В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена. Страница 38

Я мельком взглянула на Шмеля, который, к моему счастью, не обращал внимания на наш разговор отдавая предпочтение информации в своём телефоне. Если бы здесь присутствовали Виктор или Клим они уже уцепились за слова Даниила. Нет, я никогда не участвовала в фотосессиях для глянцевых журналов. Этот мир перестал быть мне интересен после смерти мамы, на которую мы с Киссой были похожи. Когда нас видели втроём непременно кто-нибудь упоминал клонирование. Мы действительно напоминали одного и того же человека в разных возрастах. Мама была удивительно красива и её портрет действительно украсил одну из фотовыставок много лет назад. Его даже напечатали в одном из журналов, но не на обложке, а как иллюстрацию к рецензии. Именно об этом сейчас говорил Даниил и я надеялась, что он не вспомнит и не ляпнет про то фото. Невовремя поняла, что у Киссы вся лента была заполнена её селфи. Была пара фото и со мной. По возможности обязательно нужно будет проверить её странички.

— Я не люблю фотографироваться. Моих фото вы нигде не могли видеть. Возможно, с кем-то путаете. У меня довольно стандартная внешность, таких, как я довольно много. Меня постоянно с кем-то путают.

Даниил странно ухмыльнулся, я бы даже сказала по-злодейски, обнажив свои идеально ровные зубы, уверена в юношестве носил скобки, сама прошла через это. В последнее время всё больше не люблю людей, которые смотрят так, будто что-то обо мне знают. Как назло, за последние недели их список постоянно пополняется, а моя нервная система сильнее расшатывается. Вот и фотограф, не на прямую, из-за фотоаппарата, выглядывает, рассматривая, будто пытаясь просканировать насквозь. Если бы он действительно мог увидеть мою внутреннюю сущность, она бы ему не понравилась. Там истощённая, бледная, замученная самой собой девушка, постоянно плачущая и трясущаяся, та самая, которую я видела в зеркале первые дни после того, как очнулась.

— Вашей внешности можно подобрать много определений, но назвать её стандартной в моём понимании непрофессионально. И я ещё не встречал похожих на вас девушек.

На стала упоминать, что на этой планете есть как минимум ещё одна такая же как я.

Когда всё было готово Даниил гордо продемонстрировал мне результат. Вопреки ожиданиям он не предоставил мне право выбора, а показал одно единственное фото, которое, по его мнению, было самым удачным. На нём я увидела себя из прошлого, где мама была жива, мы с Киссой были настоящими сёстрами, делящимися друг с другом всеми секретами, где я мечтаю пойти по стопам мамы, а Кисса стать дизайнером-модельером, где на моём лице нет тяжести потери и груза лжи со всеми их последствиями.

— Вижу, что понравилось. Я в этой стране лучший. Моя модель сама Миссис. Так что можешь смело завидовать самой себе.

— Миссис? — Уточнила не ослышалась ли я.

— Неужели никогда не слышала? О ней вся столица говорит. Журналы рвут на части, к счастью, лишь фигурально. Вы с ней составили бы отличный тандем её свет и твоя тьма, её лёд и твой огонь. Обе загадочные и недостижимые, призраки самих себя. Два цветка на могиле карьеры других моделей.

— Столица? Ты сказал столица?

— Да. Здесь любят обсуждать звёзд. А она сейчас самая яркая.

В этот момент я поняла, насколько глупо было не спросить куда меня повезут. Если бы узнала сразу никакими силами меня сюда не затащили. Я вернулась домой.

Глава 28

— Шмель говорит, что ты ничего не ешь. — Умеет Виктор передать свои эмоции интонациями. Сейчас, например, он недоволен. Крайне. И, возможно, зол. Был бы здесь уже запихивал еду силой или капельницей.

Прошло два дня с момента как я узнала, где нахожусь и именно с этого момента в меня ничего не лезет, а лишь выворачивает наизнанку от малейшей попытки что-то съесть. Голова трещит по швам от бесконечных мыслей, главная из которых — в городе ли Ирбис. Никогда ещё так сильно меня не тянуло попытаться узнать о его местонахождении. Меня сдерживает лишь факт, что стоит попытаться залезть в интернет хоть с одного устройства в этом доме, даже с собственного ноутбука или телефона и об этом станет известно Виктору, как и о том, что я буду искать. Он только и ждёт, когда я проколюсь хоть на чём-то.

— Акклиматизация проходит тяжело. — Я тоже умею играть интонациями, особенно когда хочу отделаться от неугодного собеседника. Поэтому дала понять, что не особо жажду беседовать.

— Неужели. — Понятно, ни букве не поверил. Ну и чёрт с ним.

Психанула и сбросила вызов, отшвырнув телефон Шмеля на край кровати. Ещё и он дико раздражает своей персоной. Моя личная нянька, хотя нет, надзиратель. Всегда где-то рядом. Хотя, когда он покидает дом становится неспокойно и нервозно.

— Я устала и буду спать. — Намекнула, что ему пора на выход из комнаты, в которой обосновалась.

— А что мне сказать Царю, когда он перезвонит? — Ещё один крайне недовольный мной человек.

— Что у меня ПМС. — До Шмеля долго доходило сказанное мной, а потом, когда дошло, он мысленно меня расчленил. Не в первый раз и не в последний. Травануть его что ли. Чтобы перестал за мной везде таскаться. Нет. Лучше он, с ним уже привычно.

— А сама не могла сказать? — Попытался наехать на меня. Интересно, он действительно передаст мои слова?

— Запамятовала. Побочный эффект ПМС. — Чем чаще произношу эти три буквы, тем больше закипает Шмель, удивительно, как они на него действуют, похлеще отборного русского мата.

Дальше последовал то ли мат, то ли жаргон и надзиратель покинул мою комнату, не забыв хлопнуть дверью.

Надо выбираться отсюда или найти способ узнать, где сейчас Ирбис. Чёёёрт! Я же покойница. Если встречу хоть одного знакомого пойдёт цепная реакция. Куся неторопливо заползла мне на руки и растянулась поперёк меня, начав мурчать. Шлялась где-то несколько дней, и видно соскучилась, ну или просто хочет отоспаться на ком-нибудь тёплом. Иногда я ей завидую. Никаких проблем, панических атак, срывов, истерик и страхов. Пофигизм и спокойствие.

Поглаживая мягкую шёрстку, продумывала возможные варианты развития событий. Первый: при первой же возможности сбежать из-под опеки Виктора. У меня остался ещё один паспорт, о котором, я очень надеюсь, ему неизвестно. Тогда у меня будет шанс исчезнуть, затеряться снова в какой-нибудь глуши, без надежды на возможность вернуться в медицину. Только теперь это для меня шаг назад. Второй: рассказать всё Виктору, и будь что будет. Только захочет ли мой благодетель продолжать меня спасать, узнав всю правду. Да и не готова я открыться хоть кому-то. Единственный, кто знает обо мне всё от и до — доктор Разумовский. Я открылась ему, когда эмоции, запертые внутри начали меня разъедать, отравляя, а я начинала сходить с ума от бесконечных мыслей о прошлом и настоящем. Будущего я для себя не видела, думая, что так и проживу в лесу вдали от людей.

— Что это? — Спросила доктора Разумовского, разглядывая небольшой сверкающий, как заледеневшая на морозе снежная корка, белый свёрток, перевязанный белой атласной лентой, который он положил ко мне на колени. Мы ждали наступления нового года, устроившись в креслах рядом друг с другом, подготовив бокалы и шампанское.

После инцидента в магазине я кое-как пришла в себя, принявшись изучать своё состояние с научной точки зрения, изучая литературу, подбирая психолога, к которому можно будет обратиться. В тот момент я делала это не ради себя, а доктора Разумовского, который многим пожертвовал, чтобы я жила, чтобы у меня было будущее. Только из благодарности к нему я не имела права сдаться, была обязана побороться за саму себя, и ту часть жизни доктора, которую он отдал мне.

Приближался новый год, и доктор положил мне на колени подарок, хотя мы договорились, что празднование ограничится парой бокалов шампанского и стандартным столом. И всё. Мне нечего подарить ему в ответ и так на полном его содержании.

— Это будущее. Открой.