. – Не надо так плакать… Когда ты плачешь, я тоже хочу плакать… Ой! А что у тебя с рукой! Почему на ней черная паутина? Мамочка!

Я сквозь слезы посмотрела на левую руку, узор на которой был похож на кружевную перчатку до самого локтя.

— Все хорошо, просто это рукав… Татуировка… Эм… Так модно! – начала оправдываться я, чувствуя, что оправдываюсь перед Павликом уже весь день. – Не волнуйся. Это просто такое волшебное … эм… украшение…

— Забавная ты, — усмехнулась Крейддилад, глядя на мою руку. – Ты ведь понимаешь, что тебе недолго осталось… Ответь мне на один вопрос. Ты кого любишь? Принца или чудовище, с которым недавно познакомилась?

— Я люблю Оберона, — прошептала я, пряча подолом юбки от любопытного Павлика свое «украшение». – И мне все равно, кто он.

— Даже так? – удивилась Крейддилад, глядя на мою руку. – Интересно, какое ты заклинание применила, чтобы чудовище к тебе так привязалось?

— Я не применяла никаких заклинаний! – возмутилась я. – Один раз уже после того, как он обернулся чудовищем, я бросила в него заклинание любви, но оно не подействовало!

— Как интересно, — рассмеялась колокольчиками Крейддилад. — Ты рассчитывала, что такое простенькое заклинание подействует на него? Я сотню лет использовала самые мощные чары, постепенно вселяя любовь в его сердце, а ты думала, что одно заклинание способно все изменить? Есть одна вещь, которую ты не учла. Насколько я знаю, мой дядя Ллевелис по приказу моего отца проклял Оберона тем, что он умрет вместе с той, которая его вызвала. Как только умирает она, умирает и чудовище…. Пибэди, пабэди ду!

Я вспомнила о том, что что-то подобное говорил дракон, но тогда я не предала этому значения, а сейчас память воскресила момент, когда поверженный дракон лежал у ног Оберона.

— Так что чудовищу осталось совсем немного. Как только умрешь ты, начнет умирать и чудовище. Хочешь сохранить жизнь чудовищу? Тогда найди цветок, который останется после смерти той феи, которая его любила! Если такая вообще найдется. Как только чудовище прикоснется к такому цветку, а капля сока попадет ему на кожу, он будет спасен… И если в его душе, пусть даже очень глубоко, была любовь к этой фее, то она снова вернется к жизни! — улыбнулась Крейддилад. – Иначе про вас придумают какую-нибудь романтическую балладу… Или очередную легенду про то, как я бросилась в гущу сражения, не выдержав того, что любимый отец сражается с любимым мужчиной. Я ненавидела Оберона точно так же, как и ненавидела отца. Если бы я любила отца, то разве хотела его свергнуть и получить свободу в придачу к короне?

— Что ты только что сказала? – послышался голос, а я вздрогнула, упустив тот момент, когда вокруг стала расползаться тьма. – Ты ненавидела меня? Так это ты все сделала! За что? За что? Я любил тебя больше всех, я заботился о тебе, я оберегал тебя! Я хотел, чтобы он хранил память о тебе, как храню ее я!

Крейддилад смотрела на тьму, а потом вздохнула.

— Может, именно за это? – спросила она, глядя красивыми равнодушными глазами и исчезая в цветке. – Подслушивать нехорошо, отец.

Я опасливо косилась на тьму, быстро доставая свои бумаги из корсета. «Перенеси меня туда!», - шептала я, лихорадочно тыкая палочками в сердечки с вензелями. Связываться с тьмой мне не хотелось. Павлик дрожал, как мышь, хотя он и был всего лишь маленьким мышонком.