Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна. Страница 16

Холодные губы касаются щеки, как раз в ту секунду, когда бабушка появляется на кухне.

— А ну-ка пшел прочь от нее, бандюган треклятый! — резко меняется интонация ее голоса.

— И тебе, Семеновна, добрый день, — заявляет он ей в ответ мрачно и, накинув куртку на плечо, уходит…

Глава 8

АЛЕНА

В Москву на электричке мы вернулись к семи вечера. К счастью, Паровозов в тот день больше не появился. Однако даже несмотря на это, его слова все еще висели надо мной будто дамоклов меч^[2].

«Со мной будешь, поняла?» — стучит набатом в ушах голос Паровоза.

От его колючего взгляда до сих пор кровь стынет в жилах. Почему-то мне кажется, что Илья так просто не отстанет. Он с детства такой: если уж вбил себе что-то в голову, то не переубедить. И нет, он меня никогда не обижал, но эта его уверенность в том, что я должна быть с ним, меня изрядно напугала.

Признаться, я и раньше замечала его интерес ко мне, но Женька, мой погибший двоюродный брат, всегда просил его попридержать коней, мол мелкая, чего тебе от нее сейчас надо. Тот и не перечил до поры до времени.

Я надеялась, что после службы в армии эти его «чувства» ко мне поугаснут, но… вышло как-то совсем наоборот. Помню явился пьяным в дым под утро и заявил, что ждал нашей встречи. Целоваться полез, благо бабушка Маша пыл его тогда остудила. Веником жестким отлупила так, что мало не показалось точно.

Но, увы, этим же летом он активизировался ни на шутку. Заявлялся к нам как к себе домой. Разговоры неудобные заводил, звал гулять и даже с гитарой приходил песни исполнять. После этого по всей округе слухи распустили мол к Лисе не подступись, она — девчонка Паровоза.

Не так это. Илья — мне дорог как друг детства. Он, безусловно, парень видный, но нет у меня к нему того притяжения, о котором наперебой трубят все любовные романы. Паровоз для меня как брат. Да только вот он понять этого никак не может.

Дверь в квартиру не заперта. Я еще с улицы услышала шум, доносящийся из распахнутого настежь окна, и по лицу соседки, той самой, что собирает окурки на клумбе, поняла: мать устроила очередной сабантуй. Видимо, до сих пор отмечают день рождения драгоценного Валеры.

На пороге в нос ударяет запах дешевого табака и алкоголя. На кухне играет ненавистная «Все для тебя» Стаса Михайлова, кто-то очень громко смеется. Стучат стаканами и выкрикивают пожелания.

— Идем, котенок, — тяну мелкую за собой, даже не раздевая.

Уже почти дохожу до нашей комнаты, как из кухни появляется какой-то мужик.

— О, Шалом, красавица, — захмелевшим голосом обращается ко мне. — Кааать, тут гости, да какие!

Из-за его спины выглядывает наша не совсем трезвая мать. На ней новое платье. Красное, нарядное. На лице макияж не первой свежести, а на скуле уже красуется синяк.

— Доччки мои вернулись от бабки, — заплетающимся языком говорит она.

— Так че давай старшую к нам! — предлагает он ей.

Меня аж передергивает от его сального взгляда.

— Ты чей-то вообще. Марш к себе, Ляля! — приказным тоном орет она мне.

Дважды повторять не приходится. Пару секунд спустя мы уже за дверью. Проворачиваю ключ, толкаю шпингалет и только тогда выпускаю воздух из сжатых легких. Этих постоянных новых знакомых матери я боюсь до ужаса. Ведь человек, находясь в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, себя совершенно не контролирует, а значит жди большой беды…

Стягиваю шапку с Ульяны, расстегиваю курточку.

— Они не придут к нам, Ляль? — шепчет испуганно она, когда я развязываю шнурки на ботиночках.

— Снимай. Нет, не придут, не бойся, — уверяю ее я, поглаживая по светленькой макушке.

— Ты читать будешь мне? — спрашивает тихо, скидывая обувь. Поднимает и несет в уголок. Как я и учила.

— Да, Ульян, но сначала мне надо сделать уроки, а ты пока порисуй, хорошо?

Она послушно садится за стол и придвигает к себе альбом. Я достаю из портфеля учебники и на пару часов погружаюсь в мир ненавистной математики. Логарифмы еще куда ни шло. Но потом я зависаю с геометрией. Задача со звездочкой никак не дается мне, да и что скрывать, предыдущие задания я тоже решаю с трудом. Ответы сходятся не везде.

За стеной все громче, а стрелка старых часов тем временем подбирается к одиннадцати. Слышу, как Валера громко ругается с соседкой, которая пришла высказать свое возмущение. Он в выражениях не стесняется совершенно. Кроет отборным матом пожилую женщину и угрожает расправой.

Ульянка лезет ко мне на кровать с книжкой про Гарри Поттера в руках. Вертит ее, пальчиком водит по обложке и смиренно ждет, когда я разберусь с неподдающейся задачей.

— Ляяяль.

— Мм? — пялюсь в десятый раз на два треугольника.

— А нас заберут?

— Куда? — отрываюсь от рисунка и пытаюсь понять, что она имеет ввиду.

— Ну как Гарри вот. В школу волшебников.

Я хмыкаю.

— Уж я-то не против, малыш. Не отказалась бы от волшебной палочки.

— Но мы не в сказке, да? — огорчается она, обиженно выпячивая нижнюю губу. Моя привычка. Я в детстве делала вот точно так же.

По ту сторону двери шум и гам усиливается. Раздается грохот, крик, ругательства.

— Не в сказке точно, — соглашаюсь я, убирая учебники.

Выключаю большой свет, оставляя гореть только ночник, который купила летом на распродаже.

— И принца у тебя тож не будет? — тяжело и совсем по-взрослому вздыхает она, широко зевая. Я по цепной реакции тоже.

— Не нужен мне принц, обойдусь, — забираюсь к ней под одеяло.

— Всем нужен, — спорит сестра. — И тебе. Как золушке.

— Зачем? — смеюсь и устраиваюсь поудобнее, открывая книгу в том месте, где лежит цветная закладка.

— Ну как, — выворачивает голову и смотрит на меня своими глазищами так, словно я чушь какую-то спросила. — Защищать!

Молча киваю. Почему-то на ум приходит Паровозов. Не принц ни разу, но желание «дать мне лучшую жизнь» в его мыслях определенно присутствует. Это его предложение уйти от матери звучит весьма заманчиво, но разве можно думать о таком сейчас? Да я скорее сбегу куда-нибудь, чем стану жить с ним. Нет. Совершенно точно нет. К подобным резким переменам обстоятельств я точно не готова.

*********

Праздник в стенах квартиры под номером шестнадцать продолжался до четырех утра. Ульянка постоянно ворочалась, то и дело хныкая. Но она в отличие от меня хотя бы была в берушах, которые не так давно я приобрела в аптеке по совету бабушки. Сама я ими не пользуюсь. Боюсь. Боюсь не услышать и пропустить что-то важное, например, момент, когда кто-то начнет ломиться в нашу дверь. Живя здесь, можно ожидать чего угодно…

Утреннюю пробежку я пропускаю. Чувствую себя просто отвратительно: разбитой донельзя, слабой. В голове пульсирует адская мигрень, и как назло таблетки закончились.

Ульяну тоже удается разбудить с большим трудом. Она плачет, жалуется на недосып и отказывается вставать с постели. Я проявляю недюжинное терпение, и мы, наконец, выходим из своей крепости. Осторожно обходим осколки от разбитой бутылки и направляемся в ванную комнату. Сестру я туда запускаю только убедившись в том, что там никого нет.

На пару с ней умываемся и чистим зубы. Измазавшись зубной пастой как поросенок, Ульянка заливисто смеется, рискуя разбудить пьяных «гостей». Ей для забавы много повода не надо, она у меня та еще хохотушка.

Покончив с водными процедурами, возвращаемся в комнату. Собираю ее в сад, одеваюсь сама и закидываю на плечо тяжелый рюкзак.

— В саду позавтракаешь, хорошо? — говорю я ей, закрывая хлипкую входную дверь на ключ. Вспоминаю, что посреди кухни прямо на полу лежит тот самый мужик, что застал нас в коридоре, и качаю головой, содрогнувшись.

Слава богу не встречаю никого из соседей. Мне всегда жутко стыдно перед ними. Да и нечего сказать в ответ на их гневные речи.