Манекен за столом (СИ) - Гуцу Юрий Павлович. Страница 11

— Здравствуй, ма, — сказал я, жуя.

— Ты давно пришёл? — спросила она, осторожно трогая причёску.

На её лице, свежем, ещё очень красивом, появилось озабоченное выражение.

— Недавно.

— А что ты ешь?

— Я уже всё, — сообщил я. — Ты такая красивая сегодня!

— Правда? — На её лице появилась сияющая улыбка. — А как у тебя дела в школе?

— Прекрасно, — сказал я.

— Давно ты там был? — Взгляд у мамы стал очень внимательным. Проницательным.

— Как всегда, — сказал я. — Ты же знаешь. Ты всё у меня знаешь.

Она вдруг погрустнела при этих словах.

— Мне нужно поговорить с тобой, мой мальчик, — сказала она. — Пойдём.

Я вздохнул и посмотрел на неё укоризненно.

— Зачем это нужно? — мягко сказал я. — Совсем это не нужно.

— Нет, нужно, — сказала она, подталкивая меня в спину.

Мы пошли в гостиную, и мама, усадив меня на диван, села рядом и наморщила лоб.

— Мальчик, эти места… рядом с которыми тебя иногда видят, они волнуют меня. Их во многом подозревают.

— Ты напрасно тревожишься, — сказал я, но мама продолжала: — Родители Корки волнуются. Ты не представляешь, насколько эти места коварны. Я совсем не хочу, чтобы с тобой ничего не происходило.

— Ты лучше скажи, Лагуна не приходил?

— Нет, кажется. Ты у Экзотики спроси.

Она помолчала, а затем спросила:

— Как, журналы тебе понравились?

— Понравились, — сказал я сердито. Я чувствовал, что мне не верят.

— Ладно, — сказала мама. — Хватит, пожалуй, об этом. Я знаю, что ты у меня умница. — Она покладисто поцеловала меня в лоб. — Эти Корки меня просто разволновали.

— Вот-вот, — сказал я. — А ты и развесила ушки.

— Офис как держится метода! Способностей ноль, зато какое трудолюбие. В этой некондиционной жизни одно за счет другого. Еще проявит себя. В столице окажется. Его же здесь все знают. А в большом городе любой человеком может стать сразу. Абсурд все уши прожужжал. Ты идеалист. Нельзя жить просто так. Самому. Без цели. Как раньше.

Как раньше… Когда я вспоминал старые времена, в моей душе бессознательно возникала уникальная атмосфера. Может, это праздничное состояние бедняцкой душевной теплоты и есть главное, и есть цель.

Я с ужасом отогнал эту мысль, цель представлялась чем-то грандиозным, для чего надо крушить, идти напролом, мыслить безошибочно, действовать точно. Целенаправленно.

Я уважал целенаправленных людей. И завидовал, потому что таким, как они, быть не мог. Уверенным.

Праздник — это то, что кажется. Лишнее. Лучше обойтись без него. Но я хотел, чтобы все было, как прежде, видел, как все меняется, и не знал, как быть.

Мамина хмурость развеялась, и на холеном лице вновь заиграла улыбка.

— А у нас сегодня званый ужин! — сообщила она.

Я скривился.

— Опять!

— Ты не рад?

— Мне что радоваться?

— Здесь будут девушки. И нужные люди. Даже из столицы. Я пригласила их. Кстати! — сказала она, шутливо повысив тон, — меня волнуют твои отношения с девушками. Я их редко стала видеть у нас.

— Ма! — сказал я.

— Ладно, не буду. Так ты сегодня никуда не идешь?

— Не знаю, — сказал я. — Неизвестно еще. Пока буду у себя. Если придет Лагуна, то сразу меня зови, ладно?

— Хорошо, мой мальчик, — сказала мама.

Она пошла отдавать указания прислуге. Навстречу ей вышла Экзотика.

— Экзотика! — позвал я. — Лагуна приходил, не знаете?

— О, нет! — сказала Экзотика, ласково улыбаясь мне. — А вы проведете этот вечер с нами, Пикет?

— Возможно, — сказал я уклончиво.

— Мы все будем этому очень рады, — сказала Экзотика, вновь обнажая в широкой улыбке ослепительно белые зубы. У нее была смуглая кожа, толстые добрые губы и красивые миндалевидные глаза.

Я пошел в свою комнату. Знаю я эти вечера. Эти ужины. Эти разговоры. Гости изо всех сил хотят казаться другими. Это было мне хорошо знакомо.

Я включил музыку на полгромкости и прилег с журналами на диван. Вначале, подумал я, они будут есть. Будут есть долго, в несколько заходов, потом все это запивать, а потом и начнутся все эти разговоры, будто наизусть. О том, что они никогда не совершат. Я ясно себе это представлял.

Большой зал будет освещен многоярусными люстрами. За столом будет элита побережья, и даже гости из столицы. Все будут важные и в высшей степени благопристойные.

За столом будет стук вилок и ножей, звук придвигаемых блюд, а вдоль стола будут ловко и бесшумно сновать официанты и ловить каждый жест.

А если я зайду, то все перестанут есть и устремят на меня свои взгляды, ничего не выражающие, кроме вежливого вопроса — кто ты и что ты тут делаешь?

А я бы не стал спешить приветствовать их и затягивал бы паузу, чтобы они задвигались, не понимая, в чем дело. А мама подошла бы своим быстрым шагом, обняла бы меня за плечи и, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, сказала бы, что все меня очень, очень рады видеть, и посмотрела бы на всех сидящих за столом, и все сидящие за столом дружно и нестройно, кто едва заметно, кто усердно, кто надменно и высокомерно, оказывая честь, кто от души — покивали бы в знак согласия с мамиными словами и заулыбались бы, а я тоже сделал бы улыбку, наклонил бы голову и поздоровался.

Правда, сегодня установленный распорядок может нарушиться — мама говорила о девушках, значит, будут молодежь и танцы, а это обещает нечто занимательное.

И опять будут гости из столицы и, само собой, удивятся некоторым провинциальным причудам.

Корка ездил в столицу на каникулы. Он был в полном восторге.

Именно тогда у Корки возникли отношения с компаниями. Корка глуп, думал я. Он полагал, что компании — это игрушки.

Я лично не понимаю, что это такое — компании. Бывшие ученики метода Абсурда. Отработанный материал. Порой, наблюдая за ними, мне приходило в голову, что они похожи на биологические образования со своей жизнью.

Я подумал, что Корка, который посчитал их за полноценный изъян, теперь сидит дома и восторгается. Радовался ли я, когда приветствовал Чехла? Я поразмыслил, вспоминая эту встречу. Он казался мне сильным, кроме того, он меньше остальных был похож на маргинала, и поэтому я даже не ожидал, что сразу собью его с ног. Он встал, но был оглушен, и я, пожалуй, переусердствовал, не поняв, что у него просто крепкая голова, и поэтому он стоит.

Есть такие люди — с крепкой головой, они хорошо переносят аргументы. В те минуты я не думал о его окружении.

Только потом Лагуна предположил, что Чехол будет думать, но я сомневался.

Я чувствовал, что Чехол выбросил из головы этот случай. Просто не вспоминает о нем.

Я не заметил, как заснул, а разбудил меня стук в дверь. Музыка все еще тихо играла. В комнату просунулась мамина голова.

— Лагуна пришел, да? — сказал я обрадованно.

— Вот ты где спрятался, — сказала мама. — Что ты сказал? Нет, это не Лагуна.

— А кто же? — спросил я разочарованно.

— Сейчас они войдут.

— Пусть, — сказал я, зевая.

— Заходите, — сказала мама и пропустила Фата, известного в городе хвастуна, Мини и Блюдо.

— Привет! — сказали они, усаживаясь, где попало. — Спишь?

— Ага, — сказал я, — сплю.

— Правильно, в общем, делаешь, — сказал Фат. — Я тоже спал.

— И я тоже, — пропищала Мини.

— Как? — притворно ужаснулась Блюдо. — Вы что, вместе спали? О!

И они все весело засмеялись, и я подумал, что прожигатели жизни и впрямь выспались, так как выглядели очень свежо.

— Это что? — спросил Фат. — Новые журналы?

— Я уже смотрела, — сказала Блюдо. — Там есть то, что тебя интересует.

— В самом деле? — сказал Фат. — Я посмотрю.

— Пик, вставай! — сказала Мини.

— Зачем? — сказал я сонно. — И так хорошо.

— Я сегодня была в школе, — сообщила Мини тоном светской интриганки. — Знаете, это кошмар! Ничего не задали! — Мини потрясла головой. — Просто ужас! Пик, тебя там тоже ждут, я тебе сообщаю.

— Зря ты мне сообщаешь, — сказал я. — Лучше бы не говорила.