Мой бывший темный (СИ) - Лира Екатерина. Страница 12

Какое-то время просто просидела на кровати в комнате, где предложил мне остаться Виктор. Жалела себя, предаваясь унынию и панике.

Закусывала до боли губы, пытаясь физической болью унять то, что творилось в душе. Как можно быть таким моральным чудовищем, чтобы угрожать отнять ребенка от матери? Хотя о чем же я спрашиваю? Какие могут быть моральные принципы у жестокого убийцы?

Как я ни бежала от прошлого, теперь настало время разбираться с последствиями всего, что случилось полгода назад.

В принципе, стоило признать, что все могло быть и хуже.

Если бы Виктор не вмешался, сейчас я могла бы оказаться в тюрьме по подозрению в фальшивомонетничестве, плюс с работы на меня бы повесили огромный долг…

Но какие перспективы были у меня сейчас?

Да, Виктор пообещал, что уладит все дела с полицией. Но кто-то же целенаправленно пытался упрятать меня за решетку! Зачем?

Или дело вовсе не в этом, и я просто не вижу всей картины целиком? И самое главное… если от полиции Виктор меня еще защитит… то кто защитит меня от самого Виктора?

Вдобавок ко всему, я так и не научилась сопротивляться его притяжению, таяла от бархатистого голоса, невесомых прикосновений.

А этот его длинный странный взгляд напоследок, когда он выходил из квартиры. Что же он значил?

Чтобы хоть как-то упорядочить мысли, я решила прибрать квартиру. Хоть Виктор и говорил, что я пробуду здесь всего пару дней, но кто же знает, как все повернется. Да и «пара дней» — понятие растяжимое, а грязь и пыль вредны для всех, а не только для беременных.

В коридоре стоял небольшой комод, там нашлись старые тряпки, а также несколько комплектов постельного белья и спальных принадлежностей, несколько платьев старого фасона. Такие не носили, наверное, уже лет пятьдесят, если не больше. Но все было чистым и сухим без грибка и моли.

Отобрав несколько выглядевших совсем уж истлевшими от времени простыней, я порвала их на тряпки.

Затем сняла свою одежду, чтобы не испачкать, надела сверху одно из найденных старых платьев и принялась за влажную уборку.

Чем больше я прибиралась, тем очевиднее становилось — квартире однозначно требовалась не только хорошая генеральная уборка, но и ремонт: половые доски скрипели, побелка на потолке облупилась, в ванной у трубы проступали темные пятна плесени.

Кран на кухне сильно подтекал, а душевой шланг и вовсе был порван.

— Ты здесь всего на пару дней, — пришлось напомнить себе, когда я нашла кладовую комнату, доверху набитую старыми книгами, какими-то тряпками и сваленным в кучу антиквариатом.

Перебирать эти вещи можно было не одну неделю. Руки так и чесались всё разобрать. Расставить книги, рассмотреть поближе старую печатную машинку, пылящуюся в углу, развесить сваленные в кучу театральные маски. А уж когда заметила настоящий граммофон с целой полкой виниловых пластинок…

Вдохнув, закрыла дверь кладовой и отправилась на кухню.

В шкафах обнаружилось несколько пакетов с крупами и макаронами с истекшим лет пять назад сроком годности, несколько банок со сгущенкой и тушенкой, которым было уже лет по десять.

Взяв остаток порванной мною простыни, скинула туда всё это «богатство», а затем завязала узлом.

Как там говорил Виктор? Мусор оставить у дверей?

Осторожно открыла дверь квартиры и поставила свой узелок с просроченными продуктами рядом.

Затем снова заперлась на все замки и поплелась на кухню. Чайника, к сожалению, не нашла, а потому просто поставила вариться в кастрюльке воду.

Насчет качества воды в трубах этого дома я не была уверена, а потому лучше всего было вскипятить ее, перед тем как пить.

Посуда в шкафах тоже запылилась, пришлось сполоснуть и ее.

Тут стояло несколько изящных сервизов. Фарфор был тонким, почти невесомым, и наверняка очень дорогим.

Виктор сказал, что купил квартиру недавно, и теперь я невольно задумалась о бывших хозяевах.

Кто же это был? Любители театра, старины, книг, музыки. Они, наверное, вечерами слушали виниловые пластинки и пили чай или кофе из этих великолепных сервизов.

Я крутила в руках чашку, словно это был кусочек пазла, который я не знала, куда подставить.

Возможно, это были какие-нибудь интеллигентные пенсионеры. Я представила себе пару благообразных старичков, которые любили друг друга и умерли в один день.

Может быть, именно таким я и представляла наше с Виктором совместное будущее, когда мы с ним были еще вместе. Сейчас же у него наверняка новая пассия. Счастливая, беззаботная, как и я когда-то.

При мысли об этом чашечка выскользнула из рук, от ободка откололся большой треугольный кусок.

Вот черт!

Осторожно подняла фарфор. Вряд ли Виктор был из тех, кто сожалеет о битой посуде, но мне самой стало горько. Я не чашку разбила, а часть чьего-то прошлого.

Руки не повернулись выбросить ее, добавив в тот узел, где лежали просроченные продукты, а потому я просто убрала ее в дальний шкаф. Может быть, потом склею, и если Виктору она не будет нужна — заберу себе.

«Конечно, она не будет ему нужна… Он бывшими в употреблении вещами не пользуется, тем более битыми».

Объяснить, зачем мне была нужна треснувшая посуда, рационально не получалось. Просто я сама себя ощущала такой же разбитой чашкой. Бывшей в употреблении, как подсказывал внутренний голос.

В дверь позвонили. Отбросив все мысли, побежала к двери, но, открыв ее, обнаружила только два полиэтиленовых пакета из супермаркета, доверху наполненных продуктами. Зато моего самодельного «узелка» на выброс — уже не было.

Вздохнув, забрала пакеты и пошла их разбирать.

Первое, что достала — большой пакет красных яблок. Покачав головой, отложила его в сторону, разбирая дальше. Кое-что из бытовой химии: мыло, шампунь, гель для душа. Затем продукты: крупы, макароны, овощи, яйца, несколько мясных стейков… Складывалось ощущение, что меня здесь собирались держать не пару дней, а минимум пару недель. Также нашлось несколько упаковок, завернутых в фольгу — поняв, что это готовая еда, заказанная в ресторане, непроизвольно сглотнула. Есть хотелось действительно очень сильно.

В этот момент со дна одного из пакетов раздалась негромкая трель. Нахмурилась и принялась рыться в поисках источника звука.

Это оказался мобильный. Старый кнопочный аппарат, единственное предназначение которого — принимать звонки да звонить самой.

Номер, высветившийся на маленьком экранчике, был незнакомым.

— Алло?

— Привет, — напряженный голос на том конце провода принадлежал Виктору. — Твое положение оказалось хуже, чем я думал. Я приду завтра утром, расскажу, что и как. Из квартиры пока не выходи. Если что-то срочное, то звони по этому номеру. Все поняла?

— Да, но скажи хотя бы в двух словах, что там? — я попыталась упросить его, но тут в трубке послышался женский смех, какая-то музыка. Виктор шикнул на кого-то, а затем, сухо кашлянув, снова обратился ко мне.

— Все завтра, — и отключился.

Я со смешанными чувствами отложила телефон в сторону. Значит так? Я мучаюсь от неизвестности и вынашиваю ребенка, которого он грозится отнять, а он проводит время в компании каких-то женщин?

Разгулявшийся было аппетит моментально угас. Подошла к окну, попытавшись открыть раму, чтобы впустить на кухню хоть немного воздуха. Рамы были старыми, деревянными, из щелей дуло, но они так и не поддались.

Психанув, ударила ладошкой по стеклу, оно зазвенело, по счастью не разбившись.

Черт, черт, черт! Что же мне со всем этим делать?! Малыш снова толкнулся, я рассеяно погладила живот.

Он ведь может даже соврать мне. Продержать здесь до рождения ребенка, а затем выкинуть прямиком на улицу.

«А что, если…» — я тут же отбросила эту мысль как отвратительную, но чем дольше думала об этом, тем отчетливее понимала, что это мой единственный шанс.

Если я хочу оказаться на свободе и с ребенком, я должна доказать Виктору, что нужна ему. И если для этого мне придется переступить через себя и соблазнить его, отбить у нынешней пассии… что ж. Каким бы он ни был чудовищем, мне придется с этим смириться.