Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир. Страница 2

Были еще какие-то ребята из вояк, которых нет смысла перечислять. Они сидели по двое или по трое, не поднимая голов и переговаривались шепотом, как и мы с Орфеном. Остальных посетителей я относил к «туристам», независимо от того, носили они погоны или нет.

Здесь прохлаждались ленивые летчики тыловой авиации, полненькие снабженцы, лощеные штабисты. Был один чопорный бригадный генерал из новосформированной 60-ой мотострелковой дивизии, которая всего неделю как прибыла на фронт. Кустистые брови толстощекого генерала были грозно нахмурены — кажется, он только и ждал, чтобы сделать кому-то замечание, еще не привыкнув к негласному правилу «Высоты 4012», по которому все звания и титулы принято было оставлять за дверьми. Выделялись две девчонки лет по двадцать у барной стойки, пьющие глинтвейн через трубочки, одна хихикающая и одна серьезная. Это очередные новенькие сестрички милосердия из «Красного Креста». Приехали сюда не иначе как ради постов в социальных сетях. Ухаживая за ранеными, небось, рассчитывали найти себе тут женихов. Какие-то чопорные штабные офицеры уже оказывали им знаки внимания, но те пока строили из себя недотрог.

— Никто никого не пригонял, Орфен, — насмешливо прошептал я. — Они все сами слетаются сюда, как москиты, почуявшие кровь. Хотят быть поближе к войне. Не слишком близко, но так, чтобы почувствовать, как кровь в жилах начинает нестись быстрее. Им нравится чувствовать себя причастными. Посмотри на них. Сколько в них важности! Они, похоже, в самом деле верят, что именно от них зависит исход войны.

Возможно, я был несправедлив к «туристам». Многими из них вполне могли двигать благородные патриотические мотивы. Однако я видел слишком много настоящей войны, чтобы испытывать хоть какое-то сочувствие к людям, которых к ней тянуло.

— Что за чушь?! — возмутился Орфен.

Лицо юного легионера омрачила тень. Нахмурившись, он стал выглядеть старше. На светлом челе отчетливо проявилась печать войны. Я заметил, как две медсестрички у стойки опасливо на него покосились. Взгляд одной из них невольно замер на секунду на мне, а затем сразу пополз в сторону. Я знал, что при виде меня их бросает в дрожь.

Внешность моя и впрямь была несколько устрашающей, главным образом из-за пепельно-седых волос и щетины, а также большого шрама на щеке. Я выглядел старше своих тридцати двух, а чувствовал себя и того старше.

По сравнению с атлетической тяжеловесной фигурой своей молодости я стал суше и жилистее, но состоял я из одних лишь мышц, твердых, как сталь и натренированных исключительно для того, чтобы я был максимально эффективным в бою. Даже по одному лишь моему сложению встречным становилось ясно, что ввязываться со мной в драку не стоит. А окончательно убеждал их в этой мой взгляд, в котором отражалась тень всего, через что мне пришлось пройти.

Эти девицы уже видели меня здесь раньше. Небось, расспрашивали про меня у бармена, приветливого толстенько чернобрового индуса по имени Рави. Рави называл меня «Белый Волк». Любил травить обо мне страшные байки, чтобы развлечь публику. Он и сам не подозревал, как близки некоторые из его баек к правде.

— Говори тише, Орфен.

— Слушаюсь, сэр. Простите, сэр. Но ведь они… сэр, вы разрешите продолжить?

— Валяй.

— Но ведь они не пойдут туда, сэр! Они ведь даже не представляют, каково это — быть там!

Я лишь криво усмехнулся, не став отвечать.

— Почему же тогда они ходят вокруг такие надутые, да еще и воротят от нас нос, словно мы пустое место?! — парень с трудом мог скрыть гнев. — Вон, смотрите, даже к этому чертовому летчику, который никогда не подлетал к Нандадеви и на полсотни миль, подсели брать интервью!

Мой рот искривился в ироничной усмешке, когда я увидел чувство собственной важности на лице усатого пилота транспортника. Этому мужику не помешало бы сбросить фунтов сорок веса. И я точно знал, что всю индийскую кампанию он провел доставляя грузовые контейнеры в прифронтовую зону из глубоких тылов, а в перерывах между рейсами заходил на «Высоту 4012» пропустить пару-тройку бокалов пива.

Но сейчас напротив авиатора, вольготно умостившего толстый зад на стуле, сидели двое «туристов»: опрятная темнокожая девушка чуть за тридцать с модной короткой стрижкой, знакомая, кажется, по каким-то выпускам новостей, и мужик слегка за сорок с внешностью киногероя и прилизанными волосами, в щегольской куртке цвета хаки.

Мужика я сразу узнал. Это был распиаренный военный журналист и писака Берни Андерсон, автор сотен красочных пропагандистских репортажей и нескольких томов мемуаров, ведущий и сценарист собственного рейтингового телешоу на ABC и, как говорят, мультимиллионер. Андерсон был очень популярен. Телезрители и читатели, говорят, засыпали его благодарственными письмами. Я слышал как-то выдержку из одного письма. Пожилая домохозяйка из Брисбена писала, что ставит Андерсона в пример своим детям как образец мужества, стойкости и благородства.

Должно быть, она никогда не слышала, как разительно меняется голос у Берни, если камера вдруг начинает дрожать и взрывы начинают доноситься ближе, чем полагается по сценарию. А вот мне доводилось слыхать немало таких историй от очевидцев. Некоторые до сих пор катаются по полу от хохота, вспоминая писклявый визг, доносящийся из мужественного рта этого героического типа в такие моменты.

— Смотрите. Ловят каждое слово, словно он какой-то чертов герой. А к нам… — с обидой бормотал парень, пожирая глазами летчика.

Действительно, нас все огибали. Старательно не замечали. Еще ни разу никто не подошел с вопросом. Я привык к этому. Даже научился относиться к этому как к благословению. Если бы не это, я не смог бы бывать на «Высоте 4012». А это, как ни крути, единственное место в этих горах, где чувствовалось… не знаю даже… что-то от той, забытой, старой, нормальной жизни.

Это сложно объяснить. Я ненавидел и презирал их всех, этих никчемных искателей зрелищ и ощущений, идиотов, которые гонялись за фронтовой романтикой вместо того, чтобы наслаждаться нормальной жизнью. Но меня к ним тянуло. Словно одичавший пес, я готов был скалить на людей зубы и никогда бы не стал есть у них с рук, но все же меня манил свет их костра, и я жадно смотрел на него из ближайших кустов.

— А кто мы такие, Орфен? — тихо прошептал я.

Сам не заметил, как моя покрытая мозолями рука крепче сжала миску с бульоном.

— Никто, — ответил за него я. — Мы — тени. Мы здесь не ради славы.

Я надеялся, что он не спросит, ради чего же тогда. Парень был уже почти готов к этому вопросу с теми минимальными дозами «Валькирии», которые я ему обеспечил. Но я не был готов дать ему честный ответ, хоть употреблял даже меньше, чем он.

К счастью, он не спросил.

— Простите меня, сэр, — покорно потупил он глаза и вновь начал хлебать свой бульон.

§ 2

Мой взгляд невольно пополз к заледеневшему бронированному окну, которое находилось вровень с землей, у потолка вкопанного в землю бункера. Там, за герметичными утепленными стенами, шел спокойный и обильный гималайский снегопад.

Время от времени пол и стены слегка подрагивали, напоминая всем, что мы находимся совсем недалеко от самой горячей на планете зоны боевых действий. Но на эту дрожь никто, кроме «туристов», даже не обращал внимания. Это были звуки спокойствия. Передышки. Звуки оживления звучали иначе. Все мы знали их. Все мы их ждали. Одновременно жаждали и боялись.

Мои глаза невольно переместились на дисплей позади барной стойки, который с сильными помехами транслировал эфир англоязычного евразийского канала «Голос Новой Москвы». Передача велась прямо из подземного мегаполиса с целью «образумить» солдат противника и подорвать их боевой дух. Удивительно, но многие наши военные любили смотреть ГНМ. Отчасти ради того, чтобы саркастически посмеяться и сочно послать говорящих с экранов коммунистических лидеров. А отчасти считая, что между строк пропагандистских сообщений можно прочитать некоторые планы врага.