Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 94

Потом, пусть и с опозданием, до его слуха дошли вести из Польши.

Теперь, когда у магистра появились лишние деньги, события резко свернули с накатанной колеи. В этот раз Висла не удержала германских наемников, и переправа через неё всё же произошла. Поляки смогли взять свою долю, изрядно обескровив врага, но всё же были сбиты с позиций, и перед объеденённой армией Ордена открылась прямая дорога на Гданьск. Но, увы, как и в прошлый раз, дела не позволили магистру сразу отбыть к армии, и темп наступления был потерян. Хотя Гданьску досталось куда больше, чем в иной истории. Осада города шла не пару дней, а полный месяц, и разрушений от обстрела с Епископской Горки было куда больше. Досталось не только зданиям, но и кораблям. К тому же городу пришлось пережить самый настоящий штурм, правда, так и не принёсший успеха рыцарям.

Потом, как и в иной истории, деньги у магистра вновь окончились, и армия бесславно отошла к Оливе, так и не взяв Гданьска. Но эта осада неожиданно сыграла на руку Великому княжеству Литовскому. Паны-рада которого были, конечно, теми ещё выжигами, но всё же мыслили по большей мере вполне себе по-государственному. Уже поняв, что сил отбить в ближайшие годы Полоцк и Витебск у них не будет, они обратили внимание на старые чаяния княжества. Неманский торговый путь и рыцарский Мемель. По Неману в Гданьск и Кенигсберг ежегодно вывозили лес, скот и сельскохозяйственные продукты. Вот только устье реки находилось под рукой Ордена, построившего на нём свои замки Рагнит и Тильзит. Да, княжество уже не раз просило поляков помочь ему с захватом столь нужных земель, но те всё как-то не желали усиливать младшего пратнёра по унии. Однако сейчас, пользуясь тем, что осада жемчужины Польши неожиданно затянулась, а сам король при этом намертво застрял в Быдгоще, литвинское посольство решило предложить свою помощь в борьбе с опостылевшими крыжаками. Однако поляки не были бы поляками, если б сразу согласились на предлагаемые условия. Конечно, в конце концов, Сигизмунду хоть и с большим трудом, но удалось уговорить своих своенравных подданых, однако те согласились уступить литвинам лишь те города, которые были бы взяты ими на меч. А с этим-то у великого княжества в последнее время было как-то не очень. Однако за такой кус уже можно было позвенеть клинками, а потому, едва зимняя стужа сковала землю, литовское воинство выступило в поход…

Весна!

После зимних стуж её тёплое дыхание принесло надежду на скорое тепло. С крыш, многочисленных выступов и с веткок деревьев налились первые сосульки, зазвенела первая капель. Всё как на Руси, и не скажешь что кругом заморская землица.

Приходу весны Тимофей радовался, как ребёнок. Ему до смерти опостылила земля датская и вовсю хотелось вернуться в Новгород. Но перед этим предстояло сначала сходить далеко в море. Нет, не в море, а в океан. Туда, куда русские если и хаживали, то давно, в былинные времена. Там, в океане, ему и его товарищам предстояло сдать очередной экзамен на зрелость, доказав, что они вполне соответствуют тем должностям, на которых стояли. Впрочем, зима не прошла впустую, и Гриде с приказчиком удалось нанять в их экспедицию нескольких датских кормщиков, уже имевших опыт хождения в океанских водах. Заодно подрядили и матросов, поманив хорошей выручкой. Всё же океан это вам не Балтика – мало ли как люди себя поведут.

То, что зимовка точно окончилась, стало понятно всем в тот момент, когда начали готовить корабли к выходу. Повсюду – и наверху и внизу – закипела работа. По всему кораблю застучали топоры и молоты. Где-то конопатили палубу, заливая пазы горячей смолой, где-то исправляли рассохшийся, а оттого плохо пригнанный люк, где-то подкрашивали борт. Портовые грузчики в засмоленных рубахах заносили и спускали в трюмы тюки и бочки с припасами, а наиболее тяжёлый груз поднимали на талях. Сами же мореходы, облепив мачты и реи словно наседки, прилаживали снятые на зиму снасти и блочки. Смолили ванты, разбирали бухты канатов и веревок, а там, где они поистрепались, сплеснивали их. И надо всем этим действом витал приятный запах разогретой смолы.

Под конец всего этого бедлама Тимофей перенёс свои скудные вещички из гостинного дома в каюту. Это была очень маленькая каютка, чистенькая после небольшого ремонта и выкрашенная белой краской, с двумя койками, одна над другой, расположенными поперек судна, с прибитым к полу сундуком для вещей, который в то же время служил и столом, и кольцом для лампы, висевшей у борта. Иллюминаторов тут не было, и скудный свет попадал лишь из коридора от светового люка в кают-компании, либо от зажжённой свечи. Пахло сыростью.

Впрочем, Тимофей был доволен и не обращал никакого внимания на аскетичность обстановки. Ведь до этого он ходил в моря, ночуя в кубрике с десятком мореходов, а теперь у него было на корабле отдельное помещение, которое он делил лишь с другим вахтенным начальником. Эх, видел бы его дед!

В последнюю неделю Гридя загонял своих штурманов и вахтенных начальников до потери сознания. Океан не море, там точное место знать было просто жизненной необходимостью. Вот только если с широтой люди уже научились справляться, то долгота ещё долго будет оставаться проблемой? 1 в кораблевождении. Увы, порядочные хронометры, как печаловался князь, были пока что им недоступны. А где их, порядочные, делают, он тоже не говорил. Видимо слишком далеко до тех краёв плыть. Вот и приходилось штурманам извращаться, имея под рукой только астролябию, песочные часы и несовершенные познания в астрономии и математике. Потому и не стоит удивляться, что открытый однажды остров часто бывал на десятилетия вновь "закрыт" для посещения.

Наконец, все приготовления были окончены, корабли отшвартовались от причала и шлюпками были отверпованы на рейд, с которого с утра и должны были начать плавание. Экипажи в полном составе собрались на кораблях, и лишь командный состав, не занятый на дежурстве, съехал переночевать на торговом подворье, где давали отходную купеческие приказчики, отправлявшие своего товарища Чурило на "Новике" в поход.

Ранним утром Тимофей с охапкой карт подъезжал на шлюпке с "Новика" к шхуне, темный силуэт которой вырисовывался в предрассветном сумраке копенгагенского рейда.

– Кто гребет? – раздался с корабля оклик бдительного часового.

– Свои! – весело отозвался рулевой. – Не спи, служба, командир на второй плывёт!

Шлюпка пристала к борту и двое фалрепных фонарями осветили трап, по которому прибывшие поднялись на палубу. Тимофей со своим драгоценным грузом тут же рванулся в каюту, где сладко похрапывал Спиридон, отсыпавшийся после ночной вахты. Слегка поскрипывая, качалась подвешенная им и затушенная лампа. Сбросив карты на крышку сундука, Тимофей ловко юркнул на свою койку, решительно собравшись "добрать" часы прерванного спозаранку сна…

– Вставай, лежебока!

От чувствительного толчка в бок Тимка проснулся и высунул из-под одеяла заспанное лицо.

– Седьмые склянки уж пробили. Скоро флага подъем, а ты дрыхнешь, – усмехнулся Спиридон. – Что, тяжёлая ночка была?

– Да ну тебя, Спирь, – отмахнулся Тимка, соскальзывая на палубу. – Что за бортом?

– Свежо и мокро.

– А выход? – удивился Тимка.

– А куда мы денемся? – усмехнулся Спиридон. – Морось только началась. Сколь на рейде ждать будем, одному богу известно.

К восьми часам утра вся команда построилась на палубе. Караул с ружьями выстроился на шканцах с левой стороны. Вахтенный начальник и командир застыли на юте, ожидая урочный час. Наконец сигнальщик перевернул песочные часы и громко выкрикнул:

– Время вышло!

– Флаг и гюйс поднять! – громко скомандовал Анисим, чья была очередь нести вахту.

И в тот же момент на носу и корме шхуны взвились флаги, барабан выдал дробь, а караульные взяли "на караул". На корабле начался новый день.

Сразу после подъёма флага начали приготовление к походу. Засвистел боцманский свисток, раздались команды. Марсовые полезли на марсель-рей, готовясь распустить фок-марсель, остальные работали на палубе. Заскрипел шпиль, вытягивая из воды мокрый, а оттого весьма отяжелевший канат. Боцман внимательно следил за ним, определяя по натяжению когда якорь оторвётся от грунта.