Моя борьба. Книга четвертая. Юность - Кнаусгор Карл Уве. Страница 16

Кто-то рассмеялся.

– Еще?

– Плутон!

– Марс!

– Очень хорошо! – похвалил я. Больше никто ничего не вспомнил, и я нарисовал на доске Солнечную систему.

– Кажется, будто все они находятся рядышком. Но расстояние между планетами огромное, и чтобы добраться, например, до Юпитера, понадобилось бы много-много лет. Я хотел показать вам, насколько велики эти расстояния, поэтому одевайтесь, прогуляемся с вами до футбольного поля.

– Мы что, на улицу пойдем? Прямо на уроке?

– Да. Одевайтесь – и вперед.

Они повскакивали из-за парт и бросились к крючкам с одеждой, а я с пакетом в руках ждал их возле двери.

Когда мы шли к полю, они жались ко мне, и я чувствовал себя пастухом, таким непохожим на этих маленьких, озорных существ.

– Стоп! – я вытащил из пакета мяч и положил его на землю. – Вот это солнце. Ясно?

Они озадаченно смотрели на меня.

– Пошли дальше!

Еще метров через двадцать я остановился и положил на землю сливу.

– Это Меркурий, планета, расположенная ближе всего к Солнцу. Видите, где сейчас Солнце?

Все посмотрели на мяч, отбрасывающий на гравий коротенькую тень, и закивали.

Потом я разложил на земле два яблока, два апельсина, вилок капусты, кочанчик цветной капусты и, наконец, возле двери в общественный центр, виноградину, представлявшую собой Плутон.

– Теперь понимаете, какое огромное расстояние разделяет планеты? – спросил я. – Солнце отсюда выглядит совсем маленьким, а Меркурий – то есть сливу – вообще не видно. И вот это, – я посмотрел на детей, отрешенно глядевших на футбольное поле, – лишь совсем-совсем крохотная часть Вселенной! Крохотная-прекрохотная! Ну разве не удивительно? Земля, на которой мы живем, расположена в миллионах миль от других планет?

Осмысляя услышанное, некоторые думали с такой силой, что я прямо слышал скрип извилин; другие просто смотрели на деревню или фьорд.

– Ну, давайте назад, – скомандовал я. – Давайте-ка бегом!

В учительской я достал один экземпляр рассказа, скрепил страницы и протянул его Нильсу Эрику – тот сидел на диване и читал местную газету «Трумс Фолкебла».

– Вот рассказ, о котором я говорил, – сказал я.

– О, интересно! – сказал он.

– Ты когда прочтешь? Сегодня к вечеру?

– А что, прямо горит? – он взглянул на меня и улыбнулся. – Я после обеда хотел в Финнснес съездить. Кстати, поехали со мной?

– Ага, поехали. Это ты хорошо придумал.

– А рассказ твой я к завтрашнему дню прочитаю – и устроим с тобой коллоквиум, ладно?

Коллоквиум – от этого слова пахло университетом, наукой, учебой, девушками и вечеринками.

– Отлично. – И я направился за кофе.

– А зачем ты их на улицу водил? – спросил мне вслед Нильс Эрик.

– Да считай что просто так, – ответил я, – наглядно показывал Вселенную.

Когда я пришел в класс на следующий урок, три девочки стояли у окна и о чем-то оживленно спорили. Мое присутствие их, похоже, ничуть не смущало.

– Вы почему тут стоите и болтаете? – напустился на них я. – Урок уже начался! Вы кто такие? Вы ученики, ваше дело выполнять правила и слушать учителя!

Они обернулись, но, увидев, что я улыбаюсь, продолжили болтать.

– Эй! – возмутился я. – Живо по местам!

С медлительностью, которую я, вспоминая позже события этого дня, оценил как изысканную, потому что движения их были поразительно продуманными и привычная неуклюжесть вдруг сменилась горделивой женственностью, – они прошли к своим партам.

– Я прочитал то, что вы написали, – я принялся раздавать тетради. – Молодцы. Но пару моментов я хотел бы обсудить сразу, потому что это касается всех.

Они открыли тетради и прочитали мои комментарии.

– А оценок не будет? – спросила Хильдегюнн.

– За такое маленькое задание – нет, – сказал я. – Я попросил вас это написать, чтобы получше вас узнать.

Андреа и Вивиан сравнили мои комментарии у себя в тетрадях.

– Да вы почти одно и то же написали, – сказала Вивиан. – Что, лень придумывать было?

– Лень? – я улыбнулся. – Зато оценки у вас наверняка будут разные – думаю, тогда и радости у вас поубавится.

Дверь у меня за спиной открылась. Я обернулся. В класс вошел Ричард. Он уселся за парту возле стены и махнул мне рукой, словно разрешая продолжать.

Это еще что такое? Он меня контролировать будет?

– Во-первых, разберемся с диалектом, – сказал я. – На диалекте писать нельзя. Это запрещено. Надо писать «меня зовут», а не «меня звать», «скучно», а не «скушно».

– Но мы же так говорим! – возразила Вивиан, заерзав на стуле и поглядывая на Ричарда, но тот скрестил на груди руки и даже бровью не повел. – Говорим-то мы «меня звать», почему тогда писать надо по-другому?

– И Харрисон в прошлом году говорил, что можно и так писать, – добавила Хильдегюнн.

– Он говорил, главное – не правильно написать, а вообще хоть что-то написать, – подала голос Ливе.

– В прошлом году вы были еще детьми, – ответил я, – а сейчас уже старшеклассники. Существует, что называется, нормативный язык. Норма – единая для всех, кто живет в нашей стране. Говорить можно, как захочешь, но писать – либо на букмоле, либо на нюношке [19]. Спорить тут бесполезно. Если не хотите получать тройки с двойками и чтобы в ваших тетрадях были сплошь исправления, то придется подчиниться.

– Ох! – Андреа посмотрела на меня, потом на Ричарда. Остальные захихикали.

Я велел им достать учебники, а потом, когда все раскрыли их, попросил Хильдегюнн почитать. Ричард поднялся и, коротко кивнув мне, исчез в коридоре.

На перемене я подошел к его кабинету и постучался. Ричард сидел за столом, и, когда я вошел, поднял на меня взгляд.

– Привет, Карл Уве, – сказал он.

– Привет, – ответил я. – Я просто хотел спросить, зачем ты ко мне на урок приходил.

Он посмотрел на меня – изучающе и вопросительно. Потом улыбнулся и прикусил нижнюю губу, по привычке, которую я уже успел за ним заметить, так что борода у него встопорщилась и придала ему что-то козлиное.

– Да я хотел посмотреть, как ты на уроке держишься, – проговорил он. – Я иногда буду захаживать. Среди вас много таких, у кого нет образования, и мне важно понимать, как вы справляетесь. Преподавать – это, знаешь ли, дело непростое.

– Когда у меня будут проблемы – я непременно скажу. Обещаю, – сказал я. – Будь уверен.

Он засмеялся.

– Это я знаю. Но речь не о том. Ты давай, иди отдохни чуток! – И он уткнулся в разложенные перед ним бумаги.

Таким образом мне показали, кто тут главный, и на несколько секунд меня охватило нежелание уступать, однако ничего другого мне не оставалось: сказать мне было нечего, да и в словах его не было ничего особенного, поэтому в конце концов я повернулся и пошел в учительскую.

Заглянув после уроков на почту, я обнаружил в ящике три письма. Одно было от поступившего в Ставангерский университет Бассе, другое – от Ларса, который теперь жил вместе со своей девушкой в Кристиансанне, а третье – от Эйрика. Он начал учиться в Техническом университете в Тронхейме.

Бассе описывал случай, произошедший с ним накануне переезда. Он привел домой девушку – или, скорее, женщину, потому что ей было двадцать пять – и в самый, как он это называл, интересный момент с ней приключилось что-то вроде припадка. Бассе испугался до смерти. Он писал, что у женщины начались судороги, тело ее тряслось и дрожало, он решил, что у нее эпилепсия, вытащил из нее член и вскочил.

«Карл Уве, я со страху чуть не умер! Я не знал, куда бежать – скорую вызвать или как. Вдруг она умрет! Я ведь и правда так подумал. Но потом она открыла глаза, потянула меня к себе и спросила, куда это я собрался. “Еще!” – стонала она. Прикинь? Оказывается, это у нее оргазм был! Вот как оно бывает у зрелых женщин!»