Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 99

А на Руси и вправду за этот год случилось много чего….

Всё началось в Казани. Или всё же в Крыму? Нет, всё же в Казани, где в апреле 1519 года был посажен на престол царевич Шах-Али. Сторонники мира с Москвой и примкнувший к ним казанский муфтий Абдурашид могли торжествовать. Но, увы, эйфория длилась недолго и очень скоро Шах-Али начал вызвать среди казанцев чувство недовольства, поскольку они воочию увидели, что фактическим правителем ханства стал не он, а московский воевода, неотлучно находившийся при хане, и что интересы своего сюзерена юный хан ставил выше местных. Особо ярко это высветилось, когда он позволил урусам поставить свои крепости на казанской земле. И ладно бы там городок на далёкой Суре, но крепость, воздвигнутая на Свияге, почитай под боком у столицы, это было уже чересчур. Казанцы ведь прекрасно поняли, для чего сооружается этот форпост западного соседа посреди ханских земель.

Поначалу положение спасало то, что казанские феодалы не были едины в своём составе, давно создав при троне конкурирующие друг с другом партии. Одну из них, так называемую восточную, составили пришлые из Крыма и ногаев, которые еще не забыли прошлые традиции кочевническо-грабительской жизни и кичились своим золотоордынским происхождением. Они первыми принялись исподволь увещевать Шах-Али порвать вассальные связи с Москвой и вернуться к золотоордынским порядкам по отношению к Руси. Но если покойный Мухаммед-Эмин умел искусно лавировать между дворцовыми группировками, то Шах-Али и пришедшие из Москвы чиновники оказались не столь гибки. И даже письма-наставления от государева ближника Шигоны не смогли изменить сложившегося положения дел. Фёдор Карпов просто отмахнулся от них, посчитав, что ему на месте виднее, а брат ближника Василий понял их по-своему и тем только ухудшил положение.

В Казани начались репрессии. Тех, кто посмел ослушаться юного хана, хватали, сажали в темницы или казнили как прилюдно, так и втайне. Однако террор желаемых результатов не дал. Слишком грубое, бесцеремонное и мелочное вмешательство русских "советников" во внутренние дела Казанского ханства и полное отсутствие всякого почтения к хану-марионетке окончательно вызвали у казанцев стойкое недовольство, а среди затаившейся элиты возник заговор, сразу же поддержаный крымским двором. Ведь крымскому хану самому хотелось подмять Астрахань с Казанью, а казанские мурзы во главе с огланом Сиди (первым сообразившим, куда дует ветер ханской политики, а потому затаившийся, из-за чего смог оказаться практически вне подозрений) согласились взамен на поддержку посадить на казанский трон ханского брата – Сагиб-Гирея.

И вот в апреле 1521 года небольшой отряд крымцев во главе с царевичем беспрепятственно вошел в открывшую свои ворота Казань и учинил кровавый погром среди русских и касимовских людей. Шах-Али и московский воевода с остатками армии смогли сбежать, но большинство же было либо убито, либо пленено. А с московским протекторатом над Казанью было в очередной раз покончено.

И сразу же зашевелился Крым. Мухаммед-Гирей сделал свой выбор. В октябре 1520 года он заключил союз с Сигизмундом I, а по весне выступил в поход.

И вести об этом сразу же понеслись в Москву из самых разных мест. И из Крыма, от сторонников промосковской политики, и от казаков Лазарева, отправленных в степь по весне на разведку, и от московского агента в Азове Зани Зудова, и от азовских комендант-диздер и судьи-кади, и даже от кафинского наместника Мухаммед-паши – все отписали в Москву, что хан готовится напасть на великого князя. Весть эта, достигнув столицы Руси, как ни странно, негативно сказалась ещё и на судьбе одного отдельного человека – рязанского князя Ивана Ивановича, на которого доброхоты давно уже доносили, что он вступил в тайный союз с крымским ханом и литовским князем, дабы с их поддержкой отложиться от Москвы. Иван Иванович был вызван в Кремль, схвачен и уже "гостил" в московских застенках, а вести о походе Гирея теперь, пусть и косвенно, подтвердили его вину.

Ввиду такого множества известий, собравшаяся Дума заседала недолго и постановила встречать врага "на берегу", а по уездам были разосланы государевы грамоты о сборе ратников, и государевы дьяки занялись составлением плана кампании и росписи полков. К началу лета сбор и развёртывание в целом было завершено, но хан не пришёл, а его воинство как сквозь землю провалились…

На небольшом взгорке, овеваемый тёплым ветерком и державший под уздцы коня, нетерпеливо перебиравшего копытами и грызущего удила, стоял невысокий, худой человек, с видимым безразличием оглядывавший огромный лагерь, раскинувшийся у подножия и далеко окрест. Там, внизу, скрипели колеса войлочных кибиток, ревели стада, ржали многочисленные табуны коней, дымили тысячи костров. Там стояла его орда и, казалось, что сама степь ныне пахла не травами, а едким конским потом.

Мухаммед-Гирей был страшно раздосадован последними поворотами русской политики. Смерть Абдул-Латифа и воцарение в Казани Шигалея, попытка Василия за его спиной заключить мир с Литвой и установить союзные отношения с враждебным ему турецким султаном, и, наконец, ликвидация Рязанского княжества воспринимались им как явно враждебные ханству акты и нанесение ему личной обиды.

А он обид не прощает!

Русский князь ещё пожалеет о том, что заставил крымского хана сняться с места. А пока пусть понервничает, гадая, где же хан и его войско. Мудрые люди говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти. А он покамест обождёт.

Впрочем, не просто так стояла его орда здесь, в степи. Он ждал реакции со стороны нового султана и окончания дел в Астрахани, где внезапно скончался хан Джанибек, в последнее время затеявший с ним переписку по многим вопросам. Вторжение казахов заставило того по-иному взглянуть на политику Крыма, и у Мухаммед-Гирея даже затеплилась мысль о возможности объединения двух осколков единой когда-то Орды для начала хотя бы на правах вассалитета, а там дальше видно будет. Но, увы, судьба распорядилась по-другому.

Последние вести из Астрахани пришли буквально на днях. И были они не радостные.

До крови закусив тонкие губы, хан с ненавистью подумал о Хуссейне, новом астраханском хане, который отказался идти вместе с ним в поход, напомнив своим ближникам, что ещё совсем недавно крымский хан с помощью русских собирался захватить саму Астрахань. И Мухаммед затаил на него зло. Настанет час, и он ещё появится в астраханских степях, и насладится унижением Хуссейна. А пока же его целью была Москва, но прежде всё же стоило дождаться вестей из Стамбула, и только после этого идти дальше. Потому как не хотелось бы вернувшись узнать, что ты уже не крымский хан, а изгнанник.

Первые татарские разъезды показались в окрестностях Переяславля-Рязанского в пятницу 26 июля. Подозревая большинство рязанцев в верности отнюдь не московскому государю, недавно назначенный сюда воеводой из Полоцка князь Хабар-Симской поторопился собрать всех более менее знатных и именитых у архиепископа Сергия, дабы привести их к крестному целованию на верность Василию Ивановичу, а после этого сел в осаду.

Однако хан, понимая, что после ареста рязанского князя его сторонники вряд ли имеют достаточно сил и возможностей, чтобы открыть ему ворота, не стал осаждать город, а просто поспешил дальше, к Оке, через которую и начал с ходу переправляться, несмотря на ночь. Хан спешил не просто так: ему уже донесли, что верные рязанцу люди лишь ждут его прихода, чтобы под шумок умыкнуть своего господина из лап московского владыки. Они же предоставили хану и опытных проводников, хорошо знавших все окрестные броды. А когда освобождённый рязанец окажется в его ставке, то все заключённые в тайне договора можно будет явить на свет божий и, возможно, даже улучшить, диктуя свою волю побеждённому московскому князю. И получить с ним на границе своего ставленника, которым он мог бы время от времени пугать Москву и заводить смуты.