Экстрасенс разбушевался - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 3

– Синьорита говорит по-английски? – поинтересовался я, перейдя на язык Шекспира.

– Йес, ай ду! – улыбнулась Анна.

– Предлагаю прогуляться в парке, он совсем рядом, – сказал я на английском. – Там расскажу вам о Минске. Да и памятник оттуда лучше виден.

– Хорошо, – кивнула Анна. Молодец, понятливая.

Серхио аккуратно взял девушку под руку, мы спустились в подземный переход. Выбравшись наверх, зашагали к парку. Серхио вел девушку осторожно, периодически предупреждая о чем-то по-испански. Интересно, кто она ему? Вряд ли дочь или родственница – слишком уж почтителен. Ребенок начальства? Тогда почему Анну привез он?

Гуляющих в это время в парке не было. Мы без труда нашли свободную скамейку, где устроились втроем. Я сел рядом с Анной, Серхио – с другой стороны от девушки. Я осмотрелся по сторонам.

– Опасаетесь слежки? – спросил Серхио по-русски.

– Да, – кивнул я. – КГБ нервно реагирует на мои контакты с иностранцами.

– Сомневаюсь, что есть причина беспокоиться. Аргентина мало интересна КГБ. Да, в Москве присматривают, но без рвения. Я согласовал поездку в Минск в министерстве иностранных дел, там охотно дали разрешение. Слежки не заметил.

– Ну, раз так, займемся исцелением, – я достал из кармана шарф. – Завяжите сеньорите глаза.

– Для чего? – удивился он.

– Чтобы яркий свет не повредил исцеленную сетчатку.

На пути к парку я определил причину слепоты Анны. Атрофия зрительных нервов ишемического происхождения. Нарушен кровоток к нервам, что и привело к потере зрения. Следствие перенесенной болезни, скорее всего.

Серхио сказал Анне несколько слов по-испански, та кивнула. Он завязал ей глаза.

– Сидите смирно! – сказал я по-английски и положил ладонь ей на ближнюю глазницу. Нужды в том не было, но зачем светить возможностями? Для начала расширить кровоток. Теперь запустить процесс восстановления сетчатки…

Анна внезапно сказала что-то по-испански.

– Говорит, что в глазу покалывает, – перевел Серхио.

– Объясните, что нужно потерпеть. Идет процесс исцеления зрительного нерва, – сказал я по-английски.

Девушка успокоилась. Я немного подождал, чтобы быть полностью уверенным, и предложил ей снять повязку. Порывистым движением она сорвала шарф.

– Диос мио! – воскликнула девушка и затараторила по-испански. При этом она вертела головой и тыкала пальчиком в нас, окружающие деревья, входную арку.

– Анна говорит, что все видит, – перевел, наконец, Серхио. – Нас, деревья и вон то сооружение. Видит хорошо, как в детстве, до того, как перенесла болезнь. Сокрушается, что только одним глазом.

– Будет и второй, – сказал я. – Не хотите прогуляться, Сергей Иванович? Нужно кое-что обсудить. Анна пусть подождет здесь.

– Хорошо, – кивнул он и встал. Мы отошли на пару десятков шагов.

– Поговорим о гонораре, – сказал я. – Деньги мне не интересны. Хотел бы получить аргентинские паспорта – для себя и своей супруги.

– Хм! – задумался он. – Необычная просьба. Собираетесь эмигрировать?

– Нет, – покачал я головой. – Но пусть будут.

– Полагаю, не откажут, – сказал он. – Если исцелите Анну окончательно. Она дочь… как это по-русски? Большого человека в нашей стране. Мне понадобятся ваши фотографии. Вышлете их обычным письмом по адресу, который продиктую. Запомните?

Я кивнул. Он продиктовал. Ничего сложного. Москва, Главпочтамт, до востребования, Клавдии Михайловне Ивановой.

– На конверте укажете адрес, по которому желаете получить паспорта. Их вышлют почтой. Это самый безопасный способ, – улыбнулся он. – КГБ не перлюстрирует письма обычных людей.

А не прост ты, Серхио, совсем не прост. Сомневаюсь, что советник посольства – твоя настоящая должность. Погоны на плечи так и просятся.

– Пожелания насчет новых имен есть? – спросил он. – Или хотите сохранить свои?

– Пусть будут новые, – сказал я. – Что-нибудь из наиболее распространенных. Например, Мигель Санчес или Рамирес. Для жены Виктория…

– У аргентинок нет такого имени, – поспешил он. – Привлечет внимание. Более того, вызовет неприязнь. Это имя английской королевы, а у нас после войны за Мальвинские острова отношение ко всему британскому неприязненное. Предлагаю: Мария. Фамилия: Гомес.

– Почему не такая, как моя? – удивился я.

– У нас женщина, выходя замуж, не меняет фамилию.

– Хорошо, – кивнул я.

Мы вернулись к Анне, где я довершил исцеление. В этот раз процедуру она выдержала без звука. На обратном пути девушка крутила головой, разглядывая все подряд, и трещала по-испански. А потом обратила внимание на меня.

– Вы красивый мужчина, мистер Мурашко, – сказала по-английски. – Высокий и сильный. У вас есть жена?

Я стащил с правой руки перчатку и продемонстрировал ей обручальное кольцо.

– У нас носят на левой, – сообщила она. – Прилетайте к нам в Буэнос-Айрес. Вас там встретят оркестр и почетный караул.

Это чью же дочь я исцелил?

– В самом деле, Михаил Иванович! – поспешил Серхио. – Моя спутница преувеличила, но теплый прием вам обещаю.

На том и расстались. Назавтра я отвел Вику в фотоателье, где получил снимки нужного формата. Вике объяснил, что для заграничного паспорта, не став уточнять, для какого. Снимки отослал по указанному адресу и из-за навалившихся дел забыл. Велико же было мое удивление, когда спустя десять дней достал из почтового ящика плотный конверт. В нем оказались аргентинские паспорта на имя Мигеля Рамиреса и Марии Гомес. На главных страницах – наши с Викой фотографии. И еще в конверте лежала короткая записка. «В аэропорту пограничник спросит, почему в паспортах нет советской визы и штампа о въезде. Объясните, что паспорта вам выдали в посольстве взамен утраченных в СССР. Отметка об этом в них есть. Спросит: чем занимались в Советском Союзе, отвечайте, что вы врачи и проходили стажировку в клинике Склифосовского. У нас есть об этом договоренность с Министерством здравоохранения СССР, стажировки идут постоянно. Удачи!»

Записку явно писал Серхио или кто-то под его диктовку. Я пожал плечами и сжег листок в пепельнице. Паспорта спрятал. Улетать по ним из СССР не собираюсь. «Для чего тогда выдурил?» – спросите. Объясню. В прошлой жизни у меня были знакомые – брат и сестра. В 90-е годы они занимались выездным туризмом, а я редактировал туристическую газету. Познакомились в одной из поездок. Симпатичные, открытые в общения люди. Вот они и рассказали. Дети советских дипломатов родились в Аргентине. По законам этой страны автоматически приобрели возможность стать ее гражданами – так называемое право почвы, которым знакомые и воспользовались, когда СССР рухнул. Обратились в посольство Аргентины, предъявили свидетельства о рождении, получили паспорта. Из Минска брат и сестра вылетали по белорусским документам, а оказавшись за границей, прятали их в чемоданы. Далее путешествовали по аргентинским. Гражданам этой страны виза в страны Европы не нужна. И не только там. Зачем упускать возможность? Для меня же это – задел на будущее. Вдруг пригодятся? Я и предположить не мог, как скоро случится это «вдруг»…

В тот день в клинику я опоздал. Утром, как обычно, повез Вику в Боровляны – она продолжала трудиться у Терещенко. Ночью выпал снег, дороги не расчистили, ехал осторожно – шины-то летние. О зимних здесь понятия не имеют. Довез, попрощался и отправился обратно в Минск. Колею на асфальте к тому времени успели раскатать, в ней нарос ледок, «Ауди» пару раз занесло. Справился, но в детскую клинику опоздал. Припарковав автомобиль на улице, вышел и заспешил к калитке.

Возле нее стояла «Волга», а рядом – мужчина в импортной дубленке. На голове – пыжиковая шапка. Богатый прикид. Мужчина курил. Увидав меня, швырнул сигарету под ноги. Я невольно проводил ее взглядом и увидел на снегу несколько окурков. Поморщился – не люблю нерях. Если куришь, отойди в сторонку – урна в трех шагах. Гадь в нее.

– Михаил Иванович Мурашко? – неряха шагнул ко мне.

– Да? – отозвался я, остановившись.