Путь к Цитадели (СИ) - Кузнецов Матвей. Страница 2

— Ого!

(1) Паладинов в Рехене, как и в Эрне в целом, не любили. Набожные и занудные, они вселяли бесконечное уныние одним своим видом, за что не раз подвергались шалостям со стороны детворы и беззлобным шуткам со стороны взрослых.

(2) Часть — 60 вздохов (минута)

Глава 3. Наказание делом и безделием

-”Ну и что это было, молодые люди?”, - вопросил незнакомец с выражением безграничной скорби о падении нравов юного поколения на лице. В голосе его ясно проскальзывало раздражение (и не мудрено, ибо сомневаюсь, что кто-либо из уважаемых читателей смог остаться в спокойном расположении духа в подобных обстоятельствах).

-”М-м-м, э-э-э”, - послышалось в ответ

-”Я понимаю, что мычание представляется вам более привычным способом общения, чем слова, но я, всё же, жду внятного и, по возможности, быстрого ответа. Моё время не безгранично!”, - поторопил мальчишек незнакомый человек.

— Просто небольшая шалость, сударь. Мы приняли вас за другого человека.

— И за какого же, позвольте спросить?

-”За паладина… Но теперь мы точно видим, что вы не из их числа, сударь, и приносим свои глубочайшие извинения!”, - с поклоном выпалил первый отрок.

Лицо незнакомца как будто слегка просветлело.

-”За паладина значит…”, - протянул человек и добавил уже в беззлобном тоне: ”На будущее, шуты, смотрите на эмблемы. И, кстати, запомните — паладин будет постоянно нести набожную брехню. Если вы её не слышите, перед вами не паладин. В следующий раз вам может не повезти, и вы наткнётесь на странствующего наёмника.”

Сказав это, он развернулся, спрыгнул с крыши и пошёл вверх по улице, насвистывая нехитрый мотивчик. Братья проводили его взглядами, в которых плескалось недоумение крайней возможной степени (для обозначения этого состояния грузчики южных портов используют одно меткое словечко, которое я, к сожалению, не могу привести здесь за его полной нецензурностью). Наконец, Харальд встряхнул головой и, задумчиво почесав затылок, произнёс

— Пронесло, вроде бы…

-”Отнюдь”, - ответил Бранд, нахмурившись: “Помнишь, что он сказал отцу вчера?”

— Нет, а что?

— Что заглянет в гости с утра. А это плохо, даже отвратительно.

-“Да брось ты, всё будет хорошо.”, - неуверенно попытался возразить младший брат.

-“Не будет.”, - отрезал старший: “Судя по его манере разговаривать, двигаться, ну и тому прыжку… В общем он воин не из последних, а батя таких уважает.”

— Что делать будем?

— Надеяться на лучшее. В конце-концов, повинную голову меч не сечёт.

Братья переглянулись, вздохнули и поплелись к месту, где ими столь недавно была оставлена приставная лестница.

***

Тем временем, Свен Риггер (именно так звали незнакомца) уже подходил к дому семьи Крамхолд. Он пребывал в некотором смятении, которое, впрочем, совершенно не отражалось на лице. В голове у него вертелся вопрос, где эти сорванцы научились делать подобную пакость. Впрочем, найти ответ на него было не суждено, ибо в размышления мужчины вклинился радостный рёв, исходящий со второго этажа одного из домов чуть впереди

— Свен, дружище! Обожди маленько, сейчас спущусь!

Тяжёлые шаги загрохотали вниз по лестнице, а затем дверь распахнулась, открывая взорам окружающих достаточно выдающегося представителя рода людского, стоящего на пороге. Рост этого человека составлял приблизительно три аршина, а ширина плеч — один полный аршин. Его слегка всклокоченная русая борода разделялась на две толстые косы на уровне основания шеи и продолжалась до нижней части груди. Мощные руки, распахнутые сейчас в объятьях, могли бы наводить ужас на трактирных завсегдатаев, если бы не жена, наводившая тайный ужас на их обладателя. Таков был Бьерн Крамхолд, отец Бранда и Харальда. Здоровяк широко улыбнулся и толкнул Риггера в плечо. Плечо хлюпнуло. Бьерн принюхался и осторожно спросил

— Ты где болото-то нашёл?

-“Нигде. На выходе с постоялого двора облили.”, - меланхолично ответил витязь.

-“Кто посмел?”, - прорычал отец семейства, сдвинув брови.

— Сорванцы какие-то. Представь себе, приняли меня за паладина! Если так дальше пойдёт, в следующий раз меня сочтут статуей. Нужно больше радоваться жизни, пожалуй.

Бьерн не стал обращать внимания на шутливые замечания друга, сразу выхватив важную информацию.

— Сорванцов не двое было, часом?

— Да, как догадался?

— Да так, пошаливают тут одни… Кстати, они, случайно, не были близнецами?

— Насчёт близнецов утверждать не берусь, но похожи. Ты, смотрю, неплохо их знаешь. Живут неподалёку?

— Да, неподалёку.

— На соседней улице?

— В соседней комнате.

На лицо витязя выползла абсолютно неуместная ухмылка

— Так это твои?

-“Да”, - угрюмо ответил Бьерн.

-“Сапожник без сапог, так получается?”, - коварно осведомился Свен.

Бородач покраснел и начал хватать воздух ртом, силясь дать ответ на такой подлый выпад. Его мучения были прерваны криком жены

— Дорогой, сколько можно держать гостя на пороге? Я начинаю сомневаться в твоём гостеприимстве!

Бьерн просветлел лицом.

— Свен, прости, Харна(3) ради! Заходи! Кстати, ты как раз к завтраку.

Риггер и Крамхолд вошли в дом, где гостеприимная хозяйка уже накрыла на стол. Лица обоих расплылись в счастливых улыбках, так как первый давно не ел горячего, а второй просто любил свою жену и её стряпню (скрытое меж благостных черт характера и ума, чревоугодие было его маленьким грехом, который, впрочем, не наносил вреда своему обладателю ввиду подвижного подвижного образа жизни и природного здоровья). Хозяева с гостем сели трапезничать, но не прошло и десяти частей, как Бьерн отложил ложку и встал из-за стола. В ответ на немой вопрос в глазах жены, он криво ухмыльнулся и сказал коротко

— Провинившиеся идут.

Отец семейства спустился в горницу, выбрал угол потемнее, взял табурет и сел в тени, ожидая сыновей. Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнули братья-Крамхолды. Старший огляделся и подал младшему знак, что можно расслабиться. Они на цыпочках направились к лестнице, намереваясь, очевидно, пробраться к себе в комнату незаметно для родителей, но были остановлены тихой фразой, прозвучавшей подобно грому среди ясного неба

— Ребята, вы ничего не хотите мне рассказать?

Близнецы вздрогнули и синхронно повернулись к тёмному углу. Смятение, промелькнувшее на их лицах, в миг сменилось пониманием

-“Отец, тот человек уже был здесь, да?”, - обречённо спросил младший.

Старший, вздохнув, хлопнул брата по плечу и подошёл к родителю. Бранд понимал, что сейчас может грянуть буря, но смотрел твёрдо, не отводя глаз. Бьерн прищурился, побарабанил пальцами по колену, наконец, высказался

— Да, чада, нечего сказать… Огорчили вы меня.

Харальд вскинулся и выпалил

— Отец, мы уже не чада, мы отроки(4)!

Он хотел добавить ещё что-то, но тяжёлый взгляд заставил его умолкнуть. Бьерн нахмурился и заговорил, роняя слова, будто камни

— Если вы находите удовольствие в том, чтобы облить грязной водой гостя нашего города, более того, моего друга, витязя — достойного человека, который стоит сотни таких, как вы — вы не достойны называться отроками. Вы — неразумные чада, а значит сидеть вам ближайший месяц у мамкиного подола! Ты, Харальд, будешь учить городские законы, чтобы впредь не позорить меня! Тебе же, Бранд, наказание придумает мой друг. А сейчас, марш в свою комнату, и носа не высовывайте, покуда не разрешу!

Братья опустили красные от стыда лица долу(5) и пошли наверх. Отец проводил их взглядом из-под нахмуренных бровей, вздохнул и пошёл обратно к столу, уже без прежнего настроения и аппетита.

***

После завтрака Свен раскланялся с супругами и отправился по делам. Ему требовалось уладить вопросы по документальной части в городской ратуше. Бранд, робко предложивший свою помощь, был отправлен околотками(6) с наказом дожидаться семи часов следующего утра. Отрок весь день маялся от безделья. Для его деятельной натуры это было сущей пыткой! Впрочем, именно в этом и заключался воспитательный момент. Бьерн Крамхолд хорошо знал, как заставить своих сыновей раскаяться… Тем временем Свену Риггеру было не до безделья — все его душевные силы были направлены на борьбу с работниками пера и печати. Смею вас заверить, борьба эта была крайне утомительным и неприятным занятием, могущим вымотать даже витязя. Самым трудным из бюрократических процессов являлось получение чего-либо материального по государственному предписанию. Подобные попытки воспринималась интендантами ратуши, как личное оскорбление. К несчастью, именно это испытание выпало на долю Свена. Впрочем, десять берковцев(7) отменной древесины стоили того, чтобы помотать нервы себе и бумагомарателям, а помотать их предстояло изрядно. Должностные лица всеми правдами и неправдами пытались надуть витязя хотя бы в мелочи, но тот стойко сопротивлялся, ссылаясь на множество актов и княжью грамоту. Эта борьба до невероятности напоминала одну из народных Эрнских забав — перетягивание каната. В конце-концов, Свену удалось склонить чашу весов в свою пользу и отстоять груз. День близился к своему логическому завершению. Замученный до рурей(8) в глазах воин медленно, но неумолимо, как похмельный дворфийский хирд, шёл в направлении постоялого двора, где на его имя была снята комната (она была снята на три дня, и, кроме того, в счёт за неё входил ужин из двух блюд, что избавляло витязя от необходимости искать трактир). За время прогулки на свежем Рехенском воздухе Свен слегка пришёл в себя и понял, что не прочь перекусить. Войдя в трапезную, он кликнул полового(9). Явившийся мальчишка был похож на всех прочих половых, встречавшихся витязю на протяжении жизни: прыщавый, нескладный, вихрастый, недостаточно дружный со сном и мылом. Он огласил гостю короткий список из пяти блюд, доступных к заказу: гречка по-купечески, уха из белорыбицы, гороховый суп, ячменная каша и пирог с капустой. Свен выбрал гречку и суп, здраво полагая, что ничем другим он попросту не наестся. Мальчишка, к его чести, вернулся достаточно быстро, неся две исходящие паром глиняные тарелки. Он угодливо улыбнулся и слегка шепеляво спросил