Крещение сталью (СИ) - Борик Пан. Страница 17

Стояла гробовая тишина, семёрка расположилась на полу, легли на бок, закрывая глаза. Вокруг лежали батраки, играя роль массовки, жаждущей хлеба и зрелищ. И если первое они получили вечером, то вот второе ждало их на протяжении ночи. Ватрувий медленно вышагивал вокруг лежащих на земле, в руках у elephantus’a была огромная, чугунная дубина, которой мужчина намеревался, как он выразился, сокращать численность бездарей. Так и начались адовы круги, в понимании лежащих.

Пол был холодный, а шаги наставника смешивались с топотом ещё нескольких наблюдателей. Они делали ставки, разные, но каждая из них была коварна: Кто не справится с эмоциями? Кто первый умрёт? Кто закричит? Эти и подобные вопросы витали в воздухе, становясь звонкой златью сыплющейся на стол зрителей. Ставки были сделаны, мнения высказаны.

Сердце Ричи было готово взорваться от напряжения, одежда покрылась потом, стало трудно дышать. Homo пытался рассмотреть хоть что-нибудь, но темнота мешала задуманному. Даже когда глаза привыкли к мраку, максимум, что мог увидеть homo это силуэт лежавшего неподалёку. Они были игрушками, предметами, над которыми можно издеваться, ведь они не ответят. Клаус пытался возразить, Бэм отказывался участвовать в подобном, но несколько тумаков от Ватрувия заставило их принять условия. Они в плену, утопают в извращённом безумстве наставника.

Бенджамин не видел лица впереди лежавшего, но протянул ладонь, касаясь пальцами кожи. Ему казалось что эта смуглая кожа, обладательница которой имеет изумрудные глаза. Нет, ему хотелось верить в это. Но приглядевшись внимательнее он увидел колпак и понял, кто сжимает его ладонь в ответ, это была Соня. Чудачка тихо всхлипывала, волновалась и была на грани срыва, но полностью отдавалась в руки Судьбы, которая, по мнению девушки, ведёт её с рождения.

Удар. Тишина. Шаги. Ина, как ей казалось, расположилась в самом лучшем месте: близ стены. Таким образом она видит надвигающегося наставника, а значит может предугадать действия изувера. Снова прозвучал удар, эхом проходясь по стенам. Иосифу стоило больших усилий не закричать, и чтобы этого не случилось, мужчина прикусил палец, тот самый, с перстнем, сдавливающим кость, будто тиски. Всё тело пробил озноб, а перед глазами приземлилась здоровенная кувалда.

«Играет — понимали все кроме Клауса — он просто запугивает нас. Будь у него намерения посерьёзнее, уже давно бы послышался треск голов.» Кажется всех посетила одна и та же мысль, исковерканная от существа к существу, но тем ни менее единая. Но у этих мыслей была и обратная сторона: возможно elephant просто играет с ними на потеху публике; тем geek, что наблюдают за страданиями других, скрипя стульями в могильной тишине.

Что-то упало, встретилось с полом и резкий удар раскроил это нечто. Ошмётки полетели в разные стороны, крик сорвался с уст Сони, Ричи подскочил намереваясь бежать к выходу. Бенджамину ничего не оставалось, кроме как подключиться к отчаянному плану побега, вскакивая вместе с Бэмом и Клаусом, ещё не зная, что делать, но уже готовясь ко всему.

За дверью заскрипели половицы: быстро, одна за одной, будто бы кто-то не жалея сил пробирался в это ужасное место. Открылась дверь, свет факела разрезал темноту и осветил представшую перед глазами Крузаны картину: бешеные глаза Ричи; свернувшуюся калачиком Ину, рядом с которой навис Ватрувий держа в руках дубину; Бенджамин, Иосиф, Клаус стоящие в боевых стойках с поднятыми вверх кулаками; Бэм который трясёт Соню за плечи; и ошмётки арбуза разлетевшегося во все стороны света. Послышались аплодисменты: публика была довольна и быстро разделив ставки и получив выигрыши, ретировались во избежании, как говорят местные богачи, "публичных гляделок". Стало тихо, даже слишком.

— Ватрувий.

— Крузана.

— Что ты здесь устроил? Решил в шуты податься? Да не выйдет, мордой не вышел.

Мужчина изогнул хобот, протяжно протрубив — оскорблён, поняла женщина, и была рада уязвить гордость существа. В мире, после всплеска мутаций, было введено всеобщее правило, под которым поставили печати сильные мира сего: оно обязывало каждого из живущих соблюдать минимальные нормы этики и не употреблять в речи оскорбительных высказываний, потому как уродится «не, таким как все» на данный момент, было крайне легко. Именно по этой причине, elephantus свернул бы шею Крузане, будь у него такие полномочия. Мужчина также мог говорить с провинившийся на языке боли, но вот незадача, таблички обоих золотые, что даёт им равные права, а значит ни один из них не может требовать дуэли без согласия второго. Замолчали, наставники сверлили друг друга взглядами. Внезапно, но крайне громко, в помещение зашёл Червини, минуя дверной проём, как и всегда, наклоняя голову.

— Занятные, оказывается, вещи в замке творятся. Шёл я себе спокойно по делам, гляжу финансистов толпа, дай думаю спрошу: откуда да куда? А оно вон как оказывается, с представления… — Червини цокнул, смерил взглядом собравшихся, задержал внимание на Ватрувии.

— Да мастер Червини, у нас, глядите, цирк тут открылся. А я, дура, не знала даже. А так, глядишь, сходила бы, да билеты кончились говорят.

— Кончились? Как печально это слышать. Право, я мог бы дать десяток злати за новое представление.

— Десяток? Эти баламошки и медяка ломаного не стоят. Пока что. Эй, чего уши развесили? А ну марш по палаткам! Завтра ранний подъём!

Ина подскочила с пола, и вместе со всеми ринулась к выходу. Покидали подвальное помещение быстро, не обращая внимания на окружения и появившуюся персону. Хотя Червини достаточно долго глядел на Бенджамина, но среди повисшей атмосферы, этому никто не придал значения. Троица не сменила своих мест, всё так же прожигая друг друга взглядом. Тишину прервал учёный:

— Сэр Ватрувий, думаю король согласится с моим мнением, потому как оно было доказано выслугой лет: вас следует отстранить от помощи подающим надежды умертвителем нечистот и возложить эту, безусловно важную задачу, целиком и полностью на плечи Крузаны.

— Поддерживаю. — Это были последние слова женщины, после которых она покинула помещение, быстро, сдерживая ярость и не позволяя злости взять вверх. Подумать только: её не было в Лутергоге неполные две недели, и за это время произошли события, о которых они и помыслить не могла. Конечно же все знали сложный характер Ватрувия, но это ни в какие границы не лезло, и Червини был прав, когда передал все полномочия Крузане. В романе, в том что так любит читать Бенджамин, на этом месте была бы долгая и слезливая история семёрки, которая пережила один из самых страшных в своей жизни моментов. На тех страницах автор упомянул бы объятия, долгие, задушевные разговоры и возможно даже признания в любви. Но реальность — это не сказки романистов, хотя порою, хочется чтобы было именно так. До лагеря выжившие так и не дошли, возник конфликт.

— Я ухожу! — Вскрикнул Иосиф, с дрожью в руках переходя на трусцу. Не успел отряд покинуть стены замка, как тут же двое уже бежали по широкой улочке, при свете луны. Почему двое? Потому что, Бенджамин вознамерился "вбить" в товарища мозги, и тем самым вернуть рассудок, который по мнению felisa, homo потерял. Ведь столько уже позади, столько было пережито и преодолено, неужели сейчас следует сдаваться?

— Стой! Иосиф, стой!

Страх за будущее и общая трусливость придавала мужчине сил, с порывами ветра гоня его как можно дальше. Он всю жизнь бежал от обязанностей, от трудностей и невзгод, так почему бы и сейчас не воспользоваться уже изученной тактикой? Сбежать и оставить чудаков на потеху Крузане. Но в общей выносливости до Бенджи ему было далеко. Вскоре гонка прекратилась, и началась потасовка.

Felis напрыгнул на существо сзади, повалив того на землю. Встречаться лицом с устланной камнем улочкой, не самое приятное занятие. Удар локтём заставил выходца из дюн опешить и на секунду потерять хватку, тогда-то Иосиф навис над ним отчаянно начиная лупить кулаками. То был не гнев или же злость, а обычный, имеющейся у всех страх. Страх быть убитым. И существо всеми силами не желая умирать боролось за свою жизнь, не желая возвращаться назад, в те помещения, к тому садисту.