Хранительница искры (СИ) - Риз Лаванда. Страница 30

— Начти с того, почему ты готова рисковать жизнью и почему сама себе не принадлежишь? Как на самом деле Данат затащил тебя в кровать? И что меж вами твориться сейчас?

— Если я не рискну — миру людей наступит конец. Ими станет править тьма и все скрытые стороны сути человеческой выйдут и укрепятся — зло, ярость, жестокость, ложь, подлость, насилие. А добро, прощение, смех, способность видеть красоту, любовь — сгинут, сотрутся, о них забудут. Я верю в это, Лионель. За эти годы в монастыре мне пришлось о многом услышать и узнать, к нам приходило укрываться столько одарённых, что не уверовать в силу светлой магии и священного огня просто невозможно! Ты сам ощутил, как быстро исцелилась твоя рука. Нужно бороться, собирать своё войско, последователей священного Аввина и загнать тьму на своё место. В мире и так хватает жестокости, я не хочу, чтобы его краски и вовсе померкли. Поэтому у меня нет права думать лишь о себе. Но сейчас я еду с тобой по своей воле, сейчас я это я. И мне хочется узнать, куда же мы направляемся?

— Скоро узнаешь, — усмехнулись янтарные глаза. Больше он желал получить ответы на другие вопросы. Но Мидэя не сильно торопилась начинать рассказ про Даната.

— … Я не знала, что он смотрит. Тёплая вода сбивала мои ощущения, хотя я всегда чувствовала его ладонями. А когда я поняла, что он видел знак ордена — испугалась. Нужно было увести его мысли, заставить забыть. … Он настоял. Обещал, что после потеряет ко мне всякий интерес. За несколько дней до встречи в купальне я ранила его кинжалом, тогда же мы и бросили слова проклятья и оно ожило, вплелось, окрепло, когда соединились тела. Тогда я даже не подозревала, что слова возымели силу. Просто перетерпела, без удовольствия, а потом проплакала остаток ночи. Тебе сказать правду не решилась, да и рассорились мы с тобой накануне. Не хотела кровопролития, вспыльчивые вы оба. Вот и оговорила себя перед тобой. Но в ту ночь я поняла, что в Данате сокрыт дар силы и очень мощный. А когда проклятье сделало его одержимым и он захотел любовных утех снова — я решила, что он не достоин нести в себе такой дар и что последней искре не помешает добавить сил. … Но одержимость князя не спадает и отчасти я тоже в этом повинна. Это меж нами и творится. Чтобы унять мучения ему достаточно видеть меня и иногда касаться, — пожала плечами Мидэя, — Остальное это уже его характер. Как это прекратить я пока не знаю, кроме того способа, что поведала нам Ирза.

— Поцелуи это слегка иногда касаться? — недоверчиво протянул Лионель. — Ведь он ревнует. Он решил, что ты принадлежишь ему. Такого норова как у Даната ещё поискать надо, но ты уверена, что это всего лишь проклятье?

— Что же это может быть ещё? — удивилась Мидэя.

Лионель промолчал, не решившись поделиться с ней своими догадками, да и говорить о своём бывшем друге ему больше не хотелось.

— И когда же меня ждёт моя смертельная рана, ради которой, ты собственно, и почтила нас своим присутствием? — постарался произнести он шутливым тоном не сводя с неё глаз. Как же ему нравилось просто смотреть на эту девушку! На её открытое такое чистое юное лицо, эти распахнутые изумрудные глаза, видеть улыбку на мягких чувственных губах, вырывающееся облачко её дыхания, как иногда в размышлениях она хмурит брови. Его сердце сжималось, пропуская удары.

— Я бы хотел увезти тебя далеко-далеко отсюда, от всего и от всех, — выдохнул он.

— Надеюсь, мы не прямо сейчас отправляемся в далёкую даль? Потому что ничего не выйдет. Огонь избрал вас для своей защиты, а Фарас землю, где он возродиться. Да и я положа руку на сердце пока не могу оставить этого пришибленного, загнётся он совсем без меня. Так куда ты меня везёшь?

— Уже скоро.

Никак такого Мидэя не ожидала, что он привезёт её к портнихе модистке. Думала к озеру или священным столпам, или ещё что, но подобная забота от мужчины была ей всё ещё непривычна. И поначалу Мидэя даже ринулась отпираться, зная дороговизну тканей. Сами рыцари и уж тем более князь, были одеты хорошо, даже богато. Добротное сукно, вареная кожа, меха, серебряные пряжки и пуговицы. Но Лионель настаивал и даже обиделся за её отпор, поэтому Мидэя сдалась и с помощью портнихи ей подобрали тёмно-зелёное дорожное платье, нарядное кремовое, отделанное серебристыми кружевами и тёплую коричневую накидку, подбитую лисьим мехом. Состояние почти детского восторга нахлынуло невольно. Мидэя не могла скрыть радости от покупки таких вещей, особенно ей нравились серебристые кружева. Никогда в жизни у неё не было подобных нарядов. Поэтому в обратный путь она отправилась в обновках, а кремовое платье аккуратно упаковали. Она было начала жарко благодарить Лионеля, но тот оборвал её попытку.

— Мне просто приятно сделать что-то для тебя. И мне радостно вдвойне оттого, что тебе понравилось. Для любимой девушки ничего не жалко!

Сначала Мидея оторопела, а затем отмерев поражённо вздрогнула. Сердце подпрыгнуло не от радости, оно защемило, перейдя на гулкие удары. В который раз её посетило предчувствие, что вместе с Лионелем ей не быть. Что другие глаза смотрят ей в душу штормовым морем, предупреждая, что буря шутить не любит, что со стихией стоит быть осторожней, что быть беспощадным в его природе.

С тех пор как она забрала дар и связала себя с Данатом, она стала лучше чувствовать и даже немного понимать этого мужчину. Он так и не пережил потерю матери, нося боль в своей душе. Поэтому привязаться к кому-то теперь для него было равносильно смерти. Он был избалован богатством и вниманием со стороны женщин и как ни странно ценил преданность, и то что Лионель выбрал вместо него её, князя взбесило и он попытался убрать преграду. Да, вот такое у него было странное понимание мужской дружбы, где не было место настоящим чувствам где-то и к кому-то на стороне, забавы да, попойки, турниры, сражения, путешествия, праздная лень за компанию, но никаких сердечных зазноб, которые могут развалить эту самую мужскую дружбу. За вздорностью вспыльчивого князя стоял страх быть покинутым. И то что он злился на неё с каждым днём всё сильнее, значило, что князь невольно привязывается к ней, он не хочет этого, но ничего не может с собой поделать. Что боль пожирающего его проклятья достаточно унять её присутствием и простым пожатием руки, а вот поцелуи — это он уже берёт сам для себя, движимый иной потребностью, такой же собственнической и капризной, как и он сам. Но в тоже время страх потерять, заставляет Даната меняться, хоть и с большим трудом, но брать себя в руки. Хорошенько поразмыслив, Мидэя сделала для себя вывод, снова поражённо вздрогнув — она нравится князю Данату. А ей нравится, то что она ему нравится. От осознания того, что ей хочется привязать его к себе ещё сильнее, покорить, вытащить наружу его лучшие качества, которые он прятал очень глубоко в себе, восхититься этим, признать его, принять и …принадлежать ему. Мидэя покрылась мурашками.

— Нет, не может быть, это всё его дар, связующее заклятье, я что-то сделала не так, — пробормотала она, качая головой, отказываясь верить в то, что она не прочь узнать что такое любовь именно с князем Данатом, с этим синеглазым извергом.

— Что ты сказала, я не расслышал? — Лионель ухватился за звук его голоса, потому что она молчала с тех пор, как он назвал её любимой, не отвечая не его откровение, и желание услышать хотя бы что-то рвало его на части.

— Ты дорог мне как я тебе уже говорила. Дорог не потому что вашу дюжину выбрала моя святыня. Ты был добр ко мне, и после всего, что меж нами было, я не останусь к тебе равнодушной, но любовь ко мне принесёт тебе страдания. А я не хочу, чтобы ты страдал, — честно ответила Мидэя, вздохнув ловя на себе его несчастный взгляд. — Нас впереди ждёт много трудностей и испытаний, и радости будет так мало. Мне жаль, что сердечные дела лишь отягощают эту ситуацию. Мне жаль, что я перешла дорогу вашей дружбе. Мне жаль за всё, что произойдёт. Но ты нужен мне, Лионель. Такой друг как ты дороже золота.

— Данат разобьёт тебе сердце, он много уже сердец перебил. И иначе он не может, — упав духом, выдавил рыцарь.