Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго. Страница 29

«Как же это все-таки прекрасно вновь быть свободной странной!» — думала она. Едва оказавшись в замке, Эржебет тут же написала письмо Гилберту и отправила в Берлин с надежным человеком, также она решила воспользоваться советом Гилберта и написала Франциску. Вскоре в замок прибыл полк прусской пехоты, эскадрон гусар. А Франциск обещал прислать «прелестной мадмуазель Элизе» крупную сумму денег.

Когда австрийские войска смогли выступить против восставших, они выдвинулись им навстречу. Перед первой битвой Эржебет места себе не находила от волнения, в последний раз она сражалась больше сотни лет назад на поле под Мохачем и всю ночь перед боем ее мучили сны о том роковом дне. Но утром она взяла себя в руки и встала во главе войска, уверенно сжимая древко гордо развевающегося стяга Венгерского королевства. 

— С Богом, за отечество и свободу! — выкрикнула она девиз их восстания, пуская коня в галоп навстречу наступающим австрийским частям. И впервые за много лет Эржебет окунулась в угар сражения, ощутила в руках тяжелый вес клинка и почувствовала, как он погружается в плоть врага. Она рубилась отчаянно и смело, забыв о собственной безопасности, неслась в самую гущу битвы. А следом за ней с криками устремлялись ее люди. 

— С Богом! За матушку Венгрию! Да здравствует госпожа! Они победили, заставив австрийцев позорно бежать. Эржебет захлестнул восторг и бурная радость. «Я победила! Победила! Наконец-то!» — бравурным маршем звучало в душе. После столетий унижения это было потрясающее ощущение. Вдохновленное, движимое праведным гневом войско всего за несколько месяцев освободило почти всю территорию королевства. И князь Ракоци со свойственной ему энергией и пылом принялся налаживать в этих землях новую жизнь. Он оказался не только отличным командиром, но и толковым администратором, Эржебет ни разу не пожалела, что позволила ему встать во главе восстания. Пожалуй, решив восстановить королевскую власть, она бы приняла его в качестве монарха. Эржебет наслаждалась своей новообретенной свободой. Гилберт приехал к ней на собрание в Сечень, где было провозглашено создание Венгерской конфедерации. 

— Вот видишь, я же говорил, все получится. — Он довольно улыбнулся, когда они наблюдали со стен местного замка за шумной толпой празднующих, заполнивших улицы города. Эржебет вслушалась в разносящиеся в чистом сентябрьском воздухе песни и ликующие крики. Все это было так чудесно, что казалось почти нереальным. 

— Да… Теперь я уже не отступлю и о Венгрии еще заговорят с уважением! — словно клятву произнесла она. С минуту они молча стояли, глядя на город. 

— Ладно, нечего тут торчать, когда все гуляют. Ты заслужила этот праздник как никто другой! Пошли, присоединимся к веселью, а то без нас все угощение, выставленное князем, сожрут! — Гилберт задорно улыбнулся. — Спорим, я тебя перепью? 

— Вот уж в этом я с тобой соревноваться точно не буду! — Эржебет закатила глаза. — Я свалюсь под стол раньше, чем ты хотя бы немного захмелеешь. И как в тебя столько влезает? 

— Это мой особый секрет! Перебрасываясь шуточками, они спустились в город и окунулись в шумную кутерьму уличных гуляний. Но праздновать вечно невозможно, всегда необходимо вернуться к повседневной рутине. Погостив у Эржебет неделю, Гилберт уехал к себе, а она снова погрузилась в работу по восстановлению страны. С каждым днем перед ней вставали все новые и новые проблемы.

Охвативший все сословия энтузиазм освободительной борьбы постепенно сходил на нет, начали вскрываться старые противоречия. Крестьяне требовали свободы и земли, дворяне упорствовали, в войске зрело недовольство. У Эржебет голова шла кругом, она уже успела отвыкнуть от государственных дел и забот серьезнее, чем приготовление обеда. Денег не хватало, назревал кризис. Ракоци балансировал между крестьянами и знатью, пытаясь сохранить спокойствие и угодить всем, Эржебет поддерживала его, как могла… Но самое главное — тревожные вести приходили из-за границ страны. Родерих одержал крупную победу над Франциском, и основные австрийские войска, которые до этого были скованны битвами с французами, теперь могли заняться бунтующей провинцией. Эржебет смело повела армию в бой, предыдущие победы окрылили ее, заставили поверить в силу своих людей. Но она забыла, что, как бы старательно она их ни тренировала, они все же были лишь крестьянами, всего несколько лет назад пахавшими землю. А против них выступали хорошо обученные, закаленные в боях лучшие части австрийских войск. И даже присутствие наемников из Польши и отрядов Гилберта не могло спасти положение.

Эржебет, как всегда, старалась держаться впереди, вдохновлять солдат личным примером, но в этот раз ей не повезло. Она упала с лошади, настолько неудачно, что ударилась головой и потеряла сознание. Когда Эржебет пришла в себя, то первое, что она увидела, была серая каменная стена. В воздухе ощутимо пахло сыростью и гнилью. Вокруг царил полумрак, было очень холодно. Эржебет осторожно села и поняла, что лежала на тонком соломенном матрасе, который был слабой преградой между ней и ледяным полом. Она находилась в небольшой комнатушке, в дальней стене была маленькая дверца с зарешеченным окошком, через которое пробивался слабый свет от висевшего в коридоре факела. Не надо было долго раздумывать, чтобы понять, где она оказалась.

«Темница. Значит я… Проиграла». Ужасное слово камнем рухнуло на нее, придавило, расплющило. Проиграла, проиграла. Опять. Эржебет свернулась калачиком на жестком тюфяке и окунулась в море отчаяния… Она не знала, сколько так пролежала, раздумывая о своей судьбе, о том, что случилось с ее людьми и что теперь ждет ее саму. Вдруг скрипнула дверь, и в комнату вошли два австрийских солдата. 

— Фройляйн Хедервари, извольте пройти с нами, — потребовал один из них. Эржебет не заставила их просить дважды или применять силу. Какой теперь смысл сопротивляться? Она покорно встала, позволила конвоирам вывести себя из подземелья и проводить к знакомым ей дверям. «Кабинет Родериха. Значит я опять в его усадьбе. Чего и следовало ожидать… Посмотрим, насколько вы изобретательны в наказаниях, герр Эдельштайн. Садык обычно за мелкие бунты назначал удары плетью… А что бы он сделал со мной за такое восстание, как сейчас, лучше не думать…»

Эржебет открыла дверь, вошла. Сидящий за столом Родерих встретил ее непроницаемым лицом и лишь кивнул на кресло напротив себя. Все это напомнило ей их разговор несколько лет назад, когда она только стала частью Империи Габсбургов. «Похоже, правы философы. Все повторяется. Движется по замкнутому кругу… Взлеты — падения. Победы — поражения…» Эржебет села, выжидающе взглянула на Родериха. Тот едва слышно вздохнул, нервным жестом поправил очки. 

— Я думаю, ты и так уже поняла, но все же скажу: ты проиграла это сражение. Твои войска бежали. Я нашел тебя без сознания на поле боя и доставил сюда… На несколько секунд между ними повисло тягостное молчание. 

— И что теперь меня ждет? — нарушила тишину Эржебет. Хотя она уже знала ответ. «Наказание. А затем возвращение в кабалу». Родерих чуть причмокнул губами, будто подбирая слова. 

— Эржебет, я раздумывал о том, что произошло. О том, что толкнуло тебя на восстание. Вообще о наших отношениях… Я многое осознал и переосмыслил. Признаю, я был слишком суров и к тебе, и к твоим людям, позволил своим вельможам много лишнего… «Обтекаемые формулировки для настоящего аристократа… Лишнего, ишь ты!» — Я хочу попросить у тебя прощения за все те лишения, что пришлось пережить твоему народу. Эржебет ошарашенно уставилась на него, не зная даже, что и сказать. 

— Одним «прости» ничего не исправишь, — наконец произнесла она. — И не вернешь погибших. 

— Но ведь и твои люди во время мятежа убили много моих поданных, — возразил Родерих. — Будем считать, что мы квиты… Эржебет, нам все равно придется пойти на компромисс, поэтому не стоит вспоминать взаимные обиды. Предлагаю обо всем забыть и начать наши отношения с чистого листа.

«Ты не хуже меня знаешь, что у нас, стран, слишком хорошая память», — подумала Эржебет, но вслух этого произносить не стала и лишь кивнула, показывая, что готова слушать дальше. Ее удивило, что он собирается вести с ней переговоры, хотя она и проиграла.