Я тебе принадлежу (СИ) - Леманн Анна. Страница 41

— Это совсем другое, — обрывает. — Это сделали ваши отцы, а не вы. Поэтому и вина другая. Здесь же вина лежит на мне.

— Если любит, то простит.

— А если её любовь пройдёт, когда она поймёт, что я натворил? — предполагает и садится в противоположное мне кресло.

— Не знаю, — выдыхаю, отчасти понимая мужчину. — Но и страдать я ей позволить не могу. Моя мама умерла несчастной и слабой. И если я смогу осчастливить хотя бы одну женщину, то я пойду на это. Тем более после всего, что она пережила, — Я никогда не понимал отца, который изменял матери. Не понимал того, как больно он делает ей. Видел, но половину своей боли она прятала за лживыми улыбками. Не понимаю, как можно причинять боль кому-то? Намеренно? Страдания и боль — съедают, Семён. И они чуть не съели меня… Я обвинил ни в чём не повинную женщину в смерти матери. Чуть не сделал её несчастной, но… тогда в моей жизни появился маленький ангел-хранитель. Ника. Каждый раз, когда я был на грани совершить ошибку — появлялась она. И я хочу отплатить ей и её семье тем же самым. Сделать счастливой свою женщину и её мать. А потом… и наших дочерей, — на губах появляется мечтательная улыбка, когда перед глазами возникает Ника и несколько её маленьких копий. Вредных. Белокурых. Выносящих мне мозг. Но жутко любимых. — Признаюсь, я рад, что Шпарский оставил компанию ей, а не мне, как я рассчитывал. Так бы я не встретил её и не начал жить вновь… Я страдал и пытался заглушить свою боль от потери единственного мне человека, женщинами, алкоголем и деньгами. Но они ничто, когда ты видишь слёзы и страдания любимой. Я не могу видеть, как Ника плачет по ночам от того, что хочет обнимать свою мать, называть её не по имени, а мамой… Вы хотите сделать со своей женой то же самое, что мой отец сделал с моей? Будете её топить? Не давать возможности взлететь?

— Максим…

— Я не Ника! Я молчать не буду. Пусть я и моложе вас, но боли видел побольше вашего. Не правда ли, боль родного человека ощущается иначе? Она острее и разрушительнее, когда ты понимаешь, что ничего не можешь сделать?

— Что тут происходит? — шёпотом спрашивает Ника, выйдя к нам на веранду. — О чём вы ссоритесь? Можно тише? Лида уже переживает, что вы друг друга убьёте. С трудом убедила её не идти к вам.

— Я собираюсь сказать Лидии правду о тебе, — оповещаю я свою ведьмочку. — Семён против, но я не его разрешения спрашиваю, а предупреждаю.

— Ника, прошу. Поговори с ним? Я не могу… — пытается переманить на свою сторону Нику Семён.

— Не поговорю! — решительно заявляет моя девочка. — Я тоже хочу, чтобы она знала. Я хочу, наконец, назвать её мамой. Извините, Семён! Но я и так с самого детства одна. Не хочу больше… — она подходит к нему и берёт его за руки. — Она поймёт вас. Она любит вас. Позлится, но поймёт, потому что она умная и мудрая женщина. Прошу… пусть всё закончится и мы просто станем большой семьёй? Где у меня есть мама и отчим… Я бы с радостью вас назвала своим папой. Просто дайте уже быть с мамой, а не Лидией.

— Хорошо, — сдаётся мужчина. — Говорите. Но Ника, ты говори. У тебя мягче получится. Надеюсь, она не будет долго злиться

Глава 62. Ника

— А где мужчины? — спрашивает меня Лидия, когда я одна вхожу к столовую.

Пытаюсь улыбнуться и скинуть с себя напряжение, но это очень сложно, если учесть тот факт, что сейчас я, возможно, разрушу отношения Семёна и собственной матери. А ещё… она может сбежать, поняв, что я тоже её столько времени обманывала и скрывала правду. Знала о том, как она мучается без дочери и молчала.

— У них там… мужские разговоры. Они заняты, — отвечаю и, обойдя стол, сажусь рядом с мамой. Беру её за руки и лишь затем продолжаю. — Мы можем поговорить?

— Конечно, дорогая, — тут же отзывается, улыбнувшись мне. Словно знает о чём я собираюсь сказать. И от этого становится ещё сложнее.

— Это очень серьёзно. И если честно, я не знаю, как начать, — признаюсь, и она в ответ ободряюще сжимает мои руки.

— Говори, девочка моя, я тебя всегда готова выслушать, — ласково говорит, назвав меня так, как я всегда мечтала. Девочка моя. Доченька моя. — И помочь. Это насчёт твоего мужа? Он что-то сделал?

— Нет. Это обо мне, — уверенно заявляю, прикрыв глаза и успокаивающе выдохнув. — Я хочу рассказать тебе о своём детстве, — продолжаю, открыв глаза, в упор взглянув на женщину, которая подарила мне жизнь.

— Рассказывай.

— Всю свою жизнь до появления Макса и мальчишек, я была одна. Одна в этой огромной клетке, — обвожу рукой дом, который всегда считала своей золотой тюрьмой. Но лишь до того момента, пока Макс и Солнцевы не заполнили её собой, отворив все мои закрытые дверцы, которые я боялась всегда открыть. А за ними был выход. — Да, у меня был отец, но… у меня его не было. Это был приходящий человек, который обеспечивал меня, дарил каплю любви, дал образование, статус, здоровье и садил в эту тюрьму одиночества. Да, я ни в чём не нуждалась… кроме родителей и любви. Поначалу я перестала чувствовать себя одинокой рядом с Солнцевыми. Но… постепенно я начала завидовать. Я хотела такую же мать и отца. Завидовала, но и отказаться от общения с ними не могла. Они были… в какой-то степени моей семьёй. Поэтому Артём и Дима сейчас со мной и Максом. Чета Солнцевых стала мне заменой нормальной, здоровой семьи.

— Мне очень жаль, что так вышло, Ника, — искренне и с печалью в голосе проговаривает.

— Думаю, если бы не Солнцевы, то я бы скатилась в пропасть. Туда, где заканчивают избалованные детки богатых родителей. Алкоголь, наркотики, беспорядочные половые связи. Отец хотел как лучше, но… сделал только хуже. Он сделал из меня девочку, которая боится быть одной. У которой всего один страх — быть никому не нужной и дальше. Арина и Саша, упокой их души, Господь, я буду им всю жизнь благодарна и сделаю всё, чтобы их дети ни в чём не нуждались. Они заменили мне всех. Отца, который в случае чего мог и поругать. Брата, с которым можно было играть. Сестру, которая учила меня заплетать косы, обсуждать мальчиков из школы, которые мне приглянулись. Советчиков, к которым я могла прийти в любую минуту и мне бы помогли. Помощников, которые без слов понимали, что именно я прошу. Мать… — последнее слово шепчу, не в силах его произнести. — Но всю жизнь я мечтала о маме. Настоящей. Своей. Я придумывала в своей голове тысячи сценариев нашей встречи. Знала, что она мертва, но надеялась, что она не могла меня оставить одну на этом свете. Верила, что однажды она меня найдёт. Обнимет. И все страхи уйдут. И она будет всегда рядом со мной. Никогда больше не уйдёт, — по мере рассказа я начинаю плакать, потому что в голове это звучало идеально, но стоило открыть рот и заговорить… Оказалось больно, скомкано, не так мягко, как хотела.

— Ника, я…

— Подожди, — прерываю её. — К чему я всё это. Я любила свою маму всегда. Я верила, что она жива и тоже любит меня. Ищет меня, где-то… Надеялась, что мой папа козёл, который не только её у меня отобрал, но и меня у неё. Понимаешь? И в тот момент, когда крёстный сказал, что она жива, я вначале не поверила, потому что это значило, что папа меня обманул. И всё же начала копать. Мне было плевать, кто она, где она, что с ней… главное, чтобы увидеть её и сказать «мама», а потом все мои мечты: объятия, сутки непрерывных разговоров, секретики. И она со мной рядом. До конца жизни.

— Я понимаю тебя, девочка моя. Прекрасно понимаю… — она заключает меня в свои объятия.

— Успокойся! Прошу! Я рядом с тобой! Слышишь? Рядом и тебе не надо плакать! Не надо, девочка моя маленькая…

Положив голову ей на плечо, тихо плачу, решаясь сыграть последний аккорд, после которого я обрету мать. Только это сложнее, чем кажется. Сказать женщине, которая всю жизнь страдает по дочери, что это ты. Ты та, которую она так долго искала.

— Фамилия моего отца… — начинаю, смотря ей в глаза. — Отца… — вздох, всё вокруг кажется нереальным. Тиканье часов становится слишком громким. — Ш… Нет! Я не могу! Прости! Не могу!