Невинная для Лютого - Коротаева Ольга. Страница 16
Заметил, как быстро все покинули палату, оставив нас наедине, и снова посмотрел на девушку, что все еще оставалась в моих руках. Маленьким дрожащим комочком. А только что дерзила. Закончилась спесь?
– Не очень-то ты рада меня видеть, Мила…я, – я поперхнулся ядом слетевших слов. Милая была только одна, Кирсанова такой не станет. Пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоить ураган в душе, не отстраниться, боясь прикосновений к токсичному для меня человеку, не отвернуться, не расплыться в брезгливом оскале. Играть роль до конца. Мерзкую ненавистную роль ее суженого.
Но я смогу. Ради детей пойду и не на такое.
Тихо и ровно сказал, мягко поглаживая ее влажные щеки большими пальцами:
– Ангелина, мы не в шашки играем, – почти утонул в ее синих глазах, когда сделал паузу. Не стоит туда смотреть. Она меня убивает, жалость вызывает, сука, потому я соскользнул ниже и оценил форму губ. Острый изгиб верхней, припухшая нижняя, чуткие уголки, в которых спряталась глубокая печаль и непокорная ярость. – Ненавидеть меня можешь, но держи это при себе, невеста. Даже наедине со мной ты будешь притворяться, потому что это должно врасти в твое нутро, иначе нас разоблачат. На кону наши жизни, ты это понимаешь?
Она дрогнула густыми ресницами, а я продолжал:
– Если сыграем недостаточно хорошо, Чех всех уберет, не пощадит. Этот человек не знает, что такое помиловать, простить или забыть ошибку. У него нет таких слов в лексиконе. Сделай над собой усилие, Ангелина, расслабься, открой губы, выдохни и разомкни кулаки – швы разойдутся! – опустил ладони и спрятал ее руки в своих. Она дрожала и молчала. – Я пью этот яд вместе с тобой, так что мы в равном положении. Потом можешь плеваться да хоть рот прополоскать, только чтобы никто не видел, а сейчас покажи мне, как ты любишь и ценишь своего жениха. Покажи мне страсть. Как ты целуешь того, кто тебе не безразличен? Уж точно не как дохлая улитка. Язычком потрудись, детка, или Носов не научил тебя этому перед свадьбой?
– Не научил? – в изумлении выдохнула она и посмотрела зло. – Да никто и никогда меня не целовал, как… – Поперхнулась и отвела взгляд. Судорожно вдохнула и выдавила, будто через себя переступила: – Как ты. Они были нежными. – Снова посмотрела и скривилась словно от зубной боли: – Не понимаю, что ты хочешь от меня.
Смогу ли нежность сыграть? Страсть – да, а ласку? Зараза!
От удара голова гудела, но я был так обколот и обезболен, что почти не чувствовал боль, что прошивала грудь. Та самая, что никогда не затихала. Выйдя из больницы, мы должны казаться парой. Нет, не казаться – быть, и, требуя от Кирсановой правдивой игры, должен и сам играть.
Наклонился, подобрал ладонью упавшие на плечо волосы Лины. Они прикрывали большой синяк и глубокую царапину. Я слегка коснулся ударенного места губами, передвинулся выше к уху и прошептал:
– Будет тебе нежность.
Губами ощутил дрожь, услышал судорожный вдох. Она сжалась, будто ожидала удара, на миг, но затем медленно подняла лицо и, закрыв глаза, подставила губы. Секунда, другая, а дыхания так и не уловил.
Подвинулся ближе, почти коснулся мягкой кожи. Хотелось напасть, растерзать, заставить ее задыхаться от жажды, такой же, как моя, но я ждал. Ждал долго, пока она не втянула воздух, сорвавшись, как птица с хрупкой ветки.
Язык коснулся мягкого податливого языка, переплелся, заскользил быстрее между зубов, раздвигая, пробираясь глубже. Нежность пыталась сорваться в ярость, но я ей не позволял. Пил отраву залпом, но не спешил лететь в пропасть. Успею. Изучал-пробовал девушку на вкус и давился жуткими противоречивыми эмоциями.
Два-три глотка, и мир поплыл ярко-алой рекой похоти. Я, блять, ее хочу.
Оторвался от девушки и, отодвинув ее от себя за плечи, встал. Стоял над ней, маленькой и беззащитной, и понимал, как это все смотрится. Мое нападение, насилие и остальное.
Бросился к выходу и, хватаясь за стену, добрался до уборной. Замер напротив зеркала. В глубине черных зрачков сверкало безумие и мое поражение. Что я наделал? Зачем трогал ее? Зачем согласился?
Думал, что месть Крысе избавит меня от черной дыры в груди.
Грохнул в сердцах кулаком по мойке, и она пошла трещинами.
– Да лучше б я сдох!
Глава 21
{Ангел}
Я смотрела на распахнутую дверь и не могла прийти в себя. То, что сейчас было, не укладывалось у меня в голове. Как может это чудовище… быть таким нежным?
Никто меня так не целовал, как Лютый – одновременно больно и мучительно изматывающе.
Никто не целовал меня с такой испепеляющей нежностью, оставляя после себя след сюрреализма. Будто тигр с изманной кровью добычи мордой решил понюхать розы.
Нет-нет! Мне показалось, что на миг я забылась. Утонула в кроваво-металлическом привкусе его жёстких губ или начала притворяться так хорошо, что обманула даже саму себя. Всего на мгновение. Значит, и того человека смогу обвести вокруг пальца. Лютый называл его Чехом.
В палату вошёл доктор и, недовольно хмурясь, положил передо мной лист.
– Это рекомендации. Но я бы советовал остаться в клинике ещё на несколько дней. И у вас состояние нестабильное, и у вашего…
– Мы уходим? – перебив, уточнила я и подняла листок с предписаниями. Пробежалась по записям и отметив, что для Лютого выписано в два раза больше лекарств, криво улыбнулась. – Отлично.
– Вы не должны перенапрягаться… – начал было доктор, но тут в палату стремительно ворвался Сергей.
Глянул на меня остро и, сухо кивнув, сообщил:
– Лютый ждёт в машине.
Я вздохнула и поднялась. Улыбнулась врачу:
– Прощайте.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.