Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир. Страница 62
— Я всегда восхищалась Катериной. Как ни одной другой женщиной. Хоть и завидовала ей. Я прекрасно понимала, почему Володя любит ее. Понимала, что я никогда не стану такой, как она. И чувствовала себя жалкой из-за того, что нарушаю счастье женщины, перед которой преклоняюсь. Я тысячи раз просила мысленно прощения у нее, — грустно прошептала она. — Поверь, судьба не оставила меня безнаказанной. Я прожила жизнь одинокой, лишенной того счастья, к которому инстинктивно стремится каждая женщина…
Я вдруг понял, что не могу злиться на нее, не могу ненавидеть. Людей, о которых мы здесь говорим, нет среди живых, все обиды остались в прошлом, осталась лишь грусть, лишь тихая боль. Клаудия была несчастной, я видел это. Ее судьба была печальной, и я не способен был винить ее.
— Почему ты не нашла себе мужчину, не завела семью? Столько лет прошло. Ты ведь… э-э-э… — я слегка замялся, не зная, как это лучше сказать. — … ну, красивая женщина…
— Спасибо на добром слове, Димитрис, — грустно усмехнулась Клаудия, как бы говоря своим печальным взглядом, что понимает, что лишь вежливость заставляет меня произнести слово «красивая». — Но я не любила никого, кроме Володи.
Я тяжело вздохнул.
— Ты же не для того меня сюда позвала, чтобы говорить об этом. Хочешь знать, как он умер?
— Не знаю, — дрожащим голосом прошептала она, неуверенно посмотрев на меня. — Я не уверена, что хочу. Его больше нет. Все остальное — не так уж важно…
— Югославские нацисты замордовали его в тюрьме еще в феврале 78-ого. Китайцы не захотели его помиловать, — все-таки произнес я, не в силах промолчать.
Клаудия закусила губу, долгое время сдерживая всхлип. Я отвернулся, не желая видеть, как на ее лице все-таки появляются слезы. А может быть, боялся, что сейчас они появятся и на моем. Из колонки продолжала доноситься спокойная расслабляющая музыка: мягко поглаживала наши нервы, полагая в своем безмерном высокомерии, что мелодии способы смягчить человеческое горе и создать веселье на месте печали. Соседи продолжали судачить о чем-то: может быть, о жизни, а может, тоже о смерти. Их голоса напоминали, что Земной шар продолжает крутиться, как крутится уже сотни миллионов лет.
— Роберт убьет меня за то, что я разбазарил это, — прошептал я угрюмо, будто это действительно волновало меня в этот момент.
— Этот человек — не друг тебе, Димитрис, — вдруг прошептала Клаудия, справившись со своими слезами. — Не верь ему. Держись от него подальше.
— Роберт помогал мне больше раз, чем я могу подсчитать, — резонно возразил я. — Он бывал жесток, когда требовали обстоятельства. Не претендовал на то, чтобы заменить мне отца. Но я уважаю его и безмерно ему благодарен. Требуются серьезные причины, чтобы я изменил свое мнение о нем.
— Он шантажировал твоего отца, а потом способствовал его гибели, — прошептала она, посмотрев на меня решительным взглядом. — Достаточно серьезные причины?
— Что ты сказала?! — недоверчиво и гневно поморщился я.
— Во всех его поступках нет и доли сострадания или любви — лишь тонкий расчет. Ленц — этохладнокровный монстр, Димитрис, который играет человеческими судьбами и топчет жизни людей, как мусор. Не обманывайся его фальшивой добротой!
— Ты должна иметь доказательства, чтобы говорить такое, — неодобрительно поморщившись при слове «монстр», я вперился в нее проницательным взглядом. — Роберт пользовался полным доверием моего отца, если папа не побоялся доверить ему судьбу своего сына…
— Володя хоть раз говорил тебе это?! Называл его своим «другом»?! — сорвавшимся голосом вскричала она. — Дима, вспомни!
В памяти всплыли отрывки из жизни в Генераторном. Я пытался вспомнить, как папа отзывался о Роберте, но ничего не приходило в голову. Все истории об их взаимоотношениях я услышал уже от Ленца. Помню лишь, как в день эвакуации мама сунула мне его визитку и назвала его «папиным очень хорошим знакомым». Очевидно, что маме эту визитку когда-то передал папа. Могло быть так, что мама не знала правды об истинных отношениях папа и Роберта. Но за время нашего знакомства Роберт неоднократно демонстрировал знание таких фактов биографии Владимира Войцеховского, которые папа никогда бы не доверил чужому человеку. А самое главное…
— Может, они и не были близкими друзьями. Может, у них были скорее рабочие отношения. И все же родители никогда не отправили бы меня к человеку, которому бы не доверяли.
— Володя хотел как лучше для тебя. И он верил, наверное, что Ленц исполнит свое обещание. Но это была не дружеская услуга! Он выторговал у него это. И немалой ценой!
— Роберт исполнил все, что обещал, и сделал намного больше.
— Я знаю, — она вздохнула. — Наблюдая за этим, я пыталась убедить себя, что он хочет искупить так свою вину, может быть даже привязался к тебе. Но сейчас, узнав правду об участи Володи, я почувствовала, как у меня открылись глаза. У этого человека нет ни сердца, ни совести. У него просто есть на тебя какие-то планы, он собирается использовать тебя в своих интригах!
— Клаудия, — едва сдерживая раздражение, остановил ее я. — Прости, но все, что ты до сих пор сказала, звучит как истерика. В полицейской академии меня научили доверять лишь фактам, доказательствам…
— Тогда слушай, — вместе со вздохом на лицо Клаудии вернулось спокойствие.
Поднявшись со своего йогического коврика, она подошла к окну.
— Я впервые познакомилась с ним в 64-ом. Мне тогда было двадцать. Я работала секретаршей в валашской администрации в Олтенице. За продпаек и койко-место в общежитии. Каждую зиму болела: воспалением легких, ревматизмом. Не знала, доживу ли до следующей. Соседки меня называли «чахнущей фиалкой». Их раздражал мой кашель по ночам. Одна почти в открытую интересовалась, когда я уже сдохну. А я ей даже ничего не отвечала. Забитая серая мышка.
Взглянув на Клаудию с ее роскошными волосами и прямой осанкой, я с трудом смог представить себе ее в роли «чахнущей фиалки».
— Тогда мой знакомый познакомил меня с человеком из центра Хаберна. Сказал, что тот заплатит деньги за сбор информации — столько, что мне хватит и на нормальное питание, и на лечение. Человека звали Дэвид. Он предложил не так уж много, но тогда для меня то были большие деньги. И я начала доставать для него данные, которые проходили через меня по работе. Его интересовала статистика, все эти скучнейшие цифры, на которые я никогда не обращала внимания: об инфраструктуре, здравоохранении, снабжении продовольствием, о Силах самообороны. Мне было все равно, зачем ему это. Однажды я спросила об этом Дэвида и он туманно сказал, что есть некие агентства, которые проводят какие-то исследования и им нужны эти данные. Такой ответ меня удовлетворил. Когда я доказала свою полезность, Дэвид свел меня напрямую со своим начальником, сказал, что мы с ним будем общаться раз в неделю по видеосвязи и что он поможет мне «подняться». Этим начальником был Ленц. Я тогда думала, что он работает в какой-то частной корпорации: такой гладко выбритый, интеллигентный молодой мужчина в хорошем костюме. Он сразу очаровал меня. Так все и началось.
Собеседница остановила на мне долгий взгляд, и произнесла:
— Я была его агентом больше пятнадцати лет, Димитрис. Не говори мне, пожалуйста, что я не знаю этого человека.
— Я знаю, чем на самом деле занимается Роберт, — сдержанно ответил я. — Он сам рассказал мне, что работает в спецслужбах. Однако это еще не делает его злодеем, каким ты его описала.
— Это он познакомил нас с Володей, — продолжила Клаудия. — Ленц сказал, что есть человек в руководстве Генераторного, который его заинтересовал. Попросил познакомиться с ним, втереться в доверие и разузнать побольше.
Очевидно, итальянке было тяжело говорить об этом мне. Она продолжала свой рассказ, глядя в какую-то точку на полу.
— Это было в 70-ом. К тому времени я уже давно работала на него. Он помог мне немного заработать, подлечиться, увидеть мир. Я была предана ему, как собачонка. Конечно же, я согласилась. Он устроил все так, что мы с Володей несколько раз вместе попадали в дипломатические делегации, которые отправлялись в Содружество. Я была там переводчиком. Так мы и встретились. И я сразу же поняла, что я восхищаюсь этим человеком и без ума от него. Вова, он был…особенным. Он словно бы излучал свет. В его сиянии становилось тепло и хорошо. Хотелось всегда быть рядом. Роберту это понравилось. Он всячески поощрял наше знакомство, вознаграждал меня за него… и подговаривал развивать его дальше.