The Мечты (СИ) - Светлая Марина. Страница 56

Art.Heritage: везде успеть нельзя, но мечты должны сбываться. Хотя бы некоторые из них, хотя бы не самые большие.

Фьюжн: Самые большие – это стать космонавтом или выиграть миллион? =)

Art.Heritage: у меня были бабки, а сгонять в космос в наше время коммерческой космонавтики... не знаю... достаточно лишь понимать цену вопроса. Самые большие – это то, что на всю жизнь. Иметь уютный дом, из которого не хочется бежать к чертям на острова. Иметь человека, который все про тебя знает, но все равно рядом. Взаимно любить. Как-то так.

Фьюжн: Мальчики, вроде как, должны мечтать о чем-то… приземленном. Даже если это полет в космос.

Art.Heritage: что еще должны мальчики? =)

Фьюжн: Не сердись, я шучу.

Art.Heritage: не сержусь, просто интересно. Женщины считают, что проявление чувств – отсутствие мужественности?

Фьюжн: Нет, конечно. Вернее… не может тут быть общего правила для всех ситуаций.

Art.Heritage: неформат. Не хочу в космос, хочу жить с бабой, которую люблю и которая любила бы меня.

Фьюжн: И как?

Art.Heritage: пока херово :-D

Фьюжн: И на Фареры один?

Art.Heritage: не один, а с телефоном. Буду тебе фотки кидать)))))

Фьюжн: Сомнительная компания.

Art.Heritage: Никто не понимает моего прикола с севером среди лета. Сложно найти кого-то, когда все хотят купаться в теплом море и жарить шашлыки.

Фьюжн: Теплое море – не самый плохой вариант. Иначе останется только теплый бассейн посреди зимы.

Art.Heritage: об этом я не мечтаю точно. В прорубь тоже не прыгаю на Крещение и помимо него. Ну это так, к слову. Помнишь, мы говорили как-то о том, чтобы на звезды смотреть в одном направлении?

Фьюжн: А помню! Но звезды есть надо всем. Над Фарерами, над морем, даже над бассейном.

Art.Heritage: Есть. И я подумал, что однажды просто перестаешь на них смотреть. А еще их плохо видно из-за огней городов. Иллюминация все портит. Подменяет настоящее суррогатом.

Фьюжн: Ну если так, то огни города затмевают не только звезды. Порой не замечаешь даже того, что по соседству.

Art.Heritage: и такое бывает. Вот и прусь на Фареры какого-то черта искать. Зато там красиво и нет придурков в плавках посреди набережной.

Эти его слова про звезды зависли в ней на некоторое время, не желая растворяться в потоке событий. Оставили свой след и илом легли на самое дно мыслей, куда она совсем не забиралась – слишком там глубоко. Но что-то все же тревожило Женю, будто бы ее виртуальный друг внезапно разбередил нечто полузабытое и чего лучше не касаться, пускай она сама и не понимала, что именно. Зато почему-то думала, что станет немного скучать по нему в те дни, когда будет занята Романом.

Впрочем, разве можно скучать с Моджеевским, когда он оказывался на гребне волны? На него иногда действительно накатывало что-то вроде куража, и тогда он походил на счастливого Ринго, плещущегося в море. Рома продолжал купать его по утрам, и это едва ли не единственное, в чем ни он, ни пес не уступали Жене. Но мириться с маленькими недостатками даже приятно, если в большом – потакает мужчина. Особенно, такой мужчина, как Моджеевский.

Вот и теперь, в дороге, он проявлял себя с неожиданной и приятной для Жени стороны. Сначала – пока они ехали в областной центр, где имелся крупнейший в стране международный аэропорт, все пару часов ожидания кормил ее байками о том, как работал на стройке, отчего это время пролетело совершенно незаметно. Потом в аэропорту – когда они прошли регистрацию на рейс, поил ее кофе в маленьком ресторанчике, в котором латте стоил четверть Жениной зарплаты, и очень серьезно рассказывал о своем проекте с гостиницами. И это уже был разговор почти что на равных, потому что они перекочевали в область экономики, в которой она понимала несколько больше, чем в монтаже кровли, например. И пусть Евгения вовсе не мыслила категориями бизнесмена, Роман строил диалог так, что ей было интересно и казалось, будто бы спрашивая ее мнения о чем-то, он совершенно серьезен.

А в самолете, после пересадки в Амстердаме, шуточек Романа, что вот чего-чего, а собственного самолета у него нет, потому приходится лететь, как попало, и сразу после очень позднего ужина посреди ночи, ее попросту вырубило, и это было самое восхитительное – заснуть, сползши в кресле на плечо мужчины, даже запах которого уже казался родным, как если бы она знала его всю жизнь. И снились ей удивительные сны, в котором изумрудные острова омывались морем, а она смотрела на них из окошка бизнес-класса, и они были внизу совсем маленькие, и вовсе не освещались солнечным светом, зато терялись среди ярких звезд. И проснулась Женька от поцелуя в висок и негромкого шепота Романа: «Глаза открывай, горе-злосчастье. Скоро на посадку зайдем». Как против такого устоять? Это даже лучше французских пирожных, а не так уж часто ее в жизни баловали. Собственно, вообще не баловали, и потому было так просто доверится рукам человека, который это проделывал с особым вкусом и явно сам наслаждался процессом балова́ния.

До Неаполя они добрались лишь под утро и солнце встречали, глядя, как оно золотит воды Тирренского моря в заливе, и «Эльдорадо», здоровенная белоснежная яхта Моджеевского – как будто бы из сказки или из другой жизни, ожидала, когда они поднимутся на борт.

- Не самолет, но тоже неплохо, - усмехнулся Роман, рассматривая собственную игрушку, которую приобрел всего-то пару лет назад – стресс топил. – Нравится?

- Ты всерьез полагаешь, что это может не понравиться? – усмехнулась Женя в ответ. – Хвастун вы, Роман Романыч!

- Хвастун. Но кто тебя разберет. Мне хочется, чтобы у тебя все было самое лучшее, чтобы ты привыкала к моей жизни.

- Не надо меня разбирать. Во-первых, я боюсь щекотки, а во-вторых, я не конструктор, - весело смеялась Женька. Его пальцы тут же скользнули по ее ребрам, разве что не забираясь под блузку, слегка дразнясь. И он смеялся с ней хором, не задумываясь над тем, что вокруг снует куча людей, и матросы с его яхты уже установили трап, а капитан готовится их встречать.

- Ревнивая? – шепнул он ей на ухо.

- Не-а, - выдохнула она, сквозь смех, вырываясь из его рук, чтобы перевести дыхание.

- Жалко!

- А смысл?

- Смысл, наверное, в том, что я тебя… люблю, - ответил он, понимая, что сказал эти слова первый раз.

- Ну хорошо, - согласилась Женя, - если начнешь засматриваться на молодых итальянок – закачу тебе сцену. Идет?

Не заметила. Не поняла. Не расслышала. А может быть, не успела осознать. Роман замер посреди причала с приклеенной улыбкой на губах и растерянно смотрел на нее, вдруг признавшись себе – любит. Привыкнув идти только вперед, не останавливаться и мало задумываться, он профукал половину жизни, но есть шанс не профукать вторую. И Женю он – любит. Смеющуюся и не заметившую того, что он сказал. Разве так бывает?

- Идет, - медленно проговорил Моджеевский. – Очень даже идет. Возрастной ценз какой установим? Не старше какого возраста?

- Так я тебе и сказала! – заявила она.

Роман расхохотался, после чего крепко взял ее за руку и повел по трапу. Охрана шустро тащила за ними чемоданы. Потом что-то бодро говорил капитан, приветствуя их на борту «Эльдорадо», члены команды сновали вокруг, выполняя одновременно множество поручений, и Женя сама не заметила, как оказалась в каюте – не очень большой, но вполне уютной, с приглушенным утренним светом из-за жалюзи и большущей кроватью, на которой предполагалось не только спать. Гардеробная была за дверью, целая отдельная комната, и когда туда внесли их вещи, они наконец остались одни.

Ее спутник постоянно улыбался, и вряд ли Женя понимала, что в эти самые минуты он окончательно решается на то, что просилось все это время с момента знакомства и было закономерным исходом их отношений. Общая жизнь Романа Моджеевского и Евгении пока еще Малич могла бы быть идеальной. Он очень ясно представлял себе эту самую идеальную жизнь. Ему хотелось, чтобы она началась прямо теперь, в то мгновение, когда его яхта выйдет в открытое море. То, что начинается так хорошо, не может пойти наперекосяк.