Легенда о мальчике, что учился дышать (СИ) - "chuckcloud". Страница 319
— Нихуя, сука-бля, не так! — психанул Том, распетушившись. — Пидор во всем виноват! Не случилось бы с тобой всего этого дерьма, если бы он повел себя иначе! Если бы он поехал и нашел тебя, поговорил, что-то выяснил, а не сидел в шкафу, а потом и вовсе занимался хуй пойми чем на пару со своим мозгоправом!
— Томми, хватит! Зачем ты так завелся? — наконец расслабилась девушка, засмеялась и обняла его за шею. — Что было, то прошло. И знаешь, спасибо тебе.
— Спасибо? Спасибо, сука-бля, за что?! — продолжал охуевать Том, целиком и полностью взвалив всю вину в случившемся на себя и даже и не слушая, что говорит ему она.
— За то, что выслушал меня. Вот я все это рассказала и, знаешь, мне стало легче. И пускай я никогда не узнаю правды, что же на самом случилось тогда в стрипухе, мне это и не надо.
— Но ты бы хотела узнать? Может быть что-то поменялось бы из-за этой правды, да? — спросил Харди, а его сердце остановилось, его сердце замерло.
— Поменялось что? Эта правда уже ничего для меня не изменит. Какой я была — такой и останусь. Неважно, был ли он со мной тогда искренен или решил, что я шлюха. Пускай все это останется вот такой вот для меня тайной. Ну ты сам подумай, вот встретила бы я его сейчас. Ну сказал бы он мне, мол, послушай, ты не так меня поняла, я неправильно повел себя с тобой. Или, мол, да, я считаю, что ты поступила, как подстилка. Что поменяется, Том? Я с ним общалась, ну от силы, пару часов. Это было шесть лет назад! Думаешь, это может как-то повлиять на все, что происходит со мной сейчас? Нет. Абсолютно точно, что нет, — прошептала она и дабы уже завершить эту историю, закрыла глаза и поцеловала сержанта.
«Послушай, Том, послушай… Давай-ка закроем эту тему вовек. Ты выслушал ее, ей стало легче, да и не злиться она за тот случай… Но зато злишься, сука-бля, ты! Ибо поступил, как конченый петушара! Но она права. Зачем ворошить прошлое? Нехуй ей знать, что ты и есть тот ублюдок-мент. Нечего смешивать ее представление о тебе. Ибо сейчас она воспринимает тебя так, а узнает про прошлое, и все — впечатление будет спутано. В пиздууу, просто делай, как и задумал раньше — просто осчастливь ее. И нахуй не нужно это прошлое никому!» — порешал сержант, целуя и крепко прижимая к себе Нину, чтобы на этот раз уж точно не отпускать!
Том так увлекся поцелуем, что и сам не заметил, как запустил руки ей под футболку, как бы намекая, что нет-нет да готов поебать ее еще разочек. Но тут Нина резко отстранилась и приложила палец к его губам.
— Ну уж нет, так дело не пойдет. Откровенность за откровенность, — приподняла она бровь.
Харди напряженно нахмурился.
— Тоже хочу узнать тебя лучше, — нежно погладила она сержанта по щеке. — Я ведь совсем-совсем ничего о тебе не знаю — лишь то, что рассказывал Джейк. Но ты говорил, что половине его слов верить нельзя.
— Ну а второй половине можно, сука-бля, спокойно верить, — состроил фирменный еблет Том.
— И все же. Я хочу знать больше, — стояла на своем Нина. — Я же раскрыла тебе свое сокровенное, то, что не говорила никому раньше.
— И что же ты хочешь знать? — напрягся сержант, забившись в агонии нежелания выворачивать душу наизнанку.
— Могу спрашивать все что угодно? — достала она очередную сигарету и закурила.
— Ну… Валяй, сука-бля, — пожал плечами Том, не найдя повода отказать. И дело было не только в том, что Нина раскрыла перед ним свои переживания сейчас, а скорее в том, что шесть лет назад Клубничная Эми также, как и сейчас, рассказывала ему о сокровенном, и тогда сержант не сделал тоже самое в ответ. Считал, что не готов вываливать подобное дерьмо на девчонку. Готов ли он сейчас? Вряд ли. Вряд ли вообще к этому можно быть готовым когда-либо. Ведь все эти шрамы, оставшиеся на душе с самого детства, не заживают по сей день. Вспоминая об этом лишний раз, он только сильнее расковыривает раны, заставляя кровоточить их с новой силой. Ладно, Томас, не нагнетай. Может она спросит что-то безобидное. Мол, кем ты мечтал стать в детстве. А кстати, кем? Космонавтом? О, круто! Все пацаны мечтают стать космонавтами! Что говоришь? Хотел стать космонавтом, чтоб съебаться подальше из этого блядского мира? Оу… Ну тогда, пожалуй, даже такой безобидный вопрос может сковырнуть старую рану. Ладно, давай-ка узнаем, что она хочет знать.
— Ну тогда расскажи мне про свою маску. Зачем ты в ней ходишь? — осторожно спросила Нина.
— Ээээм… Ну я же говорил… Имидж… — замямлил Харди.
— Нет, по правде. Это из-за твоей матери? Джейк рассказывал кое-что об этом… — взяла она его за руку и крепко сжала.
Сержант закрыл глаза и тяжело задышал. Сейчас бы впору надеть маску, дабы дышать стало полегче.
— Да, из-за нее, — закивал он, открыв глаза и уставившись невидящим взглядом перед собой. — Сука-бля… — вновь нервно вздохнул он, высвободил руку из руки Нины, встал и подошел к окну. — Душновато как-то, — пробубнил он, распахнул створку, уселся на подоконник и втянул носом свежий ночной воздух.
Нина поднялась, подошла к окну, взобралась и уселась напротив, протянув Тому сигарету.
— Назло матери, — неоднозначно хмыкнул он, взял сигарету и сунул в рот. — Иногда, сука-бля, кажется, что я живу до сих пор только назло ей, — подкурил и выпустил струю дыма в окно.
— Она была жестока с тобой? — спросила Нина.
— Жестока? Когда мне было, сука-бля восемь, она избила меня битой для лапты за то, что я общался с Джейки. Сутки я провел пристегнутым к батарее с разбитой бровью. Потом она вывела меня на улицу и заперла в клетке под палящим солнцем. Там я провел еще пару дней или около того. Не знаю, сука-бля, точно — бровь начала нарывать, из-за этого у меня был жар, и я находился в полубреду. Если это и есть жестокость, то да, сука-бля, она была жестока со мной, — пояснил за избиения Том, глядя в ночную тьму.
— Боже, — всхлипнула Нина, подскочила с места и бросилась на шею сержанту. — Это тот шрам? — стала целовать она его в шрамированную бровь.
— Да, сука-бля. Но только не надо меня жалеть, — увернулся Харди от очередного поцелуя.
— Жалость бывает разная. Я жалею того восьмилетнего беззащитного мальчика, которого избивала и над которым издевалась собственная мать, — повернула его лицо к себе Нина и посмотрела в глаза.
— Я и есть он. Тот мальчик никуда, сука-бля, не делся. Так что ты жалеешь меня. А я не люблю! Жалость! Мать всегда говорила, что я жалкий, что я никчемный. И если я вызываю жалость, то выходит, это так, сука-бля, и есть, и сука была права.
— Тогда пусть это будет не жалость, а сочувствие, — вновь нежно коснулась она губами его брови. — Сочувствие ты приемлешь?
Харди пожал плечами.
— Это она заставляла носить тебя маску? — продолжила Нина, устроившись у него на коленях и прижимая его голову к своей груди.
— Нет, не заставляла. Она, сука-бля, внушила мне, что без нее я не могу дышать. И я настолько верил в это, что так и было до тех пор, пока в пятнадцать я не решил свести счеты с жизнью и не снял ее к хуям, — подвигал желваками Том. — Да, тогда я понял, что вполне могу жить без маски. Но… Сука-бля, на деле нихуя не мог, — отщелкнул он окурок в окно, ненароком попав на кабину фуры, какого-то хуя припарковавшейся под окнами мотеля.
— Милый мой Том… — прижалась щекой к его виску Нина, и Том почувствовал, что та плачет.
— Так что маска, это никакой, сука-бля, не имидж. Это моя зависимость, от которой я не могу избавиться по сей день. Нет, сейчас конечно, я почти всегда без нее. Но в определенные моменты не могу без нее обходиться. Так я чувствую себя защищеннее.
— До скольких ты прожил с матерью?
— Мой отец забрал меня от нее прямо из той клетки, где я подыхал с рассеченной бровью, — пояснил за побег Том.
— А в пятнадцать ты хотел покончить с собой? Но я думала, твой отец хорошо к тебе относился, — встревожено посмотрела ему в глаза Нина, взяв за щеки.
— Конечно, хорошо. По сравнению с Мэрил что угодно казалось бы хорошим, — усмехнулся сержант. — Но нет, он и впрямь был хорошим отцом. Да, где-то слишком мягким, где-то слишком податливым, где-то даже малодушным. Он же оставил Джейки там, в шаре, с Мэрил, и скрывал от меня до конца своих дней, что у меня есть брат. Да, я его понимаю, с одной стороны. Он боялся за своего сына. Но храбрости и мужества ему это не добавляет. Но все равно я его любил, сука-бля. Каким бы он ни был, он был моим отцом. И все хорошее, что во мне есть, это от него.