Не отпускай (СИ) - Риз Лаванда. Страница 46
Мне больше ничего уже не должно казаться странным. На первый взгляд обычный свист, подошедших ближе ко мне рыбаков и от роковой тени не осталось и следа. Видение смерти рассеялось как ночной кошмар. Пуф! И нет страшилки, которой, похоже, испугалась лишь я одна. Мои нервы ни к чёрту не годятся. Что и не удивительно.
— Пыль в глаза пускают. Цирк устроили, твари подколодные, — один из рыбаков зло сплюнул, пристально взглянув на меня. Не стоило забывать, что каждый в этом поселении страж, теперь я стала замечать, как отличаются их глаза, от взглядов обычных людей. — Смотрю, ты труханула. Либо сиди и не высовывайся из своей избушки на скале, либо научись себя защищать, красотка. Это ведь только начало, прирученные монстры всё одно кусают, — он даже не пытался казаться дружелюбным, упершись своими большими ручищами себе в бока, косвенно намекая на мою вину.
— Заткнись, Анис. Даниэля не знаешь?! — крякнул второй рыбак, принявшись суетливо собирать в кучу мёртвых птиц.
Почувствовав себя лишней и униженной, не произнеся ни слова, я поплелась на яхту, в моё пристанище, где мир всё ещё грезился незыблемым. Где свернувшись клубочком, обняв подушку пахнувшую Даниэлем, я мучительно пыталась понять, что происходит в моей жизни. Пропущенная словно через дробильную машину, обескровленная, с вырванным сердцем, я держалась лишь благодаря парню, поймавшему меня на «краю моей пропасти», парню, рядом с которым становилось тепло, который всё ещё оставался для меня совершенной загадкой. Это не было любовью, вряд ли после всего я вообще осмелюсь и решусь испытать это чувство снова, единственное чувство крушащее миры и уносящее в бездну. Нет, Даниэль был моим протезом, способом дышать, воспринимать мир, даже улыбаться, чувствовать себя по-человечески живой. Артур лишил меня права выбрать смерть не от его руки, и без Даниэля ничтожное существование день за днём разъедало бы мне душу, окружая муками иных порядков. Мне будто умышленно был кем-то посланный шанс на спасение. За свою совсем ещё не долгую, но полную мрака жизнь я поняла одно — как бы тебя не мотало судьбой, сколько раз не хотелось бы сдохнуть, важно иметь для себя нечто значимое, нерушимое, за что ты будешь держаться вопреки своему отчаянью. Сейчас для меня это был Даниэль.
Даниэль явился спустя время, осторожно ступая, присев на краешек койки, он ненадолго коснулся моего плеча, тут же отдернув руку.
— Я поругался с Агатой сильнее обычного. Она запретила переступать порог её дома, — глухо выдавил он. — Никому из нас не будет просто, Лу. Единственное, что мне важно сейчас знать, это что ты со мной.
Перевернувшись, чтобы мне было видно его лицо, дотронувшись до его руки, я сплела наши пальцы:
— С тобой. До конца.
Пытливо засмотревшись на меня, он кивнул с самым серьёзным видом, потом улыбнулся, после потянулся к моим губам, и многотонная, придавившая меня плита исчезла, стоило только Даниэлю прижать меня к себе.
— Через час я должен покинуть Донбар, — произнося это, Даниэль уже предвидел мою реакцию, предусмотрительно лишив меня возможности двигаться, крепко сжав, сгребя меня в охапку. — Ты останешься здесь. Тут для тебя пока что безопасно.
— Ничего подобного! Мы так не договаривались! Я пойду с тобой!
— Нет.
— Да! Ты не можешь решать за меня! — возмущенно рыча, я всё-таки пытаюсь безуспешно вырваться.
— Могу и буду! Ты останешься здесь и точка!
— Это худший из вариантов!
— Лу! Дурья ты башка, я сделаю всё, чтобы защитить тебя! Неужели это так сложно понять? — по голосу я чувствую, что Даниэль не сердится, но на его привлекательном лице появилась суровая маска.
— А ты идиот, разве не понимаешь, что я тут загнусь и слечу с катушек без тебя?! Не зная, что с тобой и где ты! Я должна … должна быть … в центре событий…
— Сделай это ради меня. … Ты останешься здесь. Это моя просьба, мой приказ, моя воля, как хочешь, но я настаиваю.
Понимаю, что сделать ничего не могу, и смириться не могу, но приходится изобразить послушный вид, что он победил.
— Ладно…
— Вот и славно, — отпуская моё обмякшее тело, произнёс Даниэль, удовлетворённо усмехнувшись, ни капли мне не веря. За то короткое время, что мы провели вместе, ему всё же удалось более-менее узнать меня, поэтому я могла поклясться, что у него уже запущено сразу два-три стратегических плана, как не дать мне последовать за ним. — Провожать меня не нужно. Попрощаемся здесь. … Лу, твоё каменное лицо нагоняет на меня тоску. Со мной ничего не случиться, ну разве что оттяпают ещё одну ногу.
— Дурак! И шутки у тебя дурацкие! — обиженно бросила я, зыркнув на него колючим взглядом, в котором боролись нежность и отчаянье. Мне стало так горько, что хотелось вцепиться в него и начать умолять не уходить. Но я тоже кое-что уже знала о своём муже — после такого я могу потерять его уважение. Поэтому, плотно сжав губы, чтобы меня не выдала их предательская дрожь, я посмотрела прямо ему в глаза.
С чуть заметной грустью он улыбнулся, ласково погладив меня по щеке. Затем резко поднявшись, схватил походный мешок и не оглядываясь покинул каюту. Таково прощание в стиле Даниэля.
Какое-то время отупело сижу и слушаю звенящую тишину. Там снаружи кричат чайки, бьёт волна о левый борт, а внутри с нарастающим звоном бушует тишина, пытающаяся покрыть меня своей пустотой. Без него. …
Вырываюсь и бегу, ступеньки вверх на палубу, к трапу, и вот я уже несусь по деревянной пристани к дому Агаты, словно эта проклятая тишина тянется за мной своими лапами, желая меня оглушить. И я точно знаю, что теперь без Даниэля даже на его яхте, на этом моём личном островке спокойствия, будет пусто и пугающе одиноко. Всей своей сутью, я ощущаю, будто у меня отняли нечто важное, словно причины дышать больше нет. И это не совсем страх — это самое, что ни на есть предчувствие!
Агата сидит в гостиной, в расстроенных чувствах рассматривая свои руки, как будто только что между её пальцев просочилось и исчезло счастье.
— Почему вы поссорились с Даниэлем? — запыхавшись, выдавила я. Но она даже не подняла головы в мою сторону, продолжая потерянно пялиться на ладони.
— Потому что он втянет тебя в войну, — слабым голосом ответила она. — Жить с ним — значит, подвергать себя опасности. Он не имел права так поступать, зная всю предысторию. То, что он женился на тебе по законам стражей, я вообще считаю преступлением с его стороны.
— Да я уже втянута в эту войну! С самого детства! Я и есть её причина! — вырвалось у меня.
— Это моя вина. Если бы я тебя не отдала, ничего бы этого не случилось, — она пробормотала это таким тоном, что мне наконец захотелось узнать историю своего рождения, узнать эту женщину заново, но уже не как родственницу, а как свою собственную мать.
— Учитывая всё происходящее, волей неволей начнешь верить в силу пророчества. У тебя просто не было шанса повернуть мою судьбу вспять. А теперь, расскажи мне, всё с самого начала, кажется, у меня есть право знать.
Агата вздрогнула и наконец посмотрела на меня, словно только сейчас заметила моё присутствие. Удивительно, как меняется человеческое лицо в минуты печали и душевных мук. Цветущая красивая женщина, которой я увидела её в первый раз, вмиг превратилась в уставшую и осунувшуюся старуху.
— ….Мне было семнадцать, я была дико своенравна, красива и влюблена. Моя бурлящая натура жаждала приключений, путешествий, секса и остроты ощущений. Я могла танцевать всю ночь, пить крепкий виски и рассекать на байке со своим дружком. Он был обычным парнем, понятия не имеющим о стражах и ведьмовских ковинах. Это была безудержная короткая страсть юности. Чистое безумие, замешанное на гормонах и алкоголе. То что я залетела я осознала слишком поздно, делать аборт было рискованно и я с мучительным токсикозом выносила своего ребёнка, проклиная судьбу, — Аманда отвела взгляд куда-то в сторону, буравя стену, монотонно выкладывая мне свою исповедь. — На последнем сроке моя семья узнала, что я на сносях и что я не желаю оставлять малютку. Поэтому мой брат тут же взял это дело в свои руки, предложив всё уладить и снять с меня груз проблем. Я всего лишь должна была отказаться от родительских прав и отдать им ребёнка. Тогда для меня это показался самый лучший выход, который только можно желать. … Я даже не задумывалась. У меня дико ломило поясницу, болела грудь и моя утиная походка просто бесила меня. Отказ был подписан в день твоего рождения, я даже не захотела взять тебя на руки. Тогда мне хотелось одного — поскорее сбежать из родильной палаты. Свобода — это всё, что мне тогда было нужно.