Спаси меня от себя (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 42

Бесит, что я без связи. Хотя нет, меня больше бесит, что я без своей Еси. Мне срочно надо увидеть ее. Обнять. Нет, просто увидеть. Потом обнять. Пусть ударит, но я должен видеть ее. Иначе просто загнусь, как нарик без дозы.

Мой телефон ушел в утиль, а новый Мила не подогнала, предпочитая держать меня в неведении. Так что я буквально лезу на стены от безысходности и отсутствия информации.

Стоит «откинуться», первым делом несусь в универ, понимая, что период сессии не окончен. Прямо так. Страшный Робинзон Крузо. Но внешний вид не может и не волнует меня в принципе, а сейчас и подавно. Рвение остается без ответа, потому что Еси здесь нет. Люди муравьями выползают из здания, но не ее группа.

Я долбанную прорву времени провожу возле универа, пытаясь выхватить хоть одно знакомое лицо, и как назло, нет ни ее подружек, ни бывшего. В админкорпусе меня узнаю не сразу, а даже узнав, с улыбкой сообщают, что Есения Логвиненко все давно закрыла на круглые пятерки. Моя девочка. Как иначе…

Целый день я мотаюсь к дому, по всему местам, где она обычно бывала и снова возвращаюсь под знакомый подъезд, следя за неосвещенными окнами нужной квартиры. Никаких признаков жизни. Попытки рассеиваются словно дым на сильном ветру.

В полночь, когда терпение заканчивается, и я, сидя в машине, начинаю клевать носом, боковым зрением замечаю знакомую фигуру.

Александр Павлович уставшей тяжелой походкой двигается в сторону дома. И стоит мне выйти из машины и показаться во всей красе, огонь в глазах загорается ярко, как костер инквизиции. Что-то мне подсказывает, что сжигать будут меня, а не ведьму.

— Давай так, чтобы я тебя через секунду не видел, — цедит отец Еси и продолжает идти. Видно, что слова даются ему через силу.

— Александр Павлович, это все не то, чем кажется на первый взгляд, — пытаюсь догнать.

— Прости, дочь, я правда не лез, — кидает на пол сумку и без предупреждения дает мне по роже. Это было резко и неожиданно, шо понос, честное слово. Отлетаю на асфальт моментально, не сгруппировался. Снизу вверх смотрю на разъяренного Логвиненко и прикидываю в уме, как много он может знать. Взгляд режет без ножа.

Да, удар сильный даже несмотря на возраст. Скула ноет адски, но я даже рад. Хотя бы такая боль отрезвляет, да и я бы поступил ровно так же само. А может и хуже, так что мужик еще держится.

— Слинял отсюда быстро, чтобы я больше не видел и духу твоего.

Сплевываю кровь и поднимаю руку.

—Послушайте, я все могу пояснить…

— Ты собрался пояснять что?! Что ты трахал баб, а потом потрахивал мою дочь, а после чего твоя шалашовка показывает ей ваши развлечения без прикрас?! ДА? Это ты собрался пояснить, вонючий ты кусок дерьма! Я всякое ожидал, но чтоб вытирать ноги о мою дочь — НЕТ. Запомни, я за каждую слезинку заставлю тебя страдать. Пусть и обещал, что не трону тебя. Мать Тереза нашлась тут. «Папа, не трогай, папа, не надо». Папу слушать надо!

— Это монтаж, Александр Павлович, дайте мне просто все пояснить.

— Нет.

— Я просто поговорю с ней…

Но договорить не дают, потому что мужчина пригвождает меня к стенке и обезумевшим взглядом скользит по лицу. После чего непринужденно выдает:

— Я вот не пойму, ты самоубийца или как? Если я узнаю, что ты хоть на метр к ней приблизился, готовь место на кладбище.

Отпускает меня и уходит, зацепив сумку с пола. Я впервые отчетливо вижу всю глобальность проблемы. Она просто феерически масштабна. Настолько, что я дышать уже не могу от сдавливающей плиты на груди. Сука. Ну что за жизнь?!

И почему я не могу сделать как обычно: положить свой детородный орган на все и жить в свое удовольствие. Почему петля на шее сдавливается с каждым вздохом все сильнее?

*******************************************************

Три недели я не видел и не слышал Есю. Настолько озверел за это время, что, найдя рубашку, в которой она спала, уснул, плотно уткнувшись носом в ткань, от которой еще исходил слабый аромат.

Я псих. Долбанный и конченный придурок. Каждый вечер я приезжал под окна слишком знакомой квартиры и ждал. Терпеливо и иногда озлобленно. Так не должно быть, черт возьми!

Логвиненко приходил и уходил, порой не приезжал и вовсе, но однажды он заметил меня. Изучающий взгляд лазером прошелся по лицу, после чего он сделал вид, что мы не знакомы.

Дни суматошно сливаются в единую бессвязную цепь. День сурка. Я пытаюсь найти Есю и не могу. Она словно сквозь землю провалилась, и самое паршивое, я даже не знаю толком, у кого ее искать. С друзьями знаком не был, знал только про какую-то Марусю. Но как она выглядит и где живет — без понятия.

Поднял на уши всех, но все что удалось узнать, — она покинула страну. Люди пообещали найти мне концы, но только пока воз и ныне там.

— Андрей, я понимаю, конечно, что ты не в себе сейчас, но завтра суд. Мне нужно, чтобы ты был предельно собран.

— Мне все равно, — откидываюсь на спинку кожаного кресла и прикрываю глаза. Как же мне все равно.

Пусть хоть планета остановится.

— Слушай, ты мне не помогаешь вообще ни разу! — Мила жалобно стонет и кидает на стол бумаги.

Она золото. Без прикрас открыто заявляю это, такого трудолюбивого человека нужно еще поискать. Я уже молчу про то, что она единственная из нашей семьи, кто не отвернулся, когда скандал набрал обороты. Ох, как же он набрал обороты. Каждая газета считала своим долгом поведать о сыночке знаменитого политика. Сыночек и правда подпортил малину своим звездным родственникам. Ну что поделать. Повторюсь: мне все равно, а вот мать довольно красноречиво вопила в трубку, что рейтинги у отца сместились из-за меня.

Ой ли. Они давно рухнули вниз из-за его беспорядочных половых связей, о которых не слышал разве что глухой.

— Он приехал, — Мила подскакивает на месте и загорается как новогодняя елка от множества гирлянд на ней.

Мы долго ждали, слишком. Я все еще верил в адекватность этого человека, потому что не мог он оказаться таким же, как и дети.

Одно предложение, а сколько силы оно придало мне.

— Выезжаю.

Первая новость за долгое время, которая вселяет в меня призрачную надежду.

— Андрей, — окликает меня сестра. — Все наладится, будь уверен.

Я смотрю в широко распахнутые глаза и понимаю, что мне несказанно везет с ней. Пожалуй, я бы бухал без просыху еще неделю назад, если бы не она. Может даже проснулся бы уже с судимостью.

Наладится. Я тихо умираю внутри, а каком положительном исходе вообще может быть речь?

Глава 40

ЕСЕНИЯ

Странное ощущение того, что жизнь проходит мимо. Вот я сижу на берегу курортного города рядом с Марусей и Святом, но радости нет. Как будто выжали и выкинули на обочину жизни. Сразу же после инцидента, друг завернул меня вместе с быстро собранным чемоданом и за пару часов вывез из страны. После чего к нам присоединилась Маруся, которую он вызвонил на утро. Так быстро мы еще никогда не собирались. С отцом он тоже переговорил сам, оставив мне возможность не испытывать боль еще раз. Только она и так со мной.

Единственное, что я попросила отца, не трогать Андрея. Я не хочу, чтобы он причинял ему боль. Наши дела — это наши дела. Моя боль — это моя боль. Но без рукоприкладства.

Плавно веду пальцем по мокрой коже, наблюдая за переливами на заметно загоревшем теле. Мне уже не больно дышать, почти не больно наблюдать за влюбленными парочками. Совсем нет неприятных ощущений от того, что вижу в отражении зеркала. Я почти перестала себя винить во всех смертных грехах и начала дышать с колом внутри.

Почти, потому что отголоски невыносимой агонии догоняют со спины и бьют со всего размаху по кровоточащей груди, откуда с корнями вырвали сердце.

Я абсолютно не понимаю, как жить дальше. Вернее, глубоко в душе осознаю, но до конца не воспринимаю реальность. Стараясь абстрагироваться, глушу в себе боль, замыкаясь за семью замками в себе.

— Еся, мы идем купаться, — Свят недовольно косится в мою сторону и пытается мягко намекнуть, что мне бы тоже не помешало бы освежиться.