The Мечты (СИ) - Светлая Марина. Страница 60
- Юльке два года было, когда мама умерла, - проговорила Женя, подняв наконец глаза на Романа. Она выглядела расстроенной и растерянной. – И ты всерьез полагаешь, что я не понимаю?
- Женя... хорошая моя... ну я дурак... – Моджеевской сглотнул и, обхватив ее ладошку и зажмурившись, крепко прижал ту к губам. А потом снова нашел ее взгляд: - Давай заведем своего собственного, а? Будем набивать шишки вместе.
- Тебе шишек мало? – улыбнулась Женька.
- Да я сейчас готов к отцовству больше, чем двадцать лет назад!
- У тебя внуки не за горами, - совсем развеселилась она. – Как совмещать будешь?
- Нормально. Пойдут в один детсад. А может, еще обойдется, и внуков мне подкинут лет через пятнадцать... Я Алене не звонил... останемся еще на три дня?
- Если ты действительно уверен, что мы можем остаться.
- Ты права... ничего уже не изменится, а Богдан остынет... не сердись на меня.
- Хорошо, - она устроила голову у него на плече, - не буду сердиться. Ты тоже на меня не сердись…
Моджеевский с облегчением обнял ее свободной рукой и прижал к себе, а после придвинул к ней цветы и сказал:
- У меня родители женились в октябре... я бы тоже хотел, а?
- Ты намерен устроить нечто грандиозное?
- Ты против?
- Хочу понимать, к чему готовиться, - рассмеялась Женя, – девушке из народа.
- К скромному празднику человек на триста. Чтобы без вычурности – выпишем Пола Маккартни... Ну и платье тебе закажем... не знаю... ты больше любишь итальянские или французские бренды?
- И чтобы обязательно в старинном замке.
- Хорошая идея. Европейский присмотреть или обойдемся отечественными?
- Где привидений окажется больше – тот и выберем.
- Добавлю к твоим пожеланиям еще озеро с лебедями... И много фонтанов... правда боюсь, в Версаль нас не пустят.
- Ты меня успокоил, - усмехнулась Женя и чмокнула Романа в щеку. – По этому поводу идем смотреть Испанскую лестницу.
- Идем... Жень?
- М?
- Ты такая хорошая.
Женя правда была очень хорошая
Женя правда была очень хорошая. Да и Роман – вполне ничего. Нина – воспитанная и благоразумная женщина. А уж дети-то у Моджеевских так и вовсе – милые и смышленые.
Именно потому все эти замечательные люди уже в очень скором времени устраивали друг другу грандиозные проблемы, не считаясь с мнением окружающих, и так уж вышло, что Евгения Андреевна Малич угодила в самый эпицентр вершившихся событий. На подтанцовке, конечно, были Юлька с отцом, Таша с Юрагой и даже главдракон с бабТоней, но это после.
Вернулись они и правда через три дня. После того, как все же доплыли до Ниццы, где провели последний вечер, который планировался как самый романтичный из всех. К сожалению, таковым ему стать было не суждено, поскольку все оставшееся время отпуска, поддерживая нервозное Ромино состояние, названивала Нина Петровна, задавая вопросы и рассказывая о Богдане, который отказался покидать отцовскую квартиру до его возвращения.
Женя видела, что Роман становится все сильнее похож на большого зверя из семейства кошачьих, готового вот-вот совершить прыжок с заморского побережья на побережье родное. И с каждым появлением Нины что-то в нем напрягалось еще сильнее, но при Женьке он пытался держать себя в руках и улыбаться, как полагалось жениху, а она видела, что ему плохо. Не с ней плохо, а не понимать, что творится с Богданом, плохо. Впрочем, у Евгении тоже были вопросы к Юльке, которые она собиралась задать как можно скорее и с глазу на глаз. Но сейчас она, как и Роман, плохо представляла себе, что полезного может посоветовать бедному ребенку.
Словом, кое-как дотянув до конца отпуска, они рванули домой, обвесив охрану, как новогодние елки игрушками, пакетами с покупками – видимо, желая хоть как-то компенсировать Евгении испорченное настроение, в Ницце Роман оторвался по полной в смысле подарков, шмоток и всяческих мелочей, мотивируя это тем, что это все «musthave» и обязательно пригодится, а здесь покупать брендовые вещи даже дешевле, чем дома, если уж она столь щепетильна.
В Солнечногорск они прикатились поздно ночью и, отправив Женю спать к себе в комнату – не стал отпускать ее в отцовскую квартиру, чтобы не удумала там и остаться от избытка чувств – Моджеевский почти до утра проговорил с Богданом, который и правда немного подостыл. Все же она была права, когда говорила, что надо дать сыну выпустить пар. Сейчас парень казался почти вменяемым, пусть и рассказывал сбивчиво и растерянно, что Юля не хочет его видеть, а в одну из последних встреч, которую он с трудом вытребовал, деловито сообщила, что подала документы в столичный вуз. И если все будет хорошо, то уедет насовсем. «Тебя же тоже отправляют в Лондон, вот и поезжай учиться с такими, как ты, мажорами!» - заявила она ему напоследок, окончательно долбанув по больному, а ведь он и без того раскаивался в словах, что сгоряча ляпнул ей. Да и по здравом размышлении понимал, что наговорил про Евгению такой чепухи, что стыдно теперь и отцу, и сестрам Малич в глаза смотреть. Но еще хуже смотреть на мать, которая совсем как побитая стала в последнее время, что он и выдал Юльке напоследок, но, правда, ума хватило не пересказывать теперь отцу.
Случилась эта их ссора за день до экзамена, и что-то в нем оборвалось, отчего он будто бы назло всем во что бы то ни стало решил остаться в Солнечногорске, чтобы что-то доказать Юльке.
Богдан все говорил и говорил. Он вообще никогда столько текста подряд не выдавал и не рассказывал. А потом ушел к себе, прекрасно зная, что на другой половине квартиры Роман спит с Женькой. О том, что они решили пожениться, Моджеевский сына все-таки проинформировал, чтобы тот не питал иллюзий, и заодно – очерчивая собственную территорию.
«Все прям вот так серьезно?» - неожиданно спросил его Бодька.
«Серьезнее не бывает», - твердо ответил Моджеевский, хотя в действительности чувствовал себя немного смущенным.
«А как же...» - сын не договорил, но и не надо было. Роман только кивнул и ответил на невысказанное:
«А с мамой ничего уже не получится. Ни мне, ни ей это не надо».
«И ты правда Женю любишь?»
«Она очень хорошая, - повторил отец сказанное всего несколькими днями ранее в Риме. – Ее нельзя не полюбить».
И в этом он ни минуты не покривил душой. Сам-то и правда очень сильно в нее влюбился.
А про себя уже на следующее утро постановил, что мальчика пристроит пока в офис... да хоть курьером. В сентябре тот сдаст экзамен, получит нормальные документы, поработает и заодно приведет мозги в порядок. Помимо прочего, этим отец никак не ущемит желание сына что-то там доказать Юльке. И если с ней так ничего и не наладится, то, по крайней мере, будут шансы, что созреет к учебе заграницей.
Это Роман озвучил Женьке, собираясь с нею к ним же домой, чтобы помочь ей выгрести оттуда вещи и познакомиться с Андреем Никитичем. Вернее, настоящий семейный ужин им еще только предстоял, но в целом произвести первое впечатление надо. Женя была покладистой и больше наблюдала за мужчиной, отдавая ему право на инициативу, но в чем-то главном такое поведение и было единственно верным с Романом Моджеевским. Когда он действовал, то словно бы восседал на коне, в отличие от периодов, когда вынужден был чего-то ждать.
Словом, пока все складывалось терпимо.
Проблему неожиданно составила Нина, хотя внешне и казалось вполне в рамках. Однако волей-неволей рассказать ей о том, что послужило причиной Бодиного бзика, пришлось. Она сокрушенно качала головой и утверждала, что и сама предполагала, что дело в девочке. Хуже стало, когда, движимый желанием оставаться с ней честным, Роман в общих чертах поведал бывшей жене, что это за девочка и какое она имеет отношение к жене будущей.
О его скором браке и без того болтали и даже писали в СМИ, не только местных, хотя объявления для прессы они пока не делали. Но и Нина не дура – наверняка уже навела справки. Словом, лучше самому расставить точки и не оставить невыясненного за спиной, он по-прежнему так думал, несмотря на то, что, наверное, ей давно уже было плевать, с кем он спит и на ком женится.