Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна. Страница 44
Моё сердце преисполнилось благодарности к «нашему» порталу. К Замку пепельной розы, который как малыш, действует неумело и неуклюже, зато от души.
Правда, результат все равно, кажется, получился одинаковым. Неужели от судьбы не уйдёшь…
Вспомнились слова, которые муж сказал мне когда-то. О том, что тех, кто покоряется судьбе и «складывает лапки», судьба с удовольствием размазывает о камни в своём стремительном течении. Шеппардовская порода, помноженная на благоприобретённый Морригановский гонор, немедленно отозвалась во мне приливом злости.
Ну уж нет! Я буду бороться до последнего вздоха.
— Элис…
Рывком поворачиваюсь к мужу. Понимаю, что он слишком долго и подозрительно молчал. Все мои другие страхи уходят на самый-самый последний план, как только я заглядываю ему в глаза. Они потемнели полностью. Чёрный зрачок съел серую радужку.
Краем уха слышу, что Омтар принимается докладывать, кто мы и при каких обстоятельствах пойманы. Чётким сухим голосом, как строчки чиновничьих отчётов. Говоря, он медленно крутится вокруг своей оси, чтобы обращаться по очереди к каждому из тех, кто сидит в круге каменных кресел и ловит нас в перекрестье кинжальных взглядов.
— Чем помочь?.. — цепляюсь не за руку, а за рукав. Это всё, что могу, потому что даже просто стоять рядом с Дорном уже трудно от нестерпимого жара, который излучает его кожа. Он отвечает невпопад — вернее, не отвечает вовсе на мой вопрос, а лишь продолжает выдавливать из себя то, что хочет сказать несмотря на то, что еле шевелит губами.
— Ты должна… отсюда уйти. Неважно, как. Пусть даже к ним в тюрьму. Прямо сейчас. Добейся. Только что… очередной толчок. Ещё немного, и я… не выдержу. И тогда… испепелю всё. И когда я говорю «всё»…
Он не закончил. Я додумала за него. Всё — значит, действительно всё. Включая одну глупую жену, которая не смогла посидеть дома, когда её просили. Если раньше он мог сдерживать магию хотя бы по внутреннему периметру, то теперь, очевидно, сила прорыва будет слишком велика для этого.
Растерянно оглядываюсь. В голове шум, с трудом могу концентрироваться, но заставляю себя. Безумно хочется поддаться панике, соскользнуть в тот беспомощный ужас, который плещется внутри меня. Но я не имею права. Цена ошибки сейчас слишком велика.
Разум и все органы чувств будто начинают работать в десять раз быстрее. Отмечаю, что в направлении нескольких серых фигур Омтар вещает несколько дольше, чем остальным. Три кресла, расстояния между ними меньше, чем между соседними. В центре человек выше и массивнее, шире в плечах. Две женщины по левую и правую руку — я угадываю очертания груди под хламидами. Совсем рядом с ними — Флавия. Она единственная, которую можно сразу узнать по кошке на коленях. Едва я бросаю на неё взор, кошка снова дёргается в мою сторону и пытается спрыгнуть. Флавия держит цепко и не пускает. Теперь я уверена, что это не только руки — природа контроля скорее магическая.
Дальше, рядом с Флавией, ещё кресло, и снова ощущения, что эти сидения парные. Ведь промежутки между креслами здесь все разные, и я теперь уверена, что неспроста. Порядок рассадки должен иметь значение, возможно он обусловлен титулами или семейным родством. Если так… человек слева от Флавии должен быть её мужем. Тем самым «иномирцем», о котором шла речь.
Омтар заканчивает отчёт. Я веду взгляд дальше…
И спотыкаюсь. Снова возвращаюсь. Снова — к нему, тому, кто рядом с Флавией.
Потому что в вырезе капюшона, примерно там, где должна быть шея незнакомца, отмечаю какое-то золотистое мерцание. Подозрительно знакомое. Слишком знакомое.
Ещё миг — и наружу высовывается любопытный крохотный нос. Чтобы тут же юркнуть обратно, под защиту хозяйского капюшона. Но поздно — я уже её узнала.
Это белка. Золотая белка, ручной зверёк одного эллери, магическими способностями которого было общение с животными.
Я великолепно это знаю, потому что выросла с ним в одном доме.
Глава 24
А я-то, глупая, настроилась спасать.
Искать, рыть землю носом, перевернуть весь мир вверх тормашками, если потребуется. Вытаскивать из беды.
А оно вот как…
От растерянности забываю, о чём думала перед этим. Просто стою и пялюсь как дурочка на человека под капюшоном, всё больше убеждаясь, что и фигура — его, и осанка — его, и даже то, каким знакомым жестом постукивает пальцами по каменному подлокотнику.
Мой брат.
А потом Омтар заканчивает речь, и в ту же секунду, словно едва мог дождаться этого, человек с белкой на плече поднимается с места.
Откидывает капюшон.
У меня сердце сжимается, когда вижу глаза матери. Как-то забыла уже, как сильно Олав на неё похож.
Тут же захлёстывает оглушающая, горячая, неудержимая волна счастья. Он жив! Жив, жив, жив! Всё остальное потом. Убивать его за поступки здесь, в чужом мире, буду потом. А пока… просто улыбаюсь как дура и едва могу сдержать слёзы.
Жадно ищу мельчайшие отличия. А он почти не изменился, только черты лица стали немного жёстче. Светлые волосы отрасли, уже почти до плеч. Голубые глаза смотрят на меня пристально, неотрывно. Он всегда был спокойный, сдержанный, умел «держать лицо». За внешней невозмутимостью иной раз не прочитаешь, что внутри — даже если там буря. Это ему очень пригодилось, когда он пошёл работать преподавателем в Академию. Ни один студент никогда не мог его вывести из себя.
Вот и сейчас над площадкой разносится хорошо поставленный «преподавательский» и очень спокойный голос.
— Элар Томер Дириамар! Эласса Мелия, эласса Шая! Пусть время дарует вам вечную Память и гиары ваши никогда не потускнеют. Прошу меня простить за речь вне очерёдности даров. Но информация, которой я владею, не может ждать. Посему я должен дополнить то, что сказал благородный Омтар прежде, чем Совет Помнящих приступит к принятию решения. Девушка перед вами действительно эллери! И она моя сестра. Мужчина рядом с ней — мой хороший друг. Готов поручиться за них жизнью перед Советом. Уверен, они случайно попали в Око Памяти в поисках меня и никакой угрозы элирату Помнящих не несут…
Медленно-медленно поднял массивные ладони с подлокотников тот мужчина, что был в центре тройки. Олав тут же замолчал. Я спрятала руки за спиной, зажала в кулаке правую, где красовалось обручальное кольцо. Брат не знает, что я уже не «девушка».
Благоговейное молчание установилось над площадкой, и даже ряды там, наверху, не издавали и шороха.
Величественным жестом откидывается капюшон.
Мужчине лет пятьдесят на вид. Грузная, но мощная фигура, крупные властные черты, тёмная перец с солью борода, заплетённая в две косы, перевитые цепочками из какого-то серебристого металла. В центре лба радужный камень, цвет которого постоянно меняется.
Следом за ним, но не раньше, чем показал лицо он, откидывает капюшон женщина по правую руку от него. Ей, возможно, около сорока. Очень красивая дородная брюнетка, с крутым изломом черных бровей, длинными ресницами и веками, умело подкрашенными серой краской. Надменный излом полных губ, маленькая родинка над верхней. Волосы уложены замысловатым пышным пучком на затылке и укрыты тонкой сетью, сплетённой из цепочек того же самого серебристого металла. В центре лба камень кроваво-алый.
Третьей показала лицо девушка, совсем молоденькая, не старше меня. Хрупкая блондинка с двумя ракушками кос по бокам головы, изящные черты, нежно-розовый камень. Пугливый взгляд тут же метнулся на мужчину и больше не отрывался. Она, казалось, избегала смотреть на брюнетку, зато ловила малейшие изменения выражения лица своего… неужели мужа?! Разум отказывался понимать, как так можно — но кажется, пора было уже признать очевидное. При одном короле две королевы моложе него — это никак не мать и жена. Это две жены.
В каком кошмарном мире я оказалась! И если Олав только правда… если он поддался местным законом — и не важно, опоили его, заколдовали или женили насильно… я за Дженни сама ему руки-ноги поотрываю. Сначала в объятьях задушу, если только доберусь, а потом непременно поотрываю!