Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 19
— Что не сексуально? Чеснок?
Я кивнула и уже вся напряглась, тяжело дыша и глядя на то как он аппетитно и безумно заразительно откусил кусок гренки, облизался и взял со стола соус, открыл крышечку зубами. Прежде чем я поняла, что он сейчас сделает, Барский с улыбкой дьявола искусителя наклонил бутылочку и выдавил мне на грудь чесночный соус, прямо на соски, белая жидкость потекла вниз тонкими медленными струйками. Захар взял гренку и смазал с меня потекший соус, прямо с груди, царапая напряженный сосок коркой прожаренного хлеба и заставив меня выгнуться назад с тихим стоном, содрогнувшись всем телом и ощутив, как стало влажно между ног, как заныл низ живота и пересохло в горле.
— Сексуально, девочка… и вкусно. — подцепил потекший по моим рёбрам соус языком и слизал его со второй груди, потом положил мне кусок гренки в рот и жадно обхватил сосок влажными губами, опрокидывая меня навзничь на стол.
— Мы выпачкаем твою рубашку!.. — всхлипывая и задыхаясь шепчу я, чувствуя, как стягивает с меня трусики и возится с ремнем, пристраиваясь между моими распахнутыми ногами, запрокидывая их себе на плечи и заполняя меня грубым и резким толчком так что глаза широко распахиваются и тут же закатываются от болезненного наслаждения.
— К черту рубашку. Я буду трахать тебя, моя девочка, в чесночном соусе».
Он научил меня их жарить для него. И это было одним из моих самых любимых блюд. Боже! У меня с ним все было любимым. Я обожала все, что мы делали вместе. Так же, как и потом не могла делать ничего из этого. Старательно избегая любых напоминаний. Я не ела проклятые гренки пять лет! А сейчас пожарила их для него и сделала сама тот самый чесночный соус. И пока выдавливала чеснок в майонез, смешивала со сметаной, резала мелко укроп от воспоминаний жгло глаза, и я с трудом сдерживалась, чтобы не позволить слезам продраться наружу.
Поднимаюсь по лестнице, а перед глазами его лицо и взгляд этот. Жуткий, слепой взгляд из темноты в темноту. Никогда его не смогу забыть — пустота не выглядит так страшно, как эта потерянность во времени и пространстве. Я подошла к двери кабинета и, удерживая поднос одной рукой, второй тихо постучала. Мне не ответили… Дверь оказалась приоткрытой и я, не задумываясь толкнула ее ладонью.
Барский все еще не зашел в кабинет… И мне бы взять и уйти, дождаться его… Но вместо этого я конечно же переступила порог и зашла вглубь помещения.
Я помнила его. Помнила здесь каждый угол, стены, шторы, стол. Ведь здесь были наши самые первые дни, наше знакомство, мое падение в его бездну началось именно здесь. Подошла к столу и поставила поднос. Протянула руку и включила мягкую настольную лампу. В кабинете, как и во всем доме, царил мрак. Создавалось впечатление, что Барский сам, пребывая в полной темноте, создавал ее и везде вокруг себя. Напуганные до полусмерти слуги, крадущиеся на цыпочках по коридорам, невидимая, как призраки охрана и тишина. Я села в его кресло и автоматически открыла самый первый ящик стола. Тут же дернулась всем телом. Дернулась так, что отъехала на кресле назад.
Там лежала моя заколка. Та самая, которую он купил мне когда-то и в которой я была в тот день, когда удрала с больницы. Я потеряла ее или в машине, или там в лесу. И сейчас именно она, сплавленная с одной стороны и обугленная лежала в ящике Захара.
Вспомнила как часто щелкали его пальцы на застежке, и он срывал с меня эту заколку, чтобы распустить мои волосы по плечам. Там же лежали и мои документы, точнее то, что от них осталось. В пластиковом пакетике несколько пуговиц с той самой красной кофты. Я взяла заколку в руку и сжала в ладони.
Зачем ему все это здесь? Зачем он хранит эти вещи? Чтобы убеждаться снова и снова, что уничтожил меня? Или замучили угрызения совести? И снова нахлынули мысли о том, что это ведь он послал меня насмерть, он приказал убить меня в том лесу. Никто б и никогда не осмелился это сделать кроме него!
И в эту секунду послышались шаги по коридору. Неспешные, но неумолимо приближающиеся к двери. Я осторожно положила заколку обратно и вскочила с кресла, тихо задвигая ящик. Метнулась к стене и прижалась к ней спиной, стараясь даже не дышать. Дверь приоткрылась, и он вошел с тонкой тростью, постукивая ею по порогу, по стене внизу, ориентируясь где переступить. Потом заскользил ею по полу в разные стороны, ощупывая пространство перед собой и… и у меня опять все болезненно сжалось в груди. Подняла взгляд на его лицо и чуть не всхлипнула опять, увидев этот отрешенный и пустой взгляд в ледяных глазах моего монстра. Он прошел к столу, нащупал стул, медленно сел в него, а я почти не дыша жадно вбирала в себя каждый его жест, каждое движение.
Он все тот же и… не тот. Словно на нем поставлена какая-то невидимая печать адской скорби. Я никогда не видела его таким, не видела и сегодня, когда стояла в его спальне. Увидела только сейчас, когда он открыл ящик стола и достал заколку. Задумчиво прокрутил ее пальцами. Медленно не спеша, обводя каждую выпуклость, потом сдавил в ладони и зажмурился так словно в эту секунду его пронизало острой болью. Положил заколку на стол и достал пакет, наощупь вытащил с него пуговицы и сложил так же на столе.
— Я… я не нашел пятую. Обещал и не нашел, — сказал тихо, как сам себе.
Его рука потянулась вниз к лампе и в эту секунду он резко выпрямился в кресле.
— Кто здесь?
Я замерла и закусила губу, чтоб даже не выдохнуть.
— Я спросил кто здесь?
Резко встал с кресла и сжал свою трость рукой, повел по полу. По сторонам не оглядывается, скорее весь обратился в слух. Прислушивается к тишине. И двинулся в мою сторону, шаря тростью по полу широкими разводами из стороны в сторону:
— Найду исполосую до мяса! — голос задрожал у меня в барабанных перепонках.
— Я! Здесь всего лишь я!
Остановился и на чувственных губах застыл оскал.
— Что? Решила поиграть в прятки? Обмануть слепого? — сделал еще один шаг ко мне, — Запомни я слепой, но не глухой и не идиот!
— Я принесла ваш завтрак, — тихо сказала и закусила губу, глядя на то как он неуверенно двигается. Еще не привык. Еще тяжело ему.
— Можешь взять со стола и уносить на хрен. Ты уволена!
— За что?
— За то, что игралась со мной в прятки! За то, что вошла сюда без спроса, за то, что ты наглая до беспредела! Твой испытательный срок кончился так и не начавшись. Забирай свой завтрак и пошла вон!
— Я не сделала ничего плохого! Я просто принесла ваш завтрак туда, куда вы велели и в то время, как вы велели. Я поставила поднос на стол и… и я не виновата, что вы вызываете в людях страх. Если б вы не кидались на ваших работников я бы не боялась обнаружить свое присутствие. А вы… вы ведете себя как…
— Как кто?
— Как… не знаю. Как зверь!
Оскал растянулся в ухмылку и взгляд остановился почти на мне, но все равно смотрел отрешенно сквозь меня.
— Ты удивишься, но я сочту это за комплимент.
— На здоровье.
— Забирай поднос. Я не голоден. И скажи Раисе пусть рассчитает тебя.
— У меня есть еще целых два дня!
— Кто сказал?
— Вы! Вы давали мне время!
— Я дал — я и забрал. Девочка, я здесь хозяин, царь и бог и ты мне не нравишься, ты мне не подходишь.
— Один день… Пусть не три, пусть еще два!
— Нет! Все! Убирайся!
Рявкнул в пустоту и махнул палкой в сторону двери. Я прошла мимо него, чувствуя, как от обиды дрожат колени, как хочется ему ответить, как хочется заорать, что он не просто зверь. Он убийца! И в его ящике хранятся улики убийства! И что я назло ему выжила! И ребенок выжил и… Но я конечно ничего не сказала. Я прошла за подносом, взяла его со стола. Нет… все не может вот так оборваться и закончится. Он не может меня прогнать! Обернулась к нему с трудом сдерживая свою отчаянную ярость, но она все же выплеснулась наружу:
— Вы… просто используете свою власть, чтобы наказывать людей за то, что вы слепой, чтобы они испытывали перед вами чувство вины за то, чего не делали. Они должны ощущать себя виноватыми в том, что они зрячие, а вы нет! Это… это подло, знаете? Это жалко! Вы просто самодур! Слепота не дает права перестать быть человеком!