Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 48

Убьют?! Скончаюсь от «апоплексического удара» тяжелым предметом в висок? «Несварением» вилки в желудке?!

Весьма вероятно, такое желание у них будет!

А потому первая задача простая — выжить! Вторая — найти союзников из числа «бездушного» дворянства… Хм, термин своеобразный получился, с подтекстом. На полу привилегированные слои населения России рассчитывать можно, не зря же монархи себя казачьим лейб-конвоем окружали — видимо с мартовской ночки 1801 года определенные выводы сделали. Будем перенимать опыт в охране. Искать противовесы нужно «столбовому» дворянству, уравновесить влиянию аристократии. Вот с этого и начнем. А пока нужна информация — и я ее получу».

Иван Антонович решительно поднялся с кровати, оправил на себе одежду и направился к двери. Должен ведь быть у него кабинет в этом дворце, не может не быть. А вот туда он и вызовет генерала Корфа для предметного разговора…

Глава 7

Восточнее Шлиссельбурга

Подполковник Лейб-Кирасирского полка

Александр Полянский

вечер 8 июля 1764 года

Такая война Александру Ивановичу совсем не нравилась — болотистая, покрытая лесами и кустарниками местность абсолютно не подходила для действий тяжелой кавалерии, какой кирасиры и являлись. Да и как воевать с юркой пехотой, особенно с егерями, что обстреляют разъезды из фузей и тут же скрываются в зелени. Преследовать их невозможно — лошади на кочках ноги ломают, потери растут с каждым часом.

Эскадроны уже поротно распределены, весь центр и правый фланг гвардии прикрывая. И не на что непригодные — атаки на деревеньки, занятые войсками Миниха и превращенные в редуты, усиленные пушками, будет вести исключительно инфантерия, лейб-кирасирам же велено генерал-аншефом Паниным идти в глубокий обход левого фланга противника и занять в его тылу деревеньку Подол.

— Господин подполковник, приехал секунд-майор Татищев, — адъютант тронул Александра Ивановича за рукав колета и он в недоумении оглянулся. Действительно, на уставшей лошади, ведя в поводу другую, тоже измотанную, подъехал офицер, тяжело спешился — коней под уздцы тут же подхватили кирасиры, начали выхаживать.

— Иван Павлович, что случилось? Вы же с ротой в форштадте остались? Неужели десант высадили?!

Вопросы вылетели один за другим, пока страшная догадка не пришла последней. Александр Иванович с тревогой посмотрел на майора. Тот ему кивнул в ответ и заговорил:

— Там на Неве от галер не протолкнуться, часть в Ладогу ушла, солдат в Кобону повезла. На царство Иоанна Антоновича возводить… У форштадта Шлиссельбургского полка три высадили, еще подкрепления вроде подойдут. Весь шхерный флот там уже…

Полянский окаменел от охватившего душу ужаса — такие силы гвардию просто раздавят. И тут же появились вопросы, которые он не преминул задать уставшему майору:

— Но если флот по Неве прошел, то столица…

— Уже присягнула новому императору, — Татищев откашлялся, выплевывая сгустки пыли. — И Сенат, и Синод, и все коллегии. Народ тоже, как и гарнизон Петропавловской крепости. А мы с тобой от присяги уже освобождены полностью!

— Царица отреклась от престола?

Новости были настолько оглушающими, что Александр Иванович потряс головой, не в силах в них поверить.

— Ага, «отреклась», — как то странно промолвил Татищев, и сквозь зубы добавил. — После картечи из двух пушек по карете отречение не подпишешь. Да и головы у нее, почитай не осталось, сам видел — пренеприятное зрелище, так тебе скажу. Ленту андреевскую с нее сняли, как и знак со звездой. Все кончено, Александр Иванович!

— Но как же так… Наследник престола цесаревич Павел Петрович, наш шеф полка… Ему ведь нужно присягать…

— Вот манифест Сената, заметь — он ночью отпечатан, еще покойная «матушка» правила. По всем полкам раздали, самого генерал-прокурора князя Вяземского и генерал-аншефа Суворова южнее форштадта видел собственными глазами. Присягнул я новому царю, что нами допрежь правил, и сразу одвуконь сюда бросились, трех кирасиров с собою для конвоя взял. И манифест ты лучше сам прочитай — вот они, посмотри.

Александр Иванович похолодел — рука легла на эфес палаша. Он гневно прищурил глаза, в душе колыхнулась ненависть. Татищев ощерился ответно, положив ладонь на пистолетную рукоять.

— Ты что, хочешь попробовать одним полком цесаревича на трон возвести?! Нас к ночи прихлопнут тут, как мух! Вместе с Паниным и его «потешными». Действительно, потешными — вот только над ними дружно смеяться будут в Петербурге после эдакой конфузии.

Татищев сделал шаг вперед и заговорил чуть ли не на ухо, стараясь, чтобы слова не услышали обступившие их кирасиры. Лица выражали явную неприязнь к командиру полка.

— Саша, не глупи, пожалей Павла Петровича. Если ты за него хотя бы один выступишь, то его убьют сразу! Ибо он сразу опасен станет! И, наоборот, если мы сейчас немедленно перейдем на сторону Иоанна Антоновича, то себе службу сохраним, а мальчишке, может быть и жизнь. Чувствую, неспроста такая каша заварилась — и не нам с тобой расхлебывать это варево. Так что, давай веди себя благоразумно.

Татищев осторожно отступил назад, незаметно убрав руку от пистолета. Александр Иванович медленно отнял свою ладонь от эфеса палаша, и сразу заметил, как спало напряжение с лиц лейб-кирасиров. Все раслабились, стали улыбаться приветливо. Убивать своего командира им явно не хотелось, и подполковник Полянский с облегчением выдохнул, осознав, что минуту назад был в страшной опасности.

И моментально стал просчитывать ситуацию, понимая, что Татищев во всем прав. Панин с гвардией уже обречен, он уже зажат с двух сторон, с запада и востока, превосходящими силами, способными разбить два полка гвардейцев в пух и прах. С севера Ладожское озеро, а на нем прибывшие из Кронштадта галеры, с юга кавалерия и уже перешедшая на его сторону инфантерия с моряками.

До ночи все будет решено!

Рассчитав диспозицию и приняв решение о переходе на сторону фельдмаршала Миниха, подполковник Полянский громко заговорил, желая, чтобы обступившие их подчиненные все услышали.

— Лейб-кирасиры! Ее императорское величество Екатерина Алексеевна мертва, и мы свободны от данной ей присяги. Цесаревич Павел Петрович мал, а потому днем Сенат, Святейший Синод, коллегии, и народ Санкт-Петербурга присягнул верой и правдой служить вновь обретенному на трон государю-самодержцу Иоанну Антоновичу, третьего этого имени! Он наш законный государь, которому мы все обязаны присягнуть немедленно! И выступить всем полком нашим к нему в защиту! А сейчас слушайте манифест о вступлении на престол!

Александр Иванович тут остановился, развернул листок бумаги и принялся громко читать текст, отпечатанный в типографии. Там было почти все то, о чем он только что объявил подчиненным. Полянский старался говорить с выражением, одновременно рассматривая лейб-кирасир, обступивших его уже плотной толпою со всех сторон.

Все слушали его речь с радостными лицами, понимая, что война для них, может быть уже сегодня, благополучно закончится. А потому кирасиры с ликованием заорали:

— Виват Иоанну Антоновичу!

— Послужим императору Иоанну!

Громкое эхо распугало птиц, и тут же точно такие же крики разнеслись справа и слева, отлично слышимые. Там, где стояли ингерманладские драгуны и солдаты Петербуржского гарнизона, кричали не менее самозабвенно и громко, птицы заметались над головами.

Полянский быстро сообразил, почему с Татищевым не оказалось конвоя — кирасиры просто огласили манифесты среди солдат, которые и так не хотели драться за «матушку-царицу» и пошли в поход на войска Миниха под принуждением и страхом децимации, сиречь казни каждого десятого, которую им пообещал генерал-аншеф Панин. Да и гвардейцев они опасались не напрасно — те могли выполнить такой приказ и совершить над «неслухами» показательную экзекуцию.

— Александр Иванович, принимайте командование над всеми войсками, — Татищев умоляюще посмотрел на него. — Отправляйте гонца к Миниху немедленно, а лучше сами езжайте. И быть вам к вечеру в полковничьем чине. А я тут эскадроны пока соберу, с драгунами объединимся, да солдат гарнизонных в ряды примем…