Сердце саламандры - Кобербёль Лине. Страница 8
Молнии, метавшиеся по черному небу, были красными, ослепительно-алыми, и светлели до белизны только в середине. Поэтому у местности был праздничный вид – будто ее озарял фейерверк. Ракеты, сполохи золотого дождя. Создавалось впечатление, что сейчас мы должны развести костер, начать водить хороводы и запеть веселую песенку. Жарить поп-корн и делать хот-доги. Так нам казалось, пока не налетел первый порыв ледяного ветра с дождем.
Ураганный шквал поднял Тарани в воздух. Я сама видела – ее ноги на миг оторвались от земли. А потом хлынул дождь с градом.
– А-ай! – завопила Ирма. – Ну и твердые же эти градины!
Они были не только твердые, но и огромные. Казалось, нас расстреливали в упор ледяными пулями.
– Надо скорее укрыться где-нибудь, – прокричала я. – Смотрите, там впереди свет. Пойдем туда!
Спотыкаясь, мы двинулись сквозь бурю. Мы с Тарани ухватились друг за друга, чтобы нас не сбило с ног. Тропа тут же стала скользкой от размокшей грязи. Невысокие мшистые холмики по бокам были усеяны колючими кустами, которые не любили, когда их трогают. Я убедилась в этом на собственном опыте – споткнувшись об один из кустов, я больно оцарапала руку. Да приближается, в конце концов, этот свет или нет?!
Тр-рах! Вж-ж-жик!
Вспышка ослепительного света. На мгновение мир стал ярко-белым, потом алым, потом погрузился в черноту. Я споткнулась и упала на четвереньки, прямо на камни и жесткий гравий. В глазах было темно! Я ничего не видела!
Потом постепенно зрение начало возвращаться. Прямо перед нами, не далее чем в нескольких шагах, полыхало огнем старое узловатое дерево. Молния расщепила его надвое прямо посередине.
– Еще бы чуть-чуть – и в нас, – дрожащим голосом пробормотала Ирма. – Неужели нельзя как-то защититься? Здесь опасно.
Я чувствовала, как над головой ворочается и грохочет энергия. Чувствовала сердитое напряжение нарастающего статического заряда, лихорадочное нетерпение молнии, готовой сорваться и ударить. Но что с этим можно сделать? Я не знала.
Я помотала головой.
– Мы… сейчас мы ничего не можем поделать. – Я имела в виду – без Сердца, но произнести это вслух не было сил. – Если только Хай Лин… – Я не знала, чего именно хочу от нее – чтобы она сдула эту бурю прочь? Попросила ветер прогнать ее куда-нибудь подальше?
Хай Лин покачала головой.
– Я уже пыталась. Но… у меня не хватает сил без… – она неуверенно умолкла, и я поняла, что ей тоже не хочется говорить про Сердце. – У меня не хватает сил, – повторила она. Бедняжка, какая же она хрупкая, замерзшая, потерянная! Ее прямые черные волосы намокли и облепили голову. Но все-таки моя подруга попыталась выдавить улыбку. – Наверно, надо сделать то, что обычно делают в таких случаях – найти какое-нибудь укрытие. – Она усмехнулась. – Так поступают все, в ком есть здравый смысл.
Только через полчаса, окончательно выбившись из сил, мы добрались до огня, который я заметила раньше. Раскаты грома не переставая рвали нам барабанные перепонки, град перешел в ледяной дождь. Трудно сказать, что было лучше. Дождь бил не так больно, но зато мы промокли до костей. Наконец мы подошли поближе и увидели, что свет пробивается сквозь ставни маленькой избушки, наполовину зарывшейся в мокрый склон холма. Крыша была застелена дерном, поэтому не удавалось определить, где кончается холм и начинается домик. Мы вошли в белую калитку, пересекли мокрый мощеный двор и постучались в дверь.
Она распахнулась в тот же миг.
– Входите, входите, – проревел раскатистый бас. – Тепло не выпускайте… – и вдруг он смолк. – Ох, боже мой, – озадаченно проговорил голос. – Ну и странная же компания!
Хм, у нас, по крайней мере, нет рогов. Этот ответ вертелся у меня на языке, но я вес же сдержалась. Сказать такое было бы невежливо. К тому же рожки были очень симпатичные. Завитые, как у барана, старательно отполированные и покрытые лаком. Если не считать рогов и некоторой, как бы это сказать, шерстистости, наш хозяин очень походил на человека. На коренастого, сильного, не очень высокого мужчину средних лет.
– Извините, – начала я. – Мы здесь впервые. Не могли бы вы укрыть нас от бури?
– Бури? – удивленно переспросил незнакомец. – А что, разве надвигается буря? – Он оттер нас в сторону, чтобы взглянуть на небо. Потом облегченно вздохнул: – Да нет, какая же это буря. Всего лишь легкая непогода. Через пару часов закончится. Ну что ж, входите, входите, не стойте там, вы совсем промокли.
Легкая непогода? Эти градины избили меня до синяков. Но спорить и отказываться от приглашения не хотелось. Мы вошли за хозяином в узкий, как туннель, коридор и очутились в большой кухне, похожей на пещеру.
– Миссис Густошерстка, – позвал он. – Миссис Густошерстка! У нас гости!
К нам обернулась… ну, наверное, женщина, хоть и не совсем человеческая. Она помешивала какое-то варево в горшке, висевшем над весело пылающим очагом, и, увидев нас, бросила испуганный взгляд на своего… кто он ей?… мужа. Что это за странных гостей он привел в дом? – Ох, боже мой! – воскликнула она, в точности как он. – Ну и промокли же наши гости! Мистер Густошерст, не стой столбом. Принеси халаты, полотенца, мыла и горячей воды. Бедные ягнятки продрогли до костей!
– Э-э, мы не хотели вам мешать… – неуверенно начала я, но хозяйка отринула мои возражения.
– Пустое! Ну-ка, скидывайте свои мокрые платья – да что за диковинные у вас наряды, разве можно в таких выходить на улицу! И принесите-ка мне вон то корыто, что стоит в углу возле посудомойки. – Она взмахнула половником, с которого капала подлива.
Ирма и Тарани послушно поплелись за корытом. Они, кажется, понимали в происходящем не больше моего. Стараясь не пялиться слишком удивленно на нашу гостеприимную хозяйку, я обвела взглядом кухню. С темных балок над головой свисали сетки с кореньями и луком, сушеными фруктами и ягодами. На полках вдоль стен стояли кружки, кастрюли, блюда с яркой росписью, эмалированная посуда всевозможных форм и размеров. Казалось, мы очутились в нашем мире, в старомодной сельской кухне. Если не считать того, что женщина в синем платье и белом фартуке, помешивавшая похлебку в котелке, была с ног до головы покрыта курчавой шерсткой. Правда, рогов у нее не было. Наверное, рогами на Нимбусе щеголяют только мужчины. В остальном она была такой же, как ее муж, только шерсть у нее была не темная, а белая. Мистер Густошерст вернулся с целой охапкой махровых халатов и полотенец. Тарани и Ирма принесли корыто, в него налили горячей воды из огромного медного чайника. Корыто было таким огромным, что мы умещались в нем по двое сразу. Но, хоть мне и очень хотелось принять ванну, я все же стеснялась снимать свои намокшие брюки и свитер. Миссис Густошерстка заметила мою неловкость и велела мужу соорудить из одеяла, метлы и двух стульев нечто вроде ширмы, «чтобы девочкам было где укрыться от посторонних глаз». Не прошло и получаса, как мы, чистые и согревшиеся, завернулись в чудесные мягкие халаты и если у очага.
– А теперь, – начал мистер Густошерст, – расскажите, девочки, как вы здесь очутились.
– Только после горячего ужина, – твердо заявила миссис Густошерстка и налила в семь глиняных мисок сливочно-белого овощного рагу.
– Вы знаете саламандру по имени Дэнни Нова? – спросила я, надеясь, что Дэнни не соврал и назвался своим настоящим именем.
– Нова? – переспросил мистер Густошерст и почесал черную бороду. – По дороге на Глумсбери живет парочка саламандр по фамилии Нова, не так ли, миссис Густошерстка?
– Да, живут, кажется, – отозвалась хозяйка, наливая мужу в кружку холодного сидра. – Но я не слыхала, чтобы среди них был Дэнни. Это имя вообще не саламандровое. – Кстати, в Брэмблтоне тоже когда-то жил один Нова, – добавил мистер Густошерст. – Не знаю, там он сейчас или нет. И еще один в Верхнем Смитвелле.
Я пала духом.
– Значит, Нова – распространенная фамилия?
– Ну, не такая частая, как Люкс или Стелла, но довольно обычная.
– Тот, которого я ищу, примерно вот такого роста, у него… – начала я и тут же поняла, как это бессмысленно – давать описание существа, способного менять форму. «Саламандры способны принять любой облик», – сказал Оракул. Бесполезно рассказывать про его каштановые волосы и ярко-синие глаза. «Какой ужас, – подумала я. – Нам никогда его не найти!» Я всхлипнула, стараясь сдержать слезы отчаяния.