The Мечты. Весна по соседству (СИ) - Светлая Марина. Страница 27

- Дела мои обыкновенно. И выгляжу я тоже обыкновенно, - продолжая улыбаться, Женя раскрошила остававшийся в ее руках кусочек хлеба и бросила чайкам, еще в воздухе с отчаянными криками накинувшимся на незамысловатую пищу. Артем снял и это, а после выключил камеру и ответил:

- Не-а. Мы столько времени работали вместе, что я хорошо знаю все ваши повадки. Сейчас у вас хорошее настроение, и мне это нравится, потому что, может быть, такая – вы согласитесь вместе кофе выпить. А?

- Нет, кофе не буду, - отказалась Женя. – Мне домой пора. Но если у вас нет иных планов, мы можем дойти вместе.

- Эх, - демонстративно вздохнул Юрага, явно сожалея о том, что свиданию опять не суждено случиться, а потом вдруг спросил: - Меня три дня не было. Как там дела с музеем, не знаете?

- Точно не знаю, но, кажется, среди сторонников бабы Тони наметился перевес.

- Это которая скандалит и пикеты устраивает?

- Она – наш главный поборник справедливости, - подтвердила Женя.

- Да при чем же тут справедливость? Обыкновенный базар развела, не дает людям работать, - рассмеялся Юрага, щурясь от солнца. Его легкая щетина в таком освещении поблескивала золотистыми волосками, но внешний вид даже после ночи в поезде был исключительно опрятен и даже немного смахивал на легкое пижонство. А еще ему через два дня исполнялось тридцать пять. Значит, он хотя бы на пару месяцев окажется ближе к Жене по возрасту. 

- Это кому она работать не дает? – удивилась Женя. – Тут уж скорее нам жизни не дают.

- Да ну, - отмахнулся он. – Чем музей может помешать жизни? Тем более, если создать что-то действительно интересное. Честно говоря, я удивляюсь, как это до сих пор даже памятной таблички не висело.

- Люди не могут жить в музее, - возразила она. – При всем моем уважении к Гунину, этот особняк – мой дом. И становиться экспонатом я не имею ни малейшего желания.

- Ну не в вашей же квартире, Женя, посадят билетершу! – парировал Артем. – Это вообще в башне! Там раньше что было? Вместо сарая помещение держали? Это разве правильно? Анна Макаровна, кстати, говорит, что там еще когда-то стекла были витражные. Представляете себе, какая это атмосфера. У вас и так двор особенный, а если в витраж наверху солнце заглянет... Здорово же!

- Анна Макаровна, если ее так интересовал музей, могла бы тогда озадачиваться реставрацией нашего дома, - возмущенно заявила Женя. – Но еще несколько лет назад это вообще никого не волновало. Ни городскую администрацию, ни минкульт, ни Анну Макаровну. А сейчас, когда дом привели в порядок – набежала целая толпа ценителей.

- Ну реставрация требует больших средств, которых никогда на культуру не хватает, - проворчал Юрага, разведя руки в стороны.   

- Но эти средства никто даже не пытался искать!

- Сейчас же нашли! – честно говоря, Юрага, слабо представляя, кто оплачивал весь сыр-бор на Молодежной, понятия не имел, что задел несколько болезненную тему, и продолжал развивать эту мысль: - В конце концов, если дело сделано, то просто преступление ничего не предпринимать для сохранения культурного наследия, восстановления памяти и спасения истоков общества от забвения. Вот вы знаете, как много внимания этому уделяется заграницей?

- Знаю, но мы живем не заграницей. И мы живем в этом доме. И даже если кассу музея сделают не в моей квартире, я не хочу каждый день натыкаться на незнакомых мне людей в моем дворе.

- И это единственное, что вас беспокоит? 

- Вы о музее или вообще? – усмехнулась Женя.

- О музее, конечно! К вам же все равно будут ходить – там теперь шикарная локация для фотографий. 

- Да уж, - уныло пробормотала Женя, а потом рассмеялась: - Баба Тоня напишет петицию о возведении забора и установке КПП.

- Старая вредительница, - точно так же рассмеялся следом за ней и Юрага. Спорить с Женей было одно удовольствие. Даже в пререканиях об этом дурацком музее – столько легкости, как если бы они болтали, обсуждая кино. Так ему казалось. Он зачем-то протянул руку и отвел прядку волос от ее лица, после чего мягко сказал: - Холодно, да? Вы давно у воды, еще не хватало простудиться. Давайте пройдемся, а то и заходите к мне – я вас чаем угощу. С пирогом. Я, знаете, всегда привожу один пирог, когда мотаюсь в столицу. Вкусный, с творогом и фруктами. Там возле вокзала недалеко пекарня, хорошо готовят. Мне хотелось, чтобы вы попробовали.

- Да, идемте, - согласилась Женя и отлепилась от ограждения. – Действительно, пора. Про пирог обещаю подумать. А то вдруг и правда вкусно. Буду знать, что покупать, когда к сестре поеду.

Артем предложил ей руку и, предвосхищая ее протест или игнорирование, заявил:

- Так теплее.

Женя улыбнулась и мотнула головой, отказываясь. Натянула перчатки, которые вынула из карманов, поправила шарф и зашагала к ступенькам, ведущим на набережную. Юрага бросился за ней следом, и далее по лестнице они поднимались близко-близко друг от друга. Потом, точно так же близко, шли под ярким солнцем, заливающим набережную, смотрели на серебрящееся спокойное море и разговаривали. Над их головами носились птицы – чайки и голуби. Вокруг – бродили люди, среди которых так легко затеряться.  Пройдешь – и никто не заметит.

И заливистый лай за их спинами отзвучал слишком далеко, чтобы они обратили внимание, но в это самое время золотисто-персиковый английский мастиф отчаянно рвался с поводка, силясь догнать узнанную и любимую им Женю, а его хозяин тянул на себя и пытался удержать.

- Фу, Ринго! Фу! Ну перестань, перестань, а! – командовал он, и сам не в силах оторвать взгляда от двух спин, постепенно скрывающихся в толпе. В груди жгло. Он не ожидал ее здесь увидеть, хотя и помнил, что она любит гулять у моря. Он вообще не ожидал ее увидеть – как будто бы это возможно. И что хуже всего, он не представлял, как это – увидеть ее с Юрагой.

Не с отцом, не с сестрой, не с Ташей. С Юрагой – вечным поклонником абсолютно белоснежных кроссовок и, похоже, пижонских ярких рюкзаков. И даже несмотря на это, издалека они смотрелись вполне неплохо, разве что за руки не держались. Женя и... ее гениальное финансовое недоразумение, которое даже увольнение с работы не заставило укатиться прочь из города.

Что это означает, Роман не знал и, пожалуй, знать не хотел, даже если Фьюжн наконец согласилась на встречу с Art.Heritage. Достаточно было того, что она теперь свободная и вполне обеспеченная женщина. И еще достаточно, что ее это, похоже, вполне устраивает.

И пофигу на проносившиеся в голове мысли. Догнать и отодрать одного от другого. Догнать и спустить на молодого удальца собаку. Догнать и спросить ее: «Теперь-то ты счастлива, Женя?»

Моджеевский скрежетнул зубами и наклонился к Ринго, фыркавшему и никак не успокаивавшемуся. Похлопал его по холке и пробормотал:

- Ну что ты, дружище? А? Спокойно, ну! Пойдем к воде? Гулять, Ринго, гу-лять!

Он решительно потащил животное к пляжу и больше уже не оборачивался.

Что толку смотреть в прошлое?

Он бы вообще больше никогда не оборачивался. Что толку смотреть в прошлое? Что толку его ворошить? Он однажды так долго и смотрел, и ворошил, что даже не понял, когда все успело закончиться с Ниной – что оставалось любовью, а что – лишь памятью о ней. И как знать, может быть, и с Женей складывалось бы совсем по-другому, если бы он больше не оглядывался назад, уже по привычке. Впрочем, каждый божий день Роман Моджеевский все более упрямо внушал себе мысль, что жалеть тут не о чем. С чистого листа бы не получилось, а значит, все складывается так, как должно.

Если бы только она ему не снилась! Навязчиво и неотступно!

Нет, первый месяц миновал в его желании швыряться предметами в окружающих людей днями напролет, и потому ночи представлялись наименьшей из проблем, но чем больше проходило времени, тем заманчивее становились его сновидения и тем отвратительнее казалась его реальность. Там, в этих снах, он видел Женю, как в последнее утро, когда собирался выйти за дверь. Он прижимала к подбородку воротник халата, сонная и домашняя, и произносила снова и снова фразу, которая не давала ему покоя: «Спасибо, что оставил наше только для нас». Что она имела тогда в виду? Что, мать ее, она тогда хотела ему сказать?