Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна. Страница 35

Я подтвердила грустной улыбкой. В моём случае маминого дара хватило только на Олава. И вот чем больше узнаю о коварстве магии эллери, тем больше понимаю, что зря так страдала всегда по этому поводу. Может, лучше и не иметь её вовсе, чем получить в довесок весь букет сопутствующих проблем.

— Да, ты прав. И знаешь, я много расспрашивала об этом друзей семьи, которые самыми первыми рискнули сообщить во всеуслышание, что магия эллери снова оживает в Королевстве. И что бояться или враждовать с ней не нужно. Так вот, когда у меня ещё была надежда, что я просто ещё маленькая, и магия когда-нибудь во мне всё-таки проснётся, я много приставала к графине Винтерстоун с расспросами. Насколько поняла из её объяснений, запас магической энергии в человеке не бесконечен. Родители при зачатии делятся с ребёнком частицей своей. Иногда магия сама выбирает, кому из наследников перейти, иногда могут повлиять родители на то, какой потенциал достанется детям. Но чаще всего магия ведёт себя совершенно непредсказуемо…

Дорн слушал внимательно, но видно было, что всё это он уже и без меня знает. Ну да, вряд ли я единственная, у кого был повышенный интерес к теме наследования магического дара за все эти годы. Уж он-то со своими ресурсами явно разузнал всё, что только было можно.

— Самый главный момент не в этом, Элис. А в том, что если по каким-то причинам магический дар остаётся спящим и не проявляется в одном поколении совсем, а просто передаётся дальше… То он никуда не исчезает. Он накапливается. С каждым непроявленным поколением мощь растёт. Жизненные силы очередного владельца лишь добавляют новые и новые ресурсы в копилку.

У меня озноб прошёл по коже.

— И сколько таких «непроявленных» поколений сменилось прежде, чем пепельная магия эллери проснулась в потомках Морриганов?

Я с замиранием сердца ждала ответа. Но, кажется, уже его знала. Угрюмые слова Дорна, камнем упавшие в тишину, подтвердили мои опасения.

— Много сотен лет накопления силы, Элис. Много сотен лет! Не знаю причин, но магия оставалась спящей все годы со времени Великого Завоевания. Возможно, сопротивлялась нахождению в теле потомков захватчиков. Возможно, требовалось время, чтобы она прижилась. И скорее всего, до конца этого так и не произошло. Ты можешь себе представить объем энергии, которая только ждала удобного момента, чтобы вырваться на свободу? И вся эта магия была втиснута в меня одного. Чтобы разрывать меня изнутри день за днём, год за годом. Всю мою жизнь. Чтобы превратить в ужасное чудовище, монстра, опасного для всех вокруг.

— Не говори так, не надо…

Он перебил меня почти со злостью, как будто даже мысли не мог допустить, чтоб его жалели или относились со снисхождением. И одна моя попытка ранила его гордость.

— Подожди меня обелять! Я сейчас скажу тебе ещё кое-что… и возможно, после этого ты никогда больше не посмотришь на меня такими глазами. Но раз уж я обещал тебе откровенность… Впрочем, быть может, это позволит тебе лучше понять, почему я так долго не мог решиться разделить с тобой жизнь. Почему пытался оберегать тебя — от себя.

Как испуганный зверёк, я пряталась в его объятиях и ждала. Что ещё он может мне сказать страшней того, что я уже услышала? И неужели никогда не иссякнут печальные откровения? Как же хочется попросить его замолчать. Поцеловать, прижать его голову к груди. Стереть скорбь ласковым прикосновением, кончиками пальцев вдоль бровей.

Но, кажется, он слишком долго держал всё в себе. Дать ему выговориться — лучшее, что я могу сейчас для него сделать. А слова, которые он выталкивал из себя с таким огромным трудом, казались заржавленными лезвиями в плохо зажившей и загноившейся ране.

— Дело в том… дело в том, Элис, что это я виновен в смерти моих родителей.

Молчание текло вокруг нас, как тихая река времени, что бесшумными пальцами утаскивает в свои глубины, затягивает в омуты памяти. И только сильные духом способны выдержать груз прошлого, тяжесть ошибок и горечь ранящих воспоминаний, которые вязким илом тянут за ноги вниз.

Его родители…

Оказывается, и эта боль у нас одна на двоих, общая.

Дорн резко сел — так, чтобы я не видела его лица. Ко мне была обращена лишь его широкая сильная спина с красивым рельефом мышц и впадиной позвоночника. И мне не надо было касаться, чтобы понять, что мой муж сейчас каменно-напряжён. Воздух вокруг звенел магией. Где-то вдали начали осыпаться последние участки тяжёлого кованого забора, что окружал некогда Шеппард Мэнор. До меня донеслись отголоски испуганного конского ржания. Дорн горько усмехнулся, пожал плечами.

— С детства меня боялись животные. Бежали, чувствуя угрозу. Только лошади и собаки — эти удивительные преданные существа, которые больше похожи на людей, лишь по недоразумению попавших в звериную шкуру, — преодолевали инстинктивный страх и оставались рядом.

— Надеюсь, пепел не дойдёт до места, где ты привязал коня. Успокойся, пожалуйста! — я осторожно придвинулась ближе и положила руку мужу на плечо. Он вздрогнул, но не стал её сбрасывать.

— Успокойся… Будь спокоен, не горячись, не бегай, не смейся, следи за эмоциями! Контролируй свой разум. Держи себя в руках. Всё это я слышал с раннего детства, сколько себя помню. И в конце концов, маска приросла так прочно, что в какой-то момент я поверил, будто она — моё лицо.

Я сильней сжала пальцы на его плече. Он коснулся их беглым поцелуем. Но не повернулся ко мне.

— И я действительно стал тем, кого из меня лепили родители, которые, подозреваю, были в ужасе от того, каким родился их единственный сын. Стал отлично воспитанным, спокойным, равнодушным ко всему и высокомерным снобом. Достойным продолжателем славного рода Морриган. Каменной статуей, обтёсанной по форме человека. С всегда одинаковым выражением лица. Возможно, самоуверенность в какой-то момент ослепила меня, и я решил, что теперь не обязан сидеть сиднем в Тедервин. Что моя магия полностью под контролем, и почему бы не изведать, каков окружающий мир. И в шестнадцать лет я бросил отца с матерью и уехал в столицу, к деду.

— Старый герцог… ну, то есть твой дедушка — он же всё знает?

— Конечно. Он с радостью принял меня. Сказал, что давно твердил моим родителям, что никто из Морриганов не обязан класть жизнь на алтарь служения каким-то старым развалинам. В своё время он сбежал от этого бремени и отказался жить в родовом поместье. Его жизнелюбие никак не укладывалось в тесные рамки. И после смерти бабки он подался во все тяжкие. Остаться караулить руины Замка пепельной розы, о которых никто не должен был узнать, кроме наследников рода по основной линии, пришлось его сыну, моему отцу. У него-то ответственность перед наследием предков въелась так прочно в плоть и кровь что, мне кажется, он никогда так до конца и не мог простить его за этот поступок. И конечно, родители были против того, чтобы я шёл по стопам «раздолбая-деда».

— Но ты, конечно же, их не послушал… — с грустной улыбкой продолжила я.

Хотелось бы увидеть Дорна в юности. Наверняка отчаянно красивый, убийственно привлекательный для девушек своей холодностью… впрочем, он и сейчас такой. Но ещё, наверняка, он был смелым, дерзким, решительным, и на его плечах ещё не лежали тяжким грузом потери, вина и одиночество… хм, кстати, об одиночестве.

Я придвинулась ещё ближе, обняла мужа сзади обеими руками и положила подбородок ему на плечо.

— И как тебе понравилось в столице? Наверное, совсем не такая скучная жизнь у тебя там была, как в Тедервин… Ай!

Я убрала руки и снова села подальше, обиженно потирая некоторые нежные места, за которые он меня ущипнул.

— Моя маленькая ревнивая герцогиня, если мы продолжим в том же духе, я вряд ли когда-нибудь закончу свой рассказ! А тем более, если станешь так прижиматься. Уж потерпи немного, м? Да, если так хочешь знать — следующие пять лет я прожил крайне насыщенной жизнью. Конные скачки, поездки по самым удалённым и красивейшим уголкам Королевства, горнорудные изыскания и открытия, самые утончённые развлечения, которые способно было предложить столичное общество… И разумеется, чтобы принимать внимание прекрасных дам, вовсе не обязательно было испытывать к ним хоть какие-то эмоции. Можешь перестать так возмущённо сопеть, будто прямо сейчас передумала и решила стать молодой вдовой! Поверь, ничто из того, что я перечислил, не способно было оставить хотя бы малейший след в моей душе. Потому что она была надёжно спрятана под непробиваемым панцирем.