Могильщики талантов (СИ) - Гаврюченков Юрий Фёдорович. Страница 14

Алла Владимировна беспрекословно подчинилась, хотя с видимым сожалением.

— Заходите! — хором заговорили редакторы. — Не пропадайте.

— Я быстро, — Сергей Андреевич обвёл глазами коллектив и остановился на Игоре как самом знакомом. — Следующий роман будет через сто двадцать дней.

Он кивнул на прощание и вышел.

— Ой, мальчики, я вас всех люблю и целую. Поболтаем в другой раз, а сейчас нам пора. Прочтите роман, — напомнила она Астролягову, сверкнув глазами.

— В самое ближайшее время.

— В тексте наверху мой емэйл. Пишите, если что, или просто так напишите, когда прочтёте.

— Обязательно.

— Правку туда же слать, — проинструктировала Алла Владимировна и последовала за мужем.

Когда в кабинете стало тихо и пусто, Астролягов перевёл дух.

— Что это было? — неподготовленный к издательским сюрпризам работник с непривычки тратил больше килокалорий за минуту общения, чем закалённый ветеран.

Впрочем, коллеги тоже приходили в себя.

— Творческий тандем, — сказал Игорь.

— Они всё-таки вместе пишут? — уточнил Астролягов, который держал в голове установку доктора Хауса на то, что все лгут.

— Пишет Сергей Андреевич, — терпеливо объяснил Тантлевский. — Он только тем и занят, как ты мог заметить, поэтому сдаёт три романа в год. Вернее, по книге через каждые сто двадцать дней. За это время он делает правку предыдущей и собирает материал на следующую.

— Но мы даже договор не заключили, — возмутился Астролягов. — Не мешало бы и сюжет обсудить.

— Сюжет у него типовой, — заверил Тантлевский. — Есть наработанная схема, он по ней пишет и создаёт продукт стабильного качества.

— Стабильность — признак мастерства, — отвесил Григорий и хрипло захохотал.

— Спорный вопрос насчёт стабильности, — возразил Астролягов. — У любого графомана она есть.

— У Климовича качество всегда на четвёрку с плюсом. Отработанная схема, проходные персонажи…

— Во всех смыслах, — вставил Григорий.

— Характеры у него не главное, — успокоил Игорь. — Климович — мастер процедурного сериала и всяческой криминалистической казуистики. Он в этом здорово шарит по прежней специальности и умеет нагнать.

— Какой-то он странный.

— Работал в военной прокуратуре, но с годами потекла крыша, и его отправили на пенсию по здоровью. Алла говорит, что у Климовичей все мужики в роду одинаковые. С возрастом зацикливаются на себе и живут в своём огромном внутреннем мире.

— Как его в прокуратуру взяли с такой наследственностью?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Нам повезло, что Сергей Андреевич по литературному творчеству съехал, а не начал домики из спичек собирать, как его отец. Зато теперь у нас есть беспроблемный писатель. От него фирме польза и людям радость.

— Ты же говорил, что безумцы не в состоянии написать хорошо? Что у них мысли путаются?

— А он не безумец, просто замкнутый человек, — увильнул Тантлевский. — Ведь пишут авторы с вялотекущей шизофренией или маниакально-депрессивным психозом. И неплохо пишут некоторые, Цветаева, например. Так что не всякое психическое заболевание есть помутнение рассудка до полной неспособности сочинять связный текст. Хотя Климович, конечно, тронутый. Хотя и детективной литературе это только на пользу. Много всяких нюансов в нашем деле. Почитаешь, поймёшь.

— А договор с ним по сдаче книги подписывать?

— Договор ты с Аллой заключишь, у неё доверенность есть. Можешь с ней роман обсудить, пожелания свои высказать, если захочешь. Она их постарается донести до мужа, хотя ему как об стенку горох. Климович сам себе голова и лучше не лезть налаживать то, что и так исправно работает.

— Почему бы ей опекунство над ним не оформить?

— Зачем? Алла — превосходная писательская жена при даровитом детективщике. У них всё есть, — сказал Григорий. — Исправлять там ничего не надо.

— Климович прекрасно работает, — повторил Тантлевский и Григорий, подмигнув, желчно добавил:

— Потому что аутист пишет для себя!

9. НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ

Выходные хороши тем, что никто не мешает ударно поработать.

Астролягов засел читать «Дело номер двенадцать», отчасти движимый желанием удовлетворить Аллу Владимировну, отчасти из интереса к творчеству стабильного автора. Роман назывался «Посмертная кровь» и представлял тщательно выписанный ход расследования с использованием протоколов судебно-медицинской экспертизы, поднятых из архива за большой период времени. Вокруг условного южного городка Верблюжьегорбска, стоящего при воинской части, много лет орудовал серийный убийца, которого прежние следователи не могли найти.

«Снова маньяки», — Астролягов помрачнел.

Однако он должен был признать, что писатель Климович службу знает. Детектив, в котором практически отсутствовала стрельба и беготня, держал в напряжении за счёт пошагового раскрытия тайны. Целенаправленного и методичного. В романе присутствовал густой азиатский колорит, а розыскные действия затруднял специфический менталитет местных жителей, но понять, что за бывшую советскую республику имеет в виду автор, догадаться не получалось. Климович орудовал в своём вымышленном мире, который обустроил плотно и добротно.

— Дознанка крутится, дело мутится.

Алексей варил кофе и разговаривал сам с собой. В квартире было пустынно, только из комнаты доносился шум работающего системного блока. Астролягов думал о высокой информативной плотности произведения и грамотном приобщении читателя — от простого к сложному — к особенностям экспертизы крови. Это было дьявольски интересно. Кто бы мог подумать, что лабораторную рутину возможно подать столь занимательно!

Он нехотя признал, что в детективах Черкезешвили не было и намёка на профессиональную компетенцию. По сравнению с аутистом Климовичем, пафосный кумир выглядел пустословом.

— Чем же он так знаменит? — в сердце шевельнулся червь сомнения. — Почему маркиза Арманьяка превозносят, а Сергея Андреевича нет?

Он замер у плиты.

«А кто его превозносит?»

Шапка в джезве быстро вспучилась, кофе полился на плиту. Астролягов спохватился и выключил газ. Ругаясь, намочил тряпку и вытирал гущу, пока на плите не осталось никаких следов. Под влиянием живительной трудотерапии мысль стала проще и грубее.

— Кто читатели Черкизона?

В поисках ответа редактор-изыскатель полез в сеть. Проклятый Черкезишвили не добавил его в друзья, то ли по заносчивости, то ли из опасения включать во взаимные френды обладателя пустого блога. Черкизона можно было понять: мало ли какой псих завёл журнал, чтобы читать его подзамочные записи?

Глоток кофе вернул мысли в прежнее русло. Астролягов перешёл на a_r_maniak.livejournal.com и стал читать комменты к ближайшему посту, заглядывая в профили пользователей, чтобы составить картину целевой аудитории Черкезишвили.

Среди комментаторов преобладали столичные и заграничные ценители прекрасного, много думающие и тонко чувствующие, в основном, тётеньки с верой в романтику и марш Мендельсона, выступающие за всё хорошее против всего плохого и беспощадные к врагам Рейха. Были и другие читатели, но тоже люди позитивного склада. Скептиков среди них не наблюдалось. Свой уютненький бложик Черкезишвили жёстко модерировал.

Астролягов попытался представить читателей детективов Климовича. В воображении возникали люди, не чуждые советской глубинки, любознательные, образованные достаточно, чтобы понимать и усваивать простейшие знания из области медицины и химии. Скорее всего, они не располагали большим досугом и не могли позволить регулярные траты на книги. По причине загруженности на работе они уделяли мало времени интернету, а ведь именно активность в социальных сетях приносит обитающему в них автору славу.

Заглянув в Википедию, Астролягов узнал, что Черкезишвили дважды брал премию НацBest. Первый раз по разделу исторической прозы за литературоведческую книгу «Скелеты в шкафу русской классики», а вторую за детектив «Друг мой Дантес». Премия «Национальный bestseller» была учреждена гильдией книготорговцев Союза предпринимателей России. Её вручали в семи номинациях за книжные новинки, показавшие лучшие продажи по результатам истекшего финансового года. Цифры бухгалтерской отчётности служили самым достоверным критерием успеха, в отличие от оценочных суждений членов жюри всех остальных литературных премий, основанных на вкусовщине и личной заинтересованности влиятельных критиков.