Мой муж – мой босс? (СИ) - Белая Яся. Страница 18

— Если бы, — вздыхает Лампа. — Реалити-шоу!

— Реалити?.. — неверяще переспрашиваю я.

— Ага… Снимали людей, как хомячков в клетке, и вывалили на экраны. Но обычная жизнь стандартна и скучна. А зрителю нужен экшн, интрига, драма… Зрителю нужно то, чтобы заставило его включить этот канал завтра, и послезавтра, и ждать с нетерпением трансляции… Поэтому Давлат придумал просто гениальную, как ему показалось идею: реалити-шоу в отредактированной реальности.

— В отредактированной? — повторяю я. — Это как вообще?

— Очень просто — сценарий придумывал сам Давлат. Разумеется, участник понятия не имел о том, что он где-то участвует. Но с ним вдруг начинала твориться редкостная дичь: то родня его не узнавала, то он просыпался будто в своей, но в тоже время не в своей квартире, то у него появлялись знакомые и друзья, которых день назад он не знал и близко. И очень скоро человек начинал верить в то, что происходило с ним. Есть у нашей психики такое свойство… Но самое ужасное — двое участников после того, как закончились съёмки, угодили в дурку… Шоу запретили. Официально. А неофициально… Неофициально возможностей куда больше. Например, устраивать закрытые просмотры в том же клубе. Думаешь, стриптиза ради туда ходят все эти денежные мешки?

Лампа права. Горько и безжалостно права. Люди такого плана обычно пресыщены. Их не заманишь в подобные заведения голыми девицами, вертящимися на шесте. Такого добра полно везде. Нужно особенное, изысканное лакомство. То, чего нет у других.

А ещё теперь многое становилось ясно. И фраза того блондина: «Именно вы нам подходите!» и россказни самого Давлата о кастинге невест. Он не невесту искал и не жену! Актрису! А вернее, подопытного хомячка. Не гнушался ничем! Даже лично поучастовать. Пособлазнять. Интересно, что он им показывал? И где в это проклятом доме камеры? В ванной? В туалете?

Как мерзко! Подумать только — меня всё это время разглядывала толпа извращенцев!

— Одного не пойму, — всё-таки выдыхаю, когда мысли перестают метаться, как рой растревоженных пчёл, — родные и близкие? Как соглашались они? Неужели всех можно купить?

— Не всех, — грустно вздыхает Лампа, — но некоторым достаточно намекнуть, что в случае отказа… отредактированная реальность случится и в твоей жизни.

— Насколько отредактированная? — спрашиваю, холодея.

— Однажды вы можете проснуться небеременной, Евлампия Сергеевна, и поверите в то, что вы всё придумали. Вы же умная женщина? Так я и знал…

Интонацию она передаёт очень похоже… Прямо слышу голос Давлата.

— Он бы не пошёл на это, — говорю, а сама не очень-то и верю.

— Прости, — горько вздыхает она, — проверять я не стала.

Понимаю и не злюсь. И я бы не стала. Хлопаю её по руке.

— Не кори себя. Лучше скажи, кто в этой корпорации зла настоящий. Из тех, кто гастролировал вчера?

— Только дедушка.

— Так я и подумала…

— А ещё Борис твой — он сорвался сразу, как ты упала… У него там в одну из ручек кресла вмонтирован раскладной костыль. Вот им он Давлата и отфигачил.

Молодец братишка у меня. В нашей семье родню не продают. Да и играть, врать и изворачиваться он всегда плохо умел. Не упади я — сам бы прокололся…

Ну что ж — нет худа без добра. И Семеныч, похоже, жив-здоров. Это определённо радует.

Решительно вскакиваю с постели, хотя от такого действия перед глазами летят разноцветные мушки, но настроя это не умаляет.

— И минуты больше не останусь в этом доме…

Лампа вздыхает:

— Не выйдет, подруга. Контракт, который ты подписала. Он не совсем брачный. Вернее, и брачный тоже. Но ещё это согласие на участие в шоу. И в случае, если ты вздумаешь соскочить раньше времени — грозит огромная неустойка. Вчера мне довелось видеть именно те бумаги, которые ты подписала, а не те, что мы читали тогда в кабинете…

— Что же делать? — мечусь по комнате, как загнанный в клетку зверь.

— Полагаю всё, для того, чтобы тебя уволили… — многозначительно произносит Лампа. — Лично твой муж, который, по удивительному стечению обстоятельств, теперь ещё и твой босс. Притом — дважды.

Уволиться, значит. Ну что ж, это мы легко. Но перед этим… отредактируем кое-кому реальность!

Но…что-то мы раздухарились и разоткровенничались. А если…

Оглядываю комнату в попытке понять, где спрятаны камеры.

— Думаю, — делюсь опасениями, — наш с тобой разговор зряшный. Они всё слышали…

— Не-а, — мотает головой она. — Камер тут нет. Во-первых, я ещё вчера облазила каждый уголок, а ты помнишь про нюх и глаз. — Усмехаюсь и киваю: драгоценный мой сыщик! — А во-вторых, Давлат сказал, что камер здесь нет, и я ему верю.

— Вот сфигали? — фыркаю.

— А с того, что это — его дом. И, думаю, здесь он собирался сохранить некоторую долю интимности. Да и тебя показывать всем домашнюю не хотел. Сказал, что съёмки были только в ЗАГСе, в его кабинете, в клубе… И то не везде и не всегда. Ты, по его словам, особый проект. Тот, в котором у него личная заинтересованность. Поэтому — камер нет. И мы с тобой говорили… без свидетелей, будь уверена.

Как же мерзко. Меня передёргивает. А я, дура, велась. Млела от его прикосновений, желала большего. А я для него лишь проект. Развлечение. Живая игрушка.

Горько хмыкаю, плюхаюсь обратно на кровать.

Лампа подаётся вперёд, обнимает меня:

— Ничего, подруга, прорвёмся. И не из таких передряг выбиралась… Ой! — вздрагивает, а потом улыбается. — Толкается! — говорит, уложив руки на животе. — Вот, попробуй! — тянет и мою ладонь к себе.

Со всеми этими реалити-шоу я едва не забыла о главном — о дорогих людях. О том, что Лампе скоро рожать. О своём будущем крестнике, который сейчас активно напоминает о себе. Так мы и сидим какое-то время, обнявшись, в буквальном смысле прикасаясь к высшему таинству вселенной — к новой жизни… Две девчонки-сиротки, единственные друг у друга в целом мире. Мире жестоких и циничных мужчин, для которых женщины лишь игрушки. Обе рано повзрослевшие и вынужденные быть сильными. Женщины ведь не рождаются стервами. Такими их делают мужчины.

Целую Лампу в лоб, отстраняюсь. Пора разворачивать боевые действия. Она сражалась за меня, теперь моя очередь. За нас обеих. За будущего ребёнка.

— Ты права, подруга, — соглашаюсь с ней, — и не из такого выгребали.

— Что намерена делать? — я слезаю с кровати, а Лампа наоборот падает в её мягкий плен, раскинув руки, как звезда.

— Развить боевые действия… — признаюсь и направляюсь к шкафу. — Пусть сам меня уволит! По статье!

— Это какой же? — интересуется подруга.

— Несоответствие занимаемой должности.

— Оу! — тянет Лампа. — Это что же надо вытворить, чтобы возникла причина уволить администратора ночного клуба?

— Я собираюсь уволиться не только с этой должности, — извлекаю из недр шкафа алое платье-футляр, оно — максимально короткое. То, что надо. — С должности жены тоже. Пусть ищет себе новую дурочку. Я в такие игры играть не намерена.

Лампа укладывается набок, наблюдая за мной.

— Знаешь, — произносит она, — когда я говорила с ним вчера, он показался мне расстроенным и потерянным. Ты точно не хочешь дать ему шанс?

— Точнее не бывает, — признаюсь, открывая ящик комода и извлекая на свет чулки в сеточку. То, что надо. И не я всё это сюда положила, но воспользуюсь охотно.

— Пожалеешь же! — предупреждает она.

— Уже жалею, — вздыхаю и, собравшись с силами, так как слабость ещё нудит меня, а голова кружится, направляюсь в ванну. На пороге оборачиваюсь и спрашиваю: — Сделаешь мне причёску?

— Развратную? — интересуется она с явным блеском в глазах, говорящем о том, что и её увлёк азарт игры.

— Самую! — говорю я.

— Без вопросов…

Ухожу в ванну, и пока набирается вода — смотрю на себя в зеркало. Сегодня мои изменчивые глаза — цвета пепла. Моё сердце сгорело дотла, рассыпалось, сметено ветром судьбы…

Вы проиграли, Давлат Михеевич. Спорили на то, что через две недели я влюблюсь? Так вот, авторитетно заявляю: мне больше нечем любить…