Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна. Страница 23

Ноги сами понесли меня к выходу из спальни.

Надо узнать, в каком настроении сегодня проснулся мой муж, по-прежнему ли сердится на меня.

И вообще, хорошо бы проверить, как там Пепельная роза.

И я могла бы приводить себе ещё сотни и тысячи разумных причин, почему я хотела увидеть Дорна. Правда была только одна.

Он мне нужен.

Отчаянно проплутав по лабиринтам Тедервин чуть ли не час в поисках более-менее целого пути к нужному месту, я наконец-то, окрылённая, почти влетела в коридор, в котором расположены были герцогские покои.

Но чем ближе подходила к вожделенной двери, тем сильнее замедлялся мой шаг.

Интересно, какими будут его первые слова? Первый взгляд?

А может, он вообще ещё спит и не откроет мне?

Я замираю и почти совсем останавливаюсь, когда понимаю — что-то не так.

Приоткрытая дверь слегка дрожит от сквозняка. Не похоже на моего герцога — он, как и я, любит закрытые двери, плотно зашторенные окна, высокие заборы и надёжные замки. Ледяной ветер кусает озябшие ноги — обуви я так и не нашла.

И еще до того, как мои пальцы касаются дверной ручки, убеждаюсь, что в этой комнате Дорна нет. Так почему не ухожу тотчас же? Почему не оборачиваюсь, не бегу прочь, искать его и звать, пока не остановится сердце? Наверное, потому что это самое сердце уже всё понимает. И тянет меня, тянет вперёд. Испить горькую чашу до дна.

Всё так знакомо и привычно… я всего пару ночей здесь провела, а настолько сроднилась с этой маленькой комнатой, что даже странно. Это как будто уже всё моё — моя территория, и моя берлога тоже. Эмоции от возвращения именно такие. Глупо, ведь у меня нет на это никакого права.

Остывший камин, пушистый мех на полу, белая рубашка, небрежно брошенная на незаправленный диван.

Меня пронзает остро-сладким воспоминанием. Как я лежала вчера, уткнувшись щекой в эту рубашку, и дышала его запахом, пока ладонь — широкая, горячая и сухая, немного шершавая, — вела по моей спине вниз.

С трудом давлю в себе желание подбежать к этой рубашке, прижать её к лицу и вдохнуть полной грудью.

Дорна здесь нет, очевидно же. Так почему я остаюсь стоять, словно ноги приросли к полу?

Открытая чернильница, пара тёмно-синих капель на столе, прямо на дорогой поверхности полированного дерева.

Сломанное гусиное перо рядом. Возле какого-то документа.

И да, я знаю, что верх невоспитанности так поступать, и не должна я рыться в бумагах мужа, и если он сейчас войдёт, всё будет выглядеть ужасно… но бывают на свете вещи, которые просто выше твоих сил. И я подхожу ближе, тяну ладонь.

Лист бумаги — плотной, тиснёной, с вензелями и водяными знаками королевского министерства. Внизу красной кляксой чиновничья печать и незнакомая размашистая подпись.

Край листа чуть загибается, норовит свернуться в свиток сам собой, выскользнуть из рук, как норовистый дикий зверёк. Я ловлю его, распрямляю. Вчитываюсь. Хотя это трудно — буквы пляшут перед глазами, и почему-то начинают расплываться.

«Свидетельство о разводе»

Ниже вписаны два имени.

…Лорд Дорнан Морриган…

…Леди Элис Морриган, в девичестве Шеппард…

Почти не замечая, потираю кожу где-то под левой ключицей, где вдруг что-то сильно жжёт и давит. Нет, ну что меня так удивляет? Морриганы. Первейшие богатеи и ближайшие друзья Его величества, один из самых знатных аристократических родов Королевства Ледяных Островов. Конечно, им позволено то, что не позволено простым смертным. И даже заранее, сразу после свадьбы получить от королевских чиновников бланк свидетельства о разводе со всеми печатями, вензелями и подписями. В который достаточно просто вставить нужную дату. Поле для записи дня, с которого мы перестанем быть мужем и женой.

Вот он — этот прочерк. Пустое место.

Такое же пустое, судя по всему, каким я осталась для Дорна в его жизни.

Глава 15

Роняю бумагу на стол, она снова скручивается в свиток. Медленно отступаю, будто эта вещь живая, и она может наброситься на меня, как ядовитая змея. Будто именно она сейчас крушит и рвёт на части всё внутри, топчет робкие ростки надежды, стирает безжалостно едва заметные контуры будущего, которые я рисовала себе — как рисуют пальцем на запотевшем окне.

Но это так глупо. Бумага ни при чём. Это делает со мной, нашей жизнью, мужчина, которого я люблю.

Так сколько ещё я буду заниматься самообманом?

Я решила, что больше откладывать некуда. Нужен откровенный разговор лицом к лицу. Чтобы он сам мне всё сказал.

И поэтому выхожу из комнаты, аккуратно прикрыв дверь, и иду по тёмным коридорам Тедервин, босиком по холодным камням, босиком по осколкам, в которые снова, в очередной раз превращается моя жизнь. Иду всё быстрее и быстрее… и наконец, просто бегу, куда глаза глядят.

Пустые комнаты и переходы, галереи и лестницы, пыльные и притаившиеся, и одинокие взгляды подслеповатых окон провожают меня в спину, куда бы я не пошла. И везде, везде следы разрушений. Осыпающаяся штукатурка, облупленная позолота, покалеченная мебель, рухнувшие с потолка куски перекрытий, через которые приходится перешагивать. Вдруг понимаю — а ведь эти разрушения старые! На обломках — слой многолетней пыли. Мои босые ноги оставляют неровные цепочки следов там, где я прошла.

Оказываюсь совсем уж в какой-то дальней и незнакомой части Тедервин, когда останавливаюсь, чтобы отдышаться. Первый этаж, высокие сводчатые окна в пол, едва задрапированные ветхими дырявыми шторами из некогда драгоценных бархатных тканей. Сейчас благородный бархат поседел, пепельная пыль в морщинах складок. Дальше хода нет — упала часть потолка в дальнем конце этой большой комнаты так, что перегородила дверь.

А я только теперь осознаю, что пора прекратить этот истеричный бег и немного подумать.

Я ведь не видела больше следов в пыли, кроме своих. Дорна здесь не было.

Мне вообще кажется, что его нет в этом огромном пустом доме. Я здесь совершенно одна.

Отдышавшись, распрямляю плечи.

Подхожу к окну, рывком отдёргиваю шторы. Верхний уголок отрывается от креплений и повисает печально, ухом забытого бродячего пса.

Замечаю ручку на уровне своей груди, поворачиваю её и она туго, не сразу, но поддаётся. Высокое окно было когда-то дверью в зимний сад, кажется, и я прохожу сквозь неё.

Крепко-крепко зажмуриваюсь. Я совсем отвыкла от света. В этом тёмном и мрачном, как склеп, доме.

Наконец, поморгав немного, открываю глаза, запрокинув голову. И меня чуть не сшибает с ног осознание.

Что там, за стенами Тедервин — по-прежнему огромный мир. А я уже и позабыла о его существовании.

Необъятное небо, белое как чистый лист бумаги. Чёрный прочерк леса на волнистой кромке горизонта. А застывший под своим панцирем, свернувшийся клубком у подножия холмов старый дом Морриганов— такой маленький и незаметный, наверное, когда на него смотрит вон та маленькая птица, летящая в вышине.

На моё запрокинутое лицо упал первый снег.

Дорна не оказалось и в зале, увитом колючими плетями Пепельной розы. После неба и пронзительно-чистого света там, снаружи, мне было темно и тесно даже в этом огромном помещении.

И почему-то уже ничего не тронули в душе лепестки увядших роз, так и не успевших распуститься, которыми усеяно было моё брачное ложе.

Все бутоны осыпались за ночь. Голые ветви замерли, они были недвижимы — ни единого шороха или шелеста. Словно и впрямь окаменели. А искра жизни, которая питала волшебство ростка, медленно угасала, заставляя его цепенеть.

Прости меня, Замок! Я тебя подвела.

Мы тебя подвели.

Моя последняя надежда была на то, чтобы попасть в подвалы. Наплевать на приказания Дорна и всё-таки спуститься туда ещё раз. Одной.

Потому что моя клятва спасти брата — это моё бремя и мой долг. И мне потом смотреть в глаза его жене и сыну зная, что в моих руках была единственная ниточка, а я не смогла её удержать.

Но в этот раз не вышло даже попасть за двери. Потому что весь коридор, ведущий вниз, был забит корнями Пепельной розы, глубоко проросшими в тело Тедервин. Толстые, перекрученные, как тела огромных змей, все в изогнутых кинжалах острых шипов — один взгляд на них убивал всякую надежду попасть в подземелья.