Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната. Страница 3

– Что делаешь, идиот?! – попыталась заорать я, но только наглоталась пены. Она залепила глаза, забила нос и уши, и избавиться от нее не было никакой возможности. Ослепнув и оглохнув, я бросилась прочь сначала на четвереньках, а потом кто-то вздернул меня на ноги и поволок куда-то.

Отплевываясь и продирая глаза, я слышала, как испуганные голоса становились тише, а потом и вовсе исчезли. Стало прохладно, и проморгавшись я обнаружила, что иду по какому-то коридору, освещенному только парой тусклых лампочек, обнимая кого-то за шею…

– Стоп, – скомандовала я заплетающимся языком. – И куда это мы?

– Я тебя спасаю, красавица.

Голос был знакомый – низкий, звучный, с еле заметным акцентом…

Меня заботливо и под ручки поддерживал тот самый «охранник из Ашана», который угощал шампанским.

– Дядя! Ты сдурел?! – я тут же оттолкнула его.

Вернее, попыталась оттолкнуть, потому что ручищи у него были, как каменные, и держал он меня крепко, как в капкане.

– А ну, щупальцы убрал! – я попробовала его лягнуть, но коленки вдруг подломились, и я повалилась на пол.

Мужчина попытался поднять меня, но я нарочно валилась, как неуклюжий пингвин, наугад отмахиваясь и пытаясь кричать. Но кричать тоже плохо получалось. Уши словно заткнули ватой, туман все больше заволакивал глаза, и в этом тумане я увидела что-то странное – змеиные пасти, ощерившиеся на меня с двух сторон. Мелькнули острые зубы – в два ряда, а не парочка клыков, как у обыкновенных змей… И между ними маячила ухмыляющаяся рожа «охранника».

– Не бойся, красавица… – его голос раздавался, как из подвала. – Всё хорошо, я тебя спасаю… Не бойся…

Ему удалось поставить меня на ноги – вернее, поднять за шкирку и придавить к стене, а потом он попытался ухватить меня половчее, чтобы забросить себе на спину…

Мотнув головой, я сморгнула, пытаясь вернуть ясность зрению, и наугад махнула кулаком, метя в ухмыляющуюся рожу. Первый раз я промазала, но «охранник» вдруг отпустил меня. Я снова сморгнула и снова ударила кулаком – наугад, с замахом, изо всей силы!..

На этот раз я попала!..

Удар получился хорошим – я отбила костяшки и взвыла, прижав ушибленную руку к груди. Стало совсем темно, колени подломились, и я улеглась прямо на пол, поскуливая от боли. Меня попытались поднять, я взбрыкнула, сопротивляясь...

– Краснова! Да вы пьяная?! – прогремело над моей головой, и не помешали даже заложенные уши.

Конечно же, этот голос невозможно было спутать ни с каким другим. Он мог принадлежать только ректору «Ивы». Кошу Невмертичу – не пойми, фамилия у него или отчество.

– Это вы? – проблеяла я и неудержимо расплылась в улыбке. – Здра-а-а-а-вствуйте…

– Неужели, узнали? – огрызнулся он, поднимая меня и закидывая себе на плечи, прихватив под колени и за шею.

– Так баранов, между прочим, таскают, – пропыхтела я, потому что мне было совсем неудобно.

Что за дурацкий способ носить женщину на руках? Разве нельзя понежнее?

– Баранов, – сухо согласился ректор. – И еще овец.

Я помолчала, раздумывая – оскорбиться или пока не стоит. Но несмотря на то, что он загибал мне шею почти под прямым углом, и сейчас я и в самом деле больше походила на овцу, которую решили пустить на шашлычки, мне было очень приятно встретить Коша Невмертича. Всё-таки пришёл… Из-за меня… И как назло я мокрая, как мышь, благодаря идиоту Царёву. Хотя... это такие мелочи...

– Ой, а вы меня спасаете или похищаете? – спросила я, чувствуя себя до безобразия счастливой.

– Если честно, – ответил он с непередаваемым тактом, – я бы вас, Краснова, с большим удовольствием утопил бы. Или прикопал где-нибудь под дубом. А ведь кто-то врал, что не пьет. Потому что танцорам вредно. Какого черта вы мне в глаз заехали?

– Вам?! В глаз?!.. – я даже задохнулась от ужаса. – Честное слово, не хотела...

– Заткнитесь уже, Краснова, – холодно оборвал меня ректор, а потом стало темно и тихо. По-настоящему и надолго.

2

Пробуждение оказалось – так себе.

Я лежала поперек кровати, навертев на голову одеяло, а ноги были снаружи, и пятки холодило сквознячком.

Выбравшись из-под одеяла, я села и сразу со стоном повалилась обратно. Вставать совсем не хотелось, в горле было сухо, голова болела, и во рту был противный привкус.

Окно в комнате было приоткрыто, и белая полупрозрачная штора колыхалась. Я уже была в этой комнате…

Дом на Гагаринской! Дом Коша Невмертича!..

После такого открытия уже невозможно было оставаться в постели. Я встала, пошатываясь, и одернула белую футболку. Вчера футболки на мне не было. Воображение тут же услужливо нарисовало, как ректор переодевает меня – бесчувственную, беспомощную, с распущенными волосами…

Но романтические мечты тут же развеялись, когда я увидела собственное отражение в зеркале. Волосы слиплись от пены и перепутались, и больше похожи на воронье гнездо, а под глазами – черные потеки от туши.

Я с досадой отвернулась, пальцами пытаясь продрать пряди. Во всем виноват идиот Царёв! Устроил клоунаду!

Выскользнув в коридор, я короткими перебежками добралась до ванной комнаты. Меня там явно ждали – на пуфике лежало аккуратно сложенное белоснежное полотенце, а поверх него – нераспечатанная зубная щетка.

Ректор позаботился обо всем. Точно знает, что нужно женщине утром. Я покривилась, вспомнив Марину Морелли, Алисочку в розовых чулочках и залезла под душ, спеша привести себя в порядок.

Под футболкой, между прочим, я была в нижнем белье. Ректор проявил необыкновенную деликатность. Я погримасничала от такой деликатности. Ведет себя со мной, будто я – малолетка. А я уже взрослая, мне скоро девятнадцать. И вообще, ведь он сам целовал меня… Перед выступлением на соревновании с «ПриМой»… Обещал, что подождет…

Сердце сладко и болезненно ёкнуло, когда я вспомнила наш последний разговор перед летними каникулами. Наверное, я зря злилась на ректора. Ведь не просто так он оказался вчера в «Седьмых небесах»?..

Вернув себе человеческий облик, я вышла из ванной и остановилась, раздумывая – куда теперь пойти? В кухню? Потому что страшно хотелось пить. Или спрятаться в комнате, пока Кош Невмертич не захочет со мной поговорить? Или пойти к нему и спросить прямо – почему он все лето не вспоминал обо мне, а вчера притащил к себе домой. Почему не увез к бабушке?!. А то получается, что украл… Это преступление, между прочим – людей красть…

Я прошла знакомым путем и остановилась перед комнатой ректора. Мне приходилось там бывать – в прошлом году, когда я залезла в сейф и нашла там фотки Марины Морелли. Интересно, фотографии по-прежнему там? Как самое ценное?..

Из-за двери послышался голос Коша Невмертича, и я вздрогнула, услышав знакомое copia ova – хранилище яиц. Особая тюрьма, где в драгоценных поделках-яйцах фирмы Фаберже были заключены души волшебников, совершивших страшные злодеяния.

– …пытались залезть, но не получилось, – сказал Кош Невмертич, и я вся обратилась в слух.

Это про нас? Про меня и Анчуткина? С чего это ректор вспомнил тот случай, когда мы забрались в хранилище и выпустили из Особой тюрьмы итальянскую ведьму?! Да эта история уже забыта на сто рядов!..

– Ты поосторожнее, – ответил ректору скрипучий голос. Такой скрипучий, будто кто-то прочертил резаком по стеклу. – С такой силищей ломанулись – это не просто так. Камеры поставил? Увидел, кто лез?

– Камеры были выведены из строя, – ответил ректор спокойно. – Так что толку от них…

Я прижалась ухом к двери, чтобы слышать лучше. Значит, это не про нас с Анчуткиным. Значит, кто-то другой пытался залезть в хранилище?

– Дурак какой-то, – проворчал скрипучий голос. – Зачем лез? Всё равно силой не возьмешь... А ну-ка! Повернись-ка, повернись… – раздался противный каркающий хохот. – Твоё бессмертие! Да ты с фингалом?! Чудесная картина! Краснова в своём репертуаре!

Кош Невмертич что-то ответил – холодно, недовольно, а я покрылась липким потом. Фингал?.. То есть у ректора синяк? И я – причина этого синяка?