Изнанка Истины (СИ) - Алёхина Евгения. Страница 158

«Она не опасна. Для нас не опасна» — тут же поправился Вейгееран. — «Только больно уж навязчива. Песчаная обожает нашу волчью суть…».

— Ничего себе — «обожает»!…  — вскинул брови я.

«Нас, в отличие от людей и орков, она не обидит. Если встретит кого из Двуликих — лишь заиграет до полусмерти. Сам же видел…».  — волк фыркнул, сердито и виновато. — «И я хорош…  Попался, как беззубый щенок. Давненько её в наших краях не встречали. Вот и утратил бдительность…  Впрочем, одно хорошо: пока Песчаная здесь, нежить к своей территории она не подпустит. А значит, Берегущему, пожертвовавшему нам Сердце, на какое-то время будет неплохая подмена».

В обратный путь мы двинулись пешком — в ущерб скорости, зато хорошо чувствуя твёрдую землю под ногами. Вейгеерану, похоже, хватило приключений в его волчьей ипостаси: он перекинулся сразу же после нашего короткого привала, и, едва отдышавшись и вернув себе немного сил, мы поспешили убраться подальше от обманчиво безмятежных песков.

Солнце, застыв в зените, припекало нещадно, прогнав прочь с бирюзового небосвода даже самые крохотные облачка. Я давно уже снял куртку и нёс её на плече. Но в одной рубахе всё же было прохладно, в особенности когда налетал студёный ветерок, торопясь напомнить, что ещё не лето, а всего лишь ранняя весна…  Мне оставалось лишь позавидовать охряной безрукавке Двуликого из тонкой кожи, подбитой мехом — отменной одежде для такой погоды в голой степи.

Впрочем, по растрескавшимся под солнцем и ветром камням мы шагали недолго. Вейгееран, явно выбрав для возвращения в Оро'чан другой путь, очень скоро вывел меня на просторную травяную равнину, вдалеке за которой начинался лес.

Широкий пологий склон плавно раскатывался вниз пушистым пёстрым ковром: казалось, на серо-зелёную основу нашито множество ярких лоскутов — красных, жёлтых, синих, фиолетовых…  Это тянулись к солнцу цветы, поражая буйством красок и наполняя воздух лёгкими нежными ароматами. Цветы и травы заполонили здесь всё: лишь кое-где сквозь прореху в этом сплошном бархатном покрове выступал большой валун или пара невысоких деревьев, сросшихся стволами. Однако чем дальше к горизонту, тем чаще и смелее вторгались в цветочное царство грубые «латки» кустарника, спутанные «гнёзда» колючек, серые проплешины породы, на которой ничего не росло.

Мы спустились к самой кромке леса и пошли вдоль неё, укрываясь от назойливых лучей в тени пока ещё редких деревьев. Вейгееран то и дело приостанавливался, чтобы сорвать то один, то другой цветок, попутно растолковывая мне их названия.

— Калли'поса, или «огненный цвет»…

— Красивая, — я полюбовался пышной гроздью рубиново-красных «сердец».

— Да…  А если ты даришь её вместе с тарникой, «нежностью гор»…  — Двуликий показал мне пару воздушных светло-сиреневых бутонов. — Да ещё прибавишь бессмертницу…  И «песнь степных ветров»…  — Несколько пышных оранжевых «ромашек», а за ними — невесомые, похожие на кружево веточки крошечных голубых паутинок заняли своё место в ярком, но удивительно гармоничном букете. — Знаешь, что прочтёт твоя любимая, получив их в подарок?

— Что же? — мне поневоле стало интересно.

— «Пламя любви к тебе в моём сердце будет полыхать целую вечность», — мечтательно улыбнулся Двуликий. — А видишь вон те колокольчики, у большого камня?

— Белые с фиолетовым?

— Да. Их называют «день и ночь». Думаю, понятно, отчего…  — Вейгееран, свернув с дороги, аккуратно сорвал растеньица. — Соедини их вместе с «тенью бури» — этот вот чёрно-красный венчик, понюхай — он даже пахнет дождём…  И получишь знаешь что? «Вечный бой, в котором нет победителей»…  — Он хитро прищурился. — Нечто совсем далёкое от любви, верно? Но стоит тебе отыскать Теллиани…  Ага, вот и он, погляди…  — Блестящая в лучах солнца золотая стрела, острая, как лезвие меча, послушно легла в его руку — … и твоё послание мгновенно обретёт иной смысл. «Я всегда сумею защитить тебя от любых опасностей и бед»…

— Такие слова и должны предназначаться девушке, — я уважительно покачал головой. — Целая наука…

Двуликий улыбнулся.

— Ты говорил, у вар'рен нет письменности. Да, мы не чертим рун на бумаге и коже, как это делаете эльфы и вы. Не высекаем, как гномы, литеры в толще камня…  Мы пишем нашу историю иначе. Вырезаем её ножом по дереву, вывязываем узлами на кожаных шнурках. А ещё — все, от лепечущего младенца до старца почтенных лет, у нас знают язык цветов…  Так что у нас в ходу целых три письменности, друг. Насчитаешь ли ты столько же у людей?

Я развёл руками, признавая поражение:

— Прости, Вейгееран…  Мы, люди, и в самом деле знаем о ваших традициях до безобразия мало…

— Возможно, если бы наши народы больше интересовались жизнью друг друга, — Двуликий проницательно взглянул мне в глаза, — многих кровопролитных ошибок получилось бы избежать. Хотя…  — задумчиво добавил он, хмурясь, — древних вар'рен и гномов от разлада и ссор не удержали даже совместно обжитые города…

Двуликий прибавил к своему букету ещё несколько соцветий.

— А что означает Теллиани? — Я вспомнил, что это название он так и не пояснил.

— Это имя. Так звали героя наших предков. Между прочим, ты видел его сегодня, — Вейгееран прищурился. — Его каменный лик одолжил нам Сердце…

— Этот парень — орк или гном? — Как по мне, имя в равной степени не подходило ни одному, ни другому — впрочем, у древних наверняка было своё мнение на этот счёт.

— А неизвестно, — огорошил меня Вейгееран.

— То есть…  как это?

— Да вот так. Статуи Берегущих, охранявших древние поселения от неведомых нам напастей, посвящались мастерами легендарным воинам и чародеям предков. Но принадлежность их нашему или гномьему народу намеренно оставалась в тени. Очевидно, чтобы позднее это не стало поводом для раздрая…  Древние мудрецы предвидели такую возможность ещё тогда, — Двуликий хмыкнул. — Ничего, их потомкам вполне хватило массы других поводов. Так что теперь города, как и наше общее славное прошлое, благополучно зарастают сорной травой и покрываются пылью…

— Так отчего пали города?

— От глупости. И гордыни, — в сердцах бросил Двуликий. — Истинно скажу тебе, не бывает врагов коварнее и страшней. Чародеи древних знали и умели то, что теперь и не снится ни гномам, ни нашим…  Их мастера придумывали и создавали непостижимые вещи…  Мы же порой даже не знаем, для чего предназначались те или иные древние творения, останки которых удаётся разыскать — я молчу уж о том, чтобы проникнуть в саму суть их устройства и работы…  Сила, знания, достойная жизнь — у древних гномов и орков было всё. Пока не принялись выяснять, кто из них заслуженнее и главнее. Ну и…  — невесело заключил он, — всё закончилось так, как закончилось. С тех самых пор мы с гномами первый раз стали плечом к плечу только в недавней войне против вас, людей…  — Он помолчал. — Когда Тоб'бин Горный Мастер появился на Великой Равнине, Креддок, вождь одного из кочующих племён вар'рен, с готовностью пожал ему руку. Они оба помнили прошлое и не желали повторять глупостей предков. И ведь именно благодаря этому мы до сей поры успешно сдерживаем нежить на Проклятых Просторах и имеем возможность помочь вам…  Возможно, пришла пора искупить ошибки, совершённые нашими пращурами.

Орк задумался и надолго затих. Я не тревожил его. Просто шагал рядом, исподволь наблюдая за тем, как он бережно дополняет букет, который несёт в руках. Судя по всему, «письмо» на языке цветов, на которое вдохновляла его улыбчивая чернокосая Ин'ке, получалось очень длинным и красноречивым.

Интересно, а Шаэриэнн знаком подобный язык — вдруг подумалось мне…  Ведь цветы, насколько я знаю, у эльфов всегда были в почёте — как и всё гармонично-прекрасное, созданное Природой. Интересно, прочитала бы она что-нибудь в скромной охапке полевых первоцветов?…  Да и под силу ли какому-нибудь степному дару солнца заставить вдруг потеплеть суровый взгляд чуть раскосых изумрудных глаз?

Нет, вряд ли…  К ногам красавицы Шаэриэнн ад Аэллы, наследницы главы Созвездия Тёмного Пламени и без пяти минут королевы Долины, наверняка были брошены все сокровища королевских оранжерей и заповедных садов. Не сомневаюсь, что проклятый Ллиреадан осыпал возлюбленную цветами — амплуа «печального романтика» обязывало, как-никак…  Да и кроме него наверняка вилась вокруг уйма придворных и прочих остроухих кавалеров, наперебой щеголяющих светскими манерами и изящными речами…  Приторно-сладких, точно выдержанные церковные вина, что выставляют на стол в семьях имперских аристократов на большие праздники…  Кто же подаёт вровень с такими терпкий портвейн в потрёпанной солдатской фляге, годный лишь на то, чтобы промочить глотку после хорошей битвы или, шипя от боли ругательства, плеснуть его на свежую рану от меча?