Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир. Страница 50

§ 39

Никогда не забуду миг, когда впервые ступил на этот злосчастный кусок скалы. Нас доставляли сюда конвертопланы, на которые мы пересели за полтора часа до того на небольшом аэродроме, названия которого нам не сообщали. Посадочной полосы для реактивного самолета на острове просто не было. Метеоусловия были такие, что несчастные рекруты, и так утомленные длительным перелетом, едва не вываливались из салона, пока болтающийся во все стороны воздушный корабль с большим риском для наших жизней приземлялся на маленькую посадочную площадку посреди острых голых камней.

Дрожь прокатилась по моему телу с первой же секунды, как я ступил на эту землю. Более жуткого места, всем своим видом нагоняющего безысходность, мне еще не приходилось видеть. Здесь не было ничего, кроме серых камней. Бурные морские волны мутно-серого цвета с шумом разбивались об эти камни. Небо было затянуто низкими свинцово-серыми облаками. Низко над камнями висела промозглая серая мгла. Казалось, что кто-то отключил над этой землей функцию цветности. Грей-Айленд был абсолютно монохромным.

— Видал я курорты и получше! — помнится, присвистнул тогда Хэнк, выходя следом за мной из конвертоплана. — Да и денек сегодня выдался штормовой!

Тогда мы еще не знали, что прибыли на Грей-Айленд в самый обыкновенный день. Здесь всегда было холодно, где-то десять — пятнадцать градусов по Цельсию днем и около нуля ночью в летнюю пору. И все время дул сильный ветер. День, когда ветер не поднимался выше 15 метров в секунду, мог считаться тихим. Когда в море бушевал шторм, то по острову носились шквалы до 40 метров в секунду, а над водной гладью вздымались такие валы, которые, казалось, готовы были поглотить кусок скалы и похоронить на дне морской пучины. Нередко случались и торнадо.

Здесь не существовало ни животного, ни растительного мира. Люди не жили здесь ни до, ни после Апокалипсиса. Единственными рукотворными объектами на острове были несколько групп угрюмых сверхпрочных железобетонных сооружений, окруженных высокими заборами из рабицы или бетонных блоков с колючей проволокой (будто забор здесь требовался!). Здания и заборы были серыми — такими же, как камни, вода и небо. Группы строений были соединены между собой гравиевыми дорогами, с трудом прорезающими каменистый рельеф.

Едва очередной десяток рекрутов, в числе которых я, сошел с конвертоплана, злобный человек в черном комбинезоне погнал нас от посадочной площадки, устроенной на возвышении, вниз по каменистой тропинке. Впереди виднелась открытая калитка высокого сетчатого забора. Надпись на сетке предупреждала о напряжении в 10 000 Вольт. Калитку охраняли еще трое людей в такой же экипировке. У одного из охранников рвался с поводка крупный мохнатый пес с горящими злобой красными глазами. Глядя на хорошо знакомые тонфы за поясами у этих людей, я подумал, что это место больше напоминает тюрьму, чем военный лагерь.

Нашу десятку выстроили на просторном бетонном плацу, на фоне группы старых бетонных бараков и ангаров. К нам вышел человек еще более злобный, чем тот, что встречал нас у посадочной площадки — коренастый, перекачанный мордоворот с плечами втрое шире талии, вздутыми венами на лице и совершенно безумными покрасневшими глазами. Его коротко стриженые волосы были совершенно седыми, хотя на вид ему сложно было дать больше сорока.

— А-ну равняйсь! — завопил он с такой злобой, будто каждый из нас — его личный непримиримый враг, расправиться с которым у него чесались руки долгие годы. — Чего вылупились на меня, ничтожества?! Думаете, на отдых приехали?! Скоро вы все увидите!.. Все до единого домой попроситесь! Но отсюда, уясните это сразу — НАЗАД ДОРОГИ НЕТ!!!

«Да уж, веселенькая нас ждет здесь жизнь», — подумал я, глядя на дергающийся зрачок инструктора и поежившись от порыва ледяного ветра. Я вдруг вспомнил, что в прошлый четверг вечером, если бы тот проклятый день прошел без эксцессов, ко мне домой пришла бы погостить Чжоу Син. Перед моими глазами вдруг мелькнуло нежное кружевное белье, которое Чжоу игриво оставила у меня на люстре после нашего прошлого свидания. Казалось, что на секунду я даже ощутил его запах… но нет, здесь пахло лишь солью и камнем. На этом острове нет ничего живого. И уж точно здесь нет красивых девушек в кружевном белье.

— Чего рот разинули?! А-ну все быстро упали и отжались! Быстро, я сказал!

Воспоминание о Чжоу моментально вылетело из головы, когда мое тело приняло горизонтальное положение, а кулаки уперлись в холодный отсыревший бетон. Я ощутил острую боль в правой руке — вывихнутый сустав еще не успел зажить. Надтреснутые ребра, которые мне предписывалось беречь еще полтора месяца, были тоже не в восторге от встряски, которую я решил им устроить. Однако я достаточно хорошо понимал, что в этом месте не станут слушать моих жалоб. Нужно было сцепить зубы и терпеть боль.

Не глядя на других, я сосредоточился лишь на том, чтобы выполнять отжимания самому. Насколько возможно, я попытался переместить вес на левую руку. И все же боль в суставе правой руки при каждом отжимании была так сильна, будто мне вправляют его снова и снова. Я скрежетал зубами и бормотал про себя проклятья, но заставлял себя выполнять упражнение снова и снова, прекрасно понимая, что инструктор сейчас прохаживается вдоль рядов, выискивая слабину, и если слабым звеном окажусь я…

— Живее, насекомые! — заревел он где-то совсем рядом.

Я услышал свист, с которым тонфа рассекает воздух, и чей-то полный боли крик, яснее ясного свидетельствующий — кроме собственно удара несчастный получил еще и заряд электрического тока.

— Проклятье! Да вы чего?!

— А ты что, думал, с тобой здесь церемониться станут?! ЖИВЕЕ!

На трясущихся от боли руках я отжимался снова и снова, взмолившись про себя, чтобы такая же участь обошла меня стороной. Но на этом куске скалы никто не слышал молитв. С трудом поднимая свое тело вверх, я вдруг увидел лицо инструктора, искаженное от злобы и презрения, присаживающегося на корточки прямо передо мной.

— А это у нас что?! — просюсюкал он. — Это что, по-твоему, ты делаешь, черт бы тебя побрал?! Что с твоими руками?!

— Не зажившая травма, сэр, — пробормотал я, насколько мог, бодро, вымучив из себя улыбку, больше напоминающую гримасу боли. — Вывих.

— Это что, по-твоему, кого-то интересует?! — взревел инструктор с пеной у рта.

Я не успел даже понять, что происходит, как он стремительным движением врезал тонфой по причинной правой руке. Сила тока оказалась такой, что руку скрутило в конвульсии, и волосы на ней поджарились. Взревев от боли, я повалился на землю, словно недобитый таракан, держась за покалеченную конечность.

— А-а-а… дерьмо! — закричал я в ярости. — Ты что, совсем спятил?!

— Ха-ха-ха, — лицо инструктора исказила издевательская гримаса. — Дорого же ты заплатишь за эти слова, мясо. Ой, дорого. Но это у нас еще впереди. Стройсь!

Сцепив зубы от жгучей боли, я занял свое место в шеренге. В этот момент я был готов без малейших колебаний обороняться, если сумасшедший ублюдок, кем бы он здесь ни был, попробует нанести мне еще одно увечье. Но, на удивление, истязания на этом приостановились. На пригорке пытался сесть новый конвертоплан, а значит, скоро прибудет четвертая, и последняя на сегодня, десятка новобранцев.

Нам объявили распределение по учебным ротам и взводам. Я был определен в 1-ый взвод роты «A», Хэнк — в 3-ий взвод роты «В». Когда мы разошлись в разные стороны, морпех ободряюще кивнул мне на прощание. Я выдавил из себя нечто вроде бодрой улыбки, хотя чувствовал себя, после случившегося, последним дерьмом.

То, что я увидел здесь сразу по прибытии, огорошило меня. Имея за плечами пять лет обучения в академии и почти пять лет насыщенной службы в полиции, я привык считать себя состоявшимся профессионалом, к которому командиры относятся с уважением. Времена муштры остались позади, я вкусил ее в те годы, когда еще был зеленым юнцом. Да и то, я никогда не испытывал на себе особых издевательств, ведь я всегда был самым спортивным и подготовленным из своих сверстников.