The Мечты. Весна по соседству (СИ) - Светлая Марина. Страница 13
- Ты… ты… - подбородок пожилой женщины задрожал, и с ее губ сорвался обиженный всхлип. – Да как ты только можешь! Мы же все для тебя. Все! Растили, кормили-поили, учили, в конце концов. И это вот твоя благодарность?! За то, что мы для тебя делали? Тёмочка то, Тёмочка это. Все для Тёмочки. А Тёмочка вырос эгоистом, ни с кем не считается. Правильно говорят, чем больше в детей вкладываешь, тем меньше благодарности! Дождались с отцом на старости лет! Спасибо тебе, сынок!
- Скажи, пожалуйста, где на мне написано, что я ваше имущество? Или документы на собственность покажи! Сколько можно, а? Я когда переезжал, речи не шло, что навсегда, но вы предпочли решить за меня! И все эти девицы – чтоб не свалил, да? Подстраховка? Чтобы продолжал торчать под боком. Чтоб на поводке.
- За языком последи! – раздался грозный рык Виктора Леонтьевича, показавшегося в дверях и обхватившего супругу за плечи. Они часто ссорились, а уж до аварии – так и вовсе неоднократно оказывались на пороге краха семейных отношений, поскольку ребенок вырос давно, а у супруга были несколько иные, чем грядки, интересы. Юбки, например.
И если раньше отцу было глубоко пофигу, что их отпрыск живет в другом городе своей жизнью, то теперь, после того, как его вернули с того света, в вопросах семьи он оказался неожиданно единодушен с супругой. И то, что сын должен их «досматривать» - сомнениям не подвергалось. И тут в ход шли весьма стереотипные, но очень железобетонные аргументы, включая «где родился – там сгодился», «стакан воды на смертном одре» и «если не ты – то кто поможет?»
- Ты до чего мать доводишь? – громыхнул отец. – Эгоист несчастный!
- Не, па, я счастливый эгоист, - усмехнулся Артем, но щека его нервно дернулась. – Именно поэтому, чтобы стать еще счастливее, отправляюсь в свободное плавание. Сколько, в конце концов, можно, а? Она третья уже! Третья за месяц! Вы меня спросили, нужна она мне или нет? Или я вам кобель, которому для случки породистых собачек тягают, а? Так мне не надо!
- Артем, - выдохнула мать и схватилась за сердце. – Что же ты такое… говоришь…
- Капель ей накапай, а! – велел отцу Юрага. – И я уже пошел, ладно? За остальными вещами потом приеду, когда с жильем определюсь. И не вздумайте считать, что я вас бросаю. Если что надо – я вот он. Ясно?
- Не бросаешь? А как это тогда называется? – укоризненно заявил Виктор Леонтьевич. – Ладно я, мать бы хоть пожалел! Не нужны нам твои визиты и помощь, раз так! Да, Кать?
- Но ведь сын же, - промямлила та. – Как же так-то?
- Ну вот сын! Вырастили – красивого, умного, со своим мнением. Дальше пусть сам! А мы так. В сторонке. Отработанный материал!
- Не говори так, Витя! Он успокоится. Правда ведь, сынок? – Екатерина Артемовна посмотрела на отпрыска. – У него работа сложная. Там у них все время что-то происходит.
- Да! – хохотнул Артем. – После моей прежней карьеры – прямо движуха сплошная! Так задолбался, что решил уволиться
- Как уволиться?
- По собственному желанию. Поищу себе местечко в какой-нибудь тихой-мирной, рутинной загнивающей компании. Короче, как привык, чтобы без этих встрясок в местном колхозе. Еще вопросы будут?
- Н-нет, - все же икнула напоследок мама.
- Ну вот и прекрасно. Приятно поужинать с милой девочкой Настенькой, - Артем взял сумку и протопал на выход. Замешкался у замерших родителей и, уныло глянув на мать, проговорил: - Ей хоть двадцать есть, а? Ну что ты мне малолеток водишь? Додумалась...
И с этими словами покинул отчий дом, отправившись в новую жизнь.
В новую жизнь – на старую работу.
Потому как дел еще было невпроворот – хоть всю ночь ваяй, а времени – совсем не было. Шеф торопил. А еще у расчетчиков имелся отличный диван в углу для приемных дней. И кулинария за углом от универа. И вода в кране. Даже кофемашина, мать ее, была! Почему бы не заночевать и не воспользоваться разок благами местных небожителей?
Охранники, по счастью, были еще не осведомлены насчет того, что главный экономист – без пяти минут безработный и во избежание диверсий лучше его не пускать в ночные часы на работу. Или это Владимир Павлович так ему доверял – не суть. Но кроме удивленных взглядов, которыми его проводил ночной сторож, ни слова поперек Артем Викторович не дождался. Потому лишь сам пояснил: «Да я тут поработаю немного...»
В начале десятого вечера, с сумкой вещей в багажнике гибрида на университетской стоянке и судком салата из магазина «Кэш» в руках – почему бы и не поработать?
И уже через полчаса, слушая любимого Мэттью Беллами, негромко подвывавшего из динамика, вооружившись вилкой и рабочим ноутбуком, на диване в кабинете расчетного отдела, тридцатичетырехлетний Артем Викторович Юрага, человек с двумя высшими образованиями и знанием четырех иностранных языков, в прошлом топ-менеджер крупной международной строительной корпорации, участвовавший в запуске нескольких самых крутых проектов в истории постсовкового отечественного строительства и просто отличный парень, сидел и набрасывал сметы на следующее полугодие накануне своего увольнения из Солнечногорского университета. Потому как – ну они разве без него справятся в январе? Черт с ним, с руководством. А своих ребят он бросить на произвол судьбы не мог. Его не будет – хоть формулы его будут. Остатки забьют, поправки сделают, мальчишки у него все же толковые...
К половине третьего ночи среди всех этих забот выросла сентенция о том, что чем ближе возвращаешься к земле, тем сильнее деградируешь. К четырем – что человек, копающийся в грядках, является тупиковой ветвью эволюции. Разумеется, как всякая теория, она имела отклонения и допущения. Например, если личность изначально не примитивна, достигла в жизни определенных высот или имеет собственную жизненную философию, а не тупо влачит существование от «поспать» до «пожрать» и «сходить на работу» – то этой личности подобная деградация и не грозит, даже если ударится в хобби. Против хобби Юрага ничего не имел. А вот когда грядки составляют саму суть этой жизни...
Да, да... самую суть жизни! – и это была последняя мысль, пришедшая ему в голову в пять часов утра, когда он все-таки засыпал на диване расчетного, а его формулы были выведены.
Но спать ему довелось еще меньше, чем Артем Викторович мог рассчитывать. Потому что ровно в восемь часов дверь в кабинет шумно распахнулась, и с порога раздалось ошарашенное «ой!». Дверь не менее шумно захлопнулась. С минуту было тихо, после чего раздался негромкий стук.
Юрага тоже буркнул что-то недовольное себе под нос, выныривая из сна и совершенно не понимая, где он находится. А когда дошло, где и почему, подорвался с дивана. Как раз под повторный стук.
- Сейчас! – выкрикнул он, проводя пятерней по волосам – не поможет, конечно, но он пытался. Подбородок серый от щетины – но ничего не поделаешь. Футболку заправить в джинсы. Несвежая, да и с ней черт. Через пару секунд он стоял у дверной ручки и, переводя дыхание, повернул ее, открывая.
- Доброе утро, Артем Викторович! – поздоровалась Женя, ожидавшая под дверью, и кивнула в сторону кабинета. – Вы позволите? Мне… туда… поработать…
Он кивнул, как болванчик. Да нет уж... скорее, как полный болван. И посторонился, пропуская ее внутрь. Потом дошло. Надо же что-то сказать. Да и вообще...
- Я, видите ли... – начал он, запнулся. И начал заново: - Ну в общем, я тут... Так получилось...
Женя прошла к своему столу, сняла плащ, пристроив его на вешалку. Оглянулась, отметив ноутбук Юраги и отставленный на подоконник контейнер из супермаркета.
- Вы же, вроде, с родителями жили? – спросила она, взглянув на Артема.
- Ага... вы не думайте, я у вас только потому что диван... я ничего не трогал... – Артем опустил голову. На полу стояла его немытая чашка. – Ну, кроме вашей кофемашины... работы много было...
- Да-да, конечно, - кивнула Женя. – Но, наверное, лучше, чтобы вас тут не застукала Горбатова.
- А... а который час?