Моя по контракту (СИ) - Малиновская Маша. Страница 21

— Один раз с бабушкой, мне тогда лет двенадцать было.

— Ты описываешь в курсовой объект, на котором сама, считай, не бывала.

— В интернете достаточно информации, тем более, что пробы воды мы брали.

— Мы — это…?

— Инна — моя сокурсница, с которой пишем курсовую, и её парень. Он тоже член экологического кружка.

— Не он, случайно, фотки эти сделал?

По моему выражению лица Грачёв понимает ответ и почему-то хмурится. Олег этот и мне, собственно, не понравился, но это чисто субъективно, и плохим человеком это его не делает.

Орловские озёра расположены совсем недалеко от центра района и примыкают к промзоне. Два овала правильной формы, соединённых узким перешейком, над которым перекинут красивый мостик с коваными высокими перилами. Кусочек природы среди бетона и выхлопа автомобилей, прекрасное место.

Зона вокруг пешеходная, так что машину Стас останавливает далековато.

— Вот исследования проб воды из лаборатории, — достаю распечатку, когда Грачёв глушит мотор. — Содержание кадмия в предоставленном образце составляет шесть микрограмм на единицу, а предельно допустимая норма — от одной сотой до трёх десятых. Утки погибли от интоксикации.

Стас забирает у меня из рук бумагу и внимательно изучает, сдвинув брови.

— Хм… лаборатория вызывает доверие, но вот кто и как собирал образцы… Свои сейчас возьмём.

Теперь уже приходит мой черёд удивиться. Он меня не отшил и даже помогает. Замешан? Или действительно помогает мне? Последнее, конечно, предпочтительно, но маловероятно.

Мы выходим из машины и идём по аллее к озёрам. Они немного в низине, вокруг зона отдыха. Берег слева оформлен, стоят лавочки, но народу нет, хотя погода такая, что только и гулять у воды. Кажется, и причина понятна — запах. Не сказать, что сильный, но есть. И причина запаха тоже понятна.

С одной стороны серебрится полоса вдоль берега.

— Это…

Стас указывает пальцем перед собой, когда мы подходим ближе.

— Мёртвая рыба, — констатирую очевидное.

Зрелище, мягко говоря, жуткое. Мелкая рыбёшка тонкой полоской серебрит кромку воды, видно несколько мёртвых птичьих тушек — погибшие от отравления утки и утята. И вокруг какая-то неестественная тишина.

— Кошмар, — шепчу я, закусив губы.

Нет, я не сумасшедшая любительница пернатых и хвостатых, но я не просто так решила стать экологом. Я люблю природу и считаю, что человечество позволяет себе лишнего, и это обязательно нам аукнется.

А от увиденного у меня начинает колотиться сердце. Как же это несправедливо!

Стас стоит сзади, а я зажмуриваюсь, стиснув кулаки. Слёзы подступают против воли, как ни пытаюсь их сдержать.

— Эй, — чувствую на плече его ладонь, — ну… Аська, не надо.

Я всё же не сдерживаюсь и приглушённо всхлипываю. Стыдно почему-то. Сейчас снова посмеётся и малолеткой назовёт.

Но Стас вместо этого берет меня за руку и вдруг притягивает к себе. Я так расстроена, что не противлюсь этому, просто утыкаюсь ему носом в грудь и глубоко дышу, пытаясь успокоиться.

От него так приятно пахнет. Знакомо. Я за эти несколько недель привыкла к его запаху. Пару раз просыпалась носом в его подушке, когда Стаса уже дома не было. И сейчас, вдыхая, я расслабляюсь. Мне не хочется сражаться с ним, мне хочется выдохнуть. Хоть ненадолго.

— Попробуем разобраться, Змеевна, я помогу.

— Правда? — поднимаю на него покрасневшие глаза.

— Правда, — Стас улыбается мягко.

И вдруг небо, что хмурилось и тяжелело с самого утра, прорывает первым в этом году громом и внезапным потоком дождя. Как будто кто-то его просто включил, обрушил завесу после первых нескольких капель.

Грачёв хватает меня за руку и бегом увлекает к небольшому детскому павильончику рядом с лавочками. Мы забегаем очень вовремя, потому что дождь становится ещё сильнее. Такой обычно долго не идёт, лучше переждать, чем промокнуть до нитки, добираясь до машины. Понадобится пара секунд, чтобы и трусы промокли.

Мы остаёмся ждать, пока непогода позволит нам уйти. Вода в озере, пронзаемая острыми иглами дождя, становится тёмной и мутной. Зябко, ведь павильон имеет лишь крышу и заднюю стенку, а с боков только витиеватая кованая сетка. Ветер гуляет, заставляя поёжиться и обхватить себя руками.

— Иди сюда, — Грачёв подходит сзади и обхватывает меня руками, прижимая спиной к своей груди.

— Не надо… — протестую, пытаясь выпутаться, но он не отпускает.

— Надо. Спина твоя ещё не выздоровела, заново простудишь.

Если честно, сопротивляться не хочется. Я и правда замёрзла, а он такой тёплый. И сильный. И твёрдый как камень.

У меня никогда не было в жизни человека, чтобы рядом с ним я могла хотя бы ненадолго расслабиться. Кого-то сильного и надёжного. Такого же твёрдого.

Я всегда знала, что бабушке трудно, и старалась не нагружать её ещё и своими какими-то проблемами.

С Грачёвым всё неоднозначно, но я могу себе позволить хотя бы на несколько минут просто попробовать расслабиться. Хоть для эксперимента, просто попробовать.

Я замолкаю и принимаю его объятия. Так намного теплее, да. Я бы сказала, даже жарко, потому что внутри меня сердце начинает качать кровь заметно быстрее.

И это не предел. Дыхание сбивается, когда на шее я ощущаю его губы, дёргаюсь, но Стас снова удерживает, чуть сжимая.

— Тише, мышка, — шепчет, — не бойся.

Тело внутри взрывается той самой щекоткой, топит негой, будто лишает последних сил. Мягкие, едва ощутимые поцелуи будоражат и вместе с тем ввергают в какой-то гипноз, ещё более вязкий, чем тогда у бассейна.

Он целует за ухом, потом скулу, щёку, а потом разворачивает к себе и накрывает мои губы.

Ноги подкашиваются, когда его губы раздвигают мои, а язык завладевает ртом. Но широкая ладонь на спине держит крепко.

Я плыву. Понимаю это и не сопротивляюсь течению. Поддаюсь. Мне хочется. Потом буду корить себя, ругать, ведь это Стас, я запрещала себе даже на грамм допускать мысль, что он мне может понравиться. Он сложный, и вся наша ситуация тоже сложная. Но… сейчас его губы такие мягкие и приятные, и мне так хочется тепла.

Потом я обязательно снова возведу между нами стену. Вокруг себя. Потому что она мне нужна. Но сейчас… Сейчас его рука ныряет мне в волосы, чуть оттягивая голову назад. Стас разрывает поцелуй, мгновение смотрит мне в глаза, удостоверяясь, что я принимаю его, а потом снова обрушивается с поцелуем, только на этот раз уже иным. Таким, что нега, растекшаяся внутри, будто возгорается, несётся по венам огнём, будоражит и взвинчивает. Тревожит и пугает меня, но полностью парализует инстинкт самосохранения.

Я целовалась с парнями, не без этого. Но разница в том, что теперь меня целует мужчина. Взрослый, уверенный. Не оставляющий времени на сомнения.

— Дождь закончился, Змеевна, — слышу негромкий голос и будто выныриваю обратно в реальность. — Нам лучше прекратить, если не хочешь, чтобы наш брак стал настоящим прямо здесь. Давай возьмём пробы и уберёмся отсюда.

— Ася, ты вообще меня слушаешь?

Бабушка машет у меня перед лицом ладонью, а я отмираю и фокусирую на ней взгляд. Она продолжает рассказывать, что новые соседи справа уже совсем оборзели, вывесив на лицевую сторону двора нижнее бельё, и всей улице теперь приходится наблюдать, какие у них простыни и трусы, а я едва держусь, пытаясь находиться мыслями здесь, но снова и снова уплываю.

— Конечно здесь, ба.

Отламываю кусочек домашнего печенья, улыбаясь её осуждающему взгляду, и снова мысленно уплываю.

У бабушки я уже третий день. После поцелуя у Орловских озёр я была сконфужена и растеряна. В машине молчала до самого дома, да и по приезду не знала, что сказать. Смотреть на Стаса было… странно. Взгляд прилипал к его губам, отчего по телу ползла дрожь, а во рту становилось сухо. Низ живота щекотал, когда я, стараясь не смотреть на губы, опускала глаза и натыкалась на руки. Мозг снова и снова в деталях прокручивал момент за моментом, когда Грачёв меня обнимал и целовал.