Я – бездна - Карризи Донато. Страница 8

Сквозь ветви деревьев он разглядел на поверхности воды чье-то тело.

Утопающий находился метрах в десяти от берега. С такого расстояния добраться до пляжа ничего не стоило; вода была спокойной, поэтому держаться на плаву тоже было несложно. Тогда Чистильщик понял, что тело невезучего незнакомца подхватило водоворотом, о которых нередко рассказывали местные. Водоворот тянет ко дну, и вырваться невозможно. Чистильщик поймал себя на мысли, что не хочет присутствовать при этой сцене. Такая бессмысленная смерть его ужасала. И потому казалась особенно жуткой. И в то же время он не мог отвести взгляда от утопающего.

Не мог игнорировать происходящее.

Он раздвинул ветви, чтобы получше разглядеть этого человека. Тело погружалось в воду и вновь всплывало на поверхность в отчаянных попытках схватить воздух ртом. На секунду Чистильщику удалось разглядеть лицо несчастного. Это был мальчик. Но не просто мальчик.

Полный, нескладный мальчик в сдутых оранжевых нарукавниках.

Не раздумывая ни секунды, Чистильщик бросился вниз, скидывая на ходу тяжелые рабочие ботинки. Очки тоже остались на галечном пляже. Он вошел в темную и холодную воду, с трудом продвигаясь вперед сквозь плотную жидкость, которая, казалось, не хотела его пропускать. Как будто озеро требовало крови, человеческой жертвы за то, что ему удалось выбраться из гнилой воды, из заполненного мусором бассейна много лет назад. Кто-то хотел вернуть себе старый долг.

Но Чистильщик этого не допустит.

Зайдя в воду по пояс, он бросился вперед вплавь, пустив в ход все навыки, полученные во время единственного урока, преподанного ему матерью вопреки ее желанию.

Нужно плыть.

Он делал большие гребки руками и энергично толкался ногами, стараясь держать темп, чтобы не растратить силы.

«Смотри, Вера, как у меня здорово получается!»

И греб, греб вперед, туда, где барахтался ребенок.

Через несколько метров он почувствовал холод, точно кто-то потянул его вниз. Подземный ключ казался щупальцем гигантского спрута. Чистильщик замедлил ход, но не сдался и быстро высвободил ногу. Меж тем малыш уже едва держался: он больше не мог кричать и беспорядочно бил руками по воде, как марионетка с отрезанными ниточками. Чистильщик хотел было крикнуть ему, что он уже рядом, что нужно потерпеть.

Но малыш вдруг замер и камнем пошел ко дну.

Тогда Чистильщик глубоко вдохнул и тоже нырнул, мысленно моля о том, чтобы ему хватило дыхания. Он вытянул руку вперед, продираясь сквозь зеленые водоросли, не понимая, куда плыть. И вдруг что-то нащупал и инстинктивно схватил, потянул к себе.

Это была рука – точнее, предплечье.

Он держал мальчика не очень крепко, но времени на вторую попытку не было; он поднял голову, и в ту секунду, когда свет погас и тьма готова была сомкнуться над его головой, изо всех сил толкнулся наверх.

Он оказался на поверхности с безжизненной ношей. Жив мальчик или нет, Чистильщик не знал, – оставалось только тащить тело к пляжу.

Время тянулось бесконечно, пока наконец он не почувствовал под ногами каменистое дно. Он шел, таща за собой безвольное тело, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на мальчика или проверить, что с ним. Он понял, что рука как-то неестественно выгнулась, – возможно, он вывихнул утопающему плечо. Но он не мог остановиться и оглянуться. Пока что не мог.

Добравшись до пляжа, он упал на четвереньки, пытаясь отдышаться. И только потом обернулся.

Не мальчик, а девочка.

Она лежала лицом вниз, но длинные темные волосы и хрупкое тело не вызывали сомнений в том, что это девочка. Чистильщик не задавался вопросом, почему она оказалась в воде одетой: в черных джинсах, кроссовках и с ярким рюкзаком за плечами. Ясное дело, что она не купаться пришла.

Девочка вяло пошевелилась. Она была жива. Она пыталась вдохнуть.

Непонятно, как он принял ее за пятилетнего ребенка. Однако думать об этом было некогда; Чистильщик перевернул девочку на спину, чтоб она не задохнулась. И, заглянув ей в лицо, отпрянул. Черты ее лица были тонкие и нежные. Растекшийся карандаш вокруг глаз, сережки в ушах, фиолетовая прядь, прилипшая ко лбу.

На вид ей было лет двенадцать, самое большее тринадцать.

Глаза девочки закатились, изо рта и носа шла белая пена. Чистильщик неподвижно глядел на нее, не решаясь пошевелиться.

Девочка не дышала. Жить ей оставалось недолго.

«К чему тогда столько усилий, если она умрет здесь, на пляже», – думал он. Что-то внутри отказывалось это принять. Он набрался смелости и сел на нее сверху, затем положил обе руки на грудь девочки и надавил. Сильнее, еще и еще.

Он не знал, нужно ли это делать. Он чувствовал под руками хрупкие, похожие на птичьи, косточки. Грудная клетка поднималась и с глухим хрипом опять опускалась. Он снова и снова нажимал ей на грудь, пока наконец изо рта девочки не выплеснулся фонтанчик, а вслед за ним не раздался короткий гортанный звук. Чистильщик замер в нерешительности, но понял, что его тактика сработала, и снова принялся за дело.

Вскоре девочка закашлялась и начала плеваться желтоватой жидкостью. Когда дыхание восстановилось, ее резко затрясло, как сломанную куклу. Чистильщик понял, что это судороги. Он вспомнил страшный день из своего детства, когда его в таком же состоянии забрала «скорая помощь». Поэтому он достал из кармана носовой платок и положил его девочке в рот, чтоб она не прикусила язык. Когда Чистильщик понял, что ей стало легче, он попытался встать, но едва не упал. Он не мог, никак не мог уйти. Он застыл на месте, каштаново-рыжий парик сбился вперед. И вдруг она успокоилась и в тот же миг открыла глаза. Огромные, глубокие и грустные карие глаза.

И он понял, что она его увидела.

«Но я же невидимка, – подумал он. – Ты не можешь меня увидеть». Она лежала неподвижно, и он поймал себя на том, что дрожит. Все остальное произошло быстро. Издали послышались голоса, по пляжу к ним направлялись какие-то люди.

Кто-то увидел происходящее, и теперь они шли сюда.

И прежде чем разглядеть, кто они, он принял решение. Нельзя оставаться на пляже. И хотя он не сделал ничего плохого, он не знал, как объяснить подобную сцену. Да и кто бы ему поверил. Опыт говорил о том, что чужакам доверять нельзя. Тогда он бросил последний взгляд на девочку с фиолетовой челкой, спрашивая себя, что таят ее бездонные глаза, неотрывно глядевшие на него.

Он хотел было забрать платок, но она не ослабляла хватку.

Счет шел на секунды. Он быстро подобрал очки и сброшенные впопыхах ботинки и босиком взбежал вверх по тропе, стараясь затеряться среди деревьев. Оказавшись на площадке, где был припаркован фургон, он услышал голоса сбежавшихся людей. Он понадеялся, что они будут слишком заняты девочкой и никто не станет его преследовать. Но обернуться побоялся.

Добравшись до машины, он вскочил в кабину, тут же завел мотор и рванул вперед. Только тогда он мельком посмотрел в зеркало заднего вида, но увидел позади лишь пустую дорогу.

19 сентября

Запах развеял сон. Мальчик уже знал этот запах, вот только не помнил откуда.

Мальчик попробовал открыть глаза, но веки оказались невероятно тяжелыми. Поэтому он все никак не мог понять, спит он или все-таки уже нет. Ему казалось, что он снова проваливается в сон, в животе что-то урчало, а потом голова выныривала на поверхность, опять и опять – вверх-вниз, как будто на американских горках, но вокруг темнота. Ни капли не весело.

Голова болела. Как будто ее сжали железным обручем от уха до уха.

А запах становился все ближе, пронизывал все вокруг. Запах дезинфицирующего средства, запах больницы. Да. «Я опять в больнице, – подумал он. – Точно».

– Как ты не понимаешь, так больше не может продолжаться, – кричал кто-то. – На этот раз повезло, а что потом? Мы едва успели.

Это голос Мартины из службы опеки. С кем она говорит?

– Но я… я… – всхлипывал кто-то.

– Что «я»? Это твоя ответственность, Вера. Ты мать, ты должна о нем заботиться.