Чернила и кость - Кейн Рейчел. Страница 10

Последний возглас прозвенел как победоносный клич. Мужчина сунул руку под свой плащ, достал бутылочку с ядовитого оттенка зеленой жидкостью, резво открутил крышку и пролил одну-единственную каплю на личный журнал, который все еще держал в руках. Затем он отшвырнул журнал на каменный настил под ногами, и через секунду тот заполыхал ужасающими языками пламени, которые сияли, точно изумруды, и высоко вздымались. Люди, стоявшие поблизости, отшатнулись, ахая, а некоторые вскрикнули от удивления и испуга.

– Греческий огонь! – воскликнул кто-то, а потом начался хаос, и люди толпой бросились к выходу. Это помешало полицейским, которым пришлось идти против движения.

– Библиотека хочет, чтобы мы все были слепцами! – кричал поджигатель. – Я умираю, чтобы показать вам свет! Не верьте им! Они лгут нам!

Джессу тоже следовало бы убежать, так он подумал. Его толкали со всех сторон те, кто обладал, очевидно, более здравым рассудком, чем он, однако он застыл, испуганный – и очарованный, – продолжая наблюдать за мужчиной. Книга, сгоравшая на каменном полу, стала для Джесса жутким напоминанием того беспомощного гнева и ужаса, что он чувствовал однажды: словно сами страницы умоляли его помочь им. Это ведь тоже было своего рода оригинальное произведение, единственная копия, написанная чернилами на бумаге. Там были все мысли и мечты этого человека, и они… умирали. Конечно, это не такое великое произведение, как «О создании сферы», но все равно Джессу пришлось заставить себя устоять на месте, чтобы не поддаваться импульсу и не броситься спасать журнал.

– Прочь с дороги! – закричал полицейский и оттолкнул Джесса в сторону выхода, чуть не сбив с ног. – Отойди же! Неужели ты не знаешь, что такое греческий огонь!

Джесс знал, а еще он с запозданием осознал, что у поджигателя с собой не одна капля этой жидкости, которую он потратил для демонстративного уничтожения своего журнала. Мужчина держал по-прежнему почти полную бутылку высоко над головой. Жидкость сияла, словно дымчатый изумруд в тусклом свете, просачивающемся на вокзал сквозь окна.

Джесс сделал шаг назад и споткнулся о собственный чемодан. Он упал, все еще не сводя глаз с поджигателя. «Мне нужно уйти отсюда», – подумал он, однако ему казалось, будто его собственный мозг заснул, убаюканный гипнотизирующими языками пламени. Джесс правда хотел уйти, но тело ему будто бы больше не подчинялось.

– Закрой свою бутылку, сынок, – сказал один из полицейских, приближаясь к поджигателю. Он был старше, а его голос звучал авторитетно и на удивление дружелюбно. – Нам не нужны эти неприятности. Ты уже показал, что хотел, и, если тебе хочется уничтожить то, что ты сам же написал, что ж, это твое личное дело. Закрой бутылку и убери ее сейчас же. Не нужно никому причинять вреда. Обещаю, тебя за это ждет только лишь штраф.

– Лжец, – сказал мужчина, и впервые Джесс вдруг понял, что тот был не особо старше его самого. Лет двадцать, не больше. Он выглядел серьезным, отчаянным и испуганным, но все же нечто дикое пылало в его глазах. – Ты глупец, подчиняющийся Библиотеке, и я не позволю тебе меня остановить! Vita hominis plus libro valet!

Это был слоган поджигателей: «Жизнь человека дороже книги».

И этот слоган стал его последними словами.

Молодой человек перевернул бутылку, выливая оставшийся греческий огонь на свою одежду и голову, и полицейские, которые подходили к нему, собираясь схватить, отступили, а затем развернулись и бросились бежать прочь.

Джесс видел, как ядовитая жидкость начинает пылать, искриться и разгораться, окутывая поджигателя зеленым пламенем, которое вздымается к потолку, образуя жуткий столб света. Подобного звука Джесс не слышал никогда – как мужчина глотнул воздух, а затем послышались треск, и шипение, и крик.

О боже, это был ужасный крик.

Один из полицейских схватил Джесса и столкнул его с края платформы. Джесс упал, больно ударившись о гравий между рельсами, приземлившись всего в нескольких шагах от железного вагона. Рухнувший на него полицейский пришпилил Джесса к земле, и ему стало сложно дышать. Краем глаза Джесс, однако, все еще видел, как огонь полыхнул над его головой, точно поток смешавшихся воедино зеленого, желтого и красного цветов.

А потом крики стихли, и жуткая волна огня отступила, хотя пламя на платформе все еще полыхало.

Полицейский, который накрыл собой Джесса, схватил его, не позволив ему подняться.

– Нет, – сказал полицейский, тяжело дыша. Его лицо выглядело бледным под шлемом. – Оставайся внизу, воздух ядовитый, пока огонь не потухнет совсем.

– Но он…

– Мертв, – сказал мужчина и крепко стиснул плечо Джесса. – И мы ничем не можем ему теперь помочь. Глупый мальчишка, ему не нужно было… – Его голос задрожал, а потом и вовсе затих, и, несмотря на то что Джесс вырос, считая полицейских своими врагами, в этот момент их двоих объединял этот страх. – Проклятые поджигатели. С ними невозможно договориться. С каждым годом становится все хуже. – Мужчина моргнул, отгоняя навернувшиеся на глазах слезы, и поспешно отвернулся.

Джесс сел, уперевшись спиной в каменную стену и уставившись на сияющий над ними огонь, глядя на пламя, пока то не потухло.

Полицейские допросили Джесса – не то чтобы они его в чем-то подозревали, просто он остался стоять на месте, когда все остальные бросились бежать к выходу, и он был как раз такого возраста, в котором молодые люди часто меняли свои взгляды на жизнь. Джесс честно ответил на все вопросы и показал им свой кодекс, где были документы, подтверждающие, что он отправляется в Александрию, а также письмо с приглашением на обучение. Он беспокоился, что может опоздать на поезд, однако все поезда стояли на месте, пока полицейские не удостоверились, что опасность миновала и станция может продолжить свою работу.

Все это заняло несколько часов, и Джесс полагал, что полиция связалась с его родными, однако никто не пришел к нему. Джесс помнил, что его старшего брата Лиама поймали, когда тот доставлял книгу, помнил печаль и смирение на лице отца. Отец не стал защищать Лиама тогда. И он вряд ли придет в полицию, чтобы встать на защиту Джесса теперь, если с ним произойдет что-то плохое.

Джесс нервничал как никогда прежде, однако полицейские вскоре позволили ему вернуться на платформу, когда уборщики избавились от всех следов недавней смерти поджигателя, кроме выцветшего от огня пола. «Книга, – подумал Джесс, когда поднялся и посмотрел на маленькое пятно на полу. – Это то самое место, где погибла книга». Точно такой же уродливый черный шрам красовался на том месте, где поджигатель свел счеты со своей жизнью, стоя на возвышении.

Книги и люди оставляли после себя одинаковые следы, когда умирали.

Мысль о том, что молодой человек сжег вместе с собой свой личный журнал, оставляла неприятный привкус у Джесса на языке: тот ведь не просто разочаровался в своей жизни, а потерял всякую надежду на то, что человечество может понять смысл его жизни. Быть может, никто бы и не прочел написанную им историю, быть может, его причины так поступить были самыми что ни на есть приземленными и банальными. Однако, сжигая свой личный журнал, этот человек полностью уничтожил себя и всякое упоминание о себе в этом мире. Для современного человека, выросшего с мыслью о том, что библиотека навеки сохранит память о нем, эта идея казалась… непостижимой.

Джесс понял, что на него косятся, а он застыл рядом с местом преступления, поэтому он быстренько взял свой чемодан и отправился на платформу.

Все поезда опоздали, и платформа снова заполнилась ждущими новое расписание путешественниками. Забавно, все снова выглядело так мирно. Поезда начали разносить свой серый дым по воздуху, а мужчины, женщины и дети спешили по делам, занятые своими житейскими проблемами и повседневными мыслями. И голуби тоже вернулись и начали собирать крошки, падавшие со съедаемых пирогов и сэндвичей. Единственное, что изменилось, по наблюдениям Джесса, – это количество полицейских, которые теперь вышагивали на каждом углу, поджидая новых поджигателей, способных нарушить спокойствие, сделав из себя новых мучеников.