Капойо (СИ) - Иолич Ася. Страница 35

- Я задумалась. Сейчас. Где помада для волос? Шпильки выпадают. Я слишком хорошо тебя причесала, волосы стали совсем гладкими. Ничего не держится.

- А как держится твоя причёска? - спросила Гелиэр. - Ты ведь не пользуешься помадой?

Аяна вынула гребни и показала, как убирает волосы. Гелиэр ахнула.

- У тебя... У тебя изумительные волосы.

- Я всё хочу их обрезать. С такой длиной неудобно. Пока они сохнут, можно сойти с ума. А ещё они мешают Анверу, - рассмеялась Аяна. - Он клеит бороду и убирает их под шляпу, но это всё равно выглядит странно.

- Я бы лучше пожертвовала Анвером, чем такими волосами, - сказала Гелиэр, качая головой.

- Я раньше делала причёски, когда ходила на праздники. Это было красиво. Но последний раз я была на празднике больше двух лет назад. Так что они просто усложняют мне жизнь, и более ничего.

- На праздники?

- Да. На свадьбы. У нас это называется «праздник». Моя старшая сестра выходила замуж, а на следующий день – мои друзья женились, тогда я в последний раз делала причёску.

Она сразу же пожалела о том, что вообще заговорила про свадьбы, потому что лицо Гелиэр окутала вуаль печали, размыв её черты и затуманив глаза.

- Кирья, пожалуйста, встань, - очень бодро и очень фальшиво сказала Аяна. - Мне нужно посмотреть на тебя.

Она одёрнула подол Гелиэр, сноровисто поправила края нижнего платья, расправила складки подола, подтянула шнуровку, обошла вокруг и удовлетворённо кивнула.

- Ты производишь впечатление, - сказала она кирье Эрке Гелиэр. - Это я могу сказать совершенно точно.

24. Туфельки, отправляющие ноги в лейпон

Серые туфельки убивали её ноги медленно и неотвратимо, упорно и старательно выдавливая из них последние капли жизни вместе с каплями крови, давно окрасившими светлую внутреннюю подбивку в бурый цвет. Аяна вышла из экипажа, легко ступив на землю, и один этот лёгкий шаг напомнил ей, как Конда рассказывал ей о заветах добра и совести.

- А тот, кто не соблюдает эти заветы, после смерти не попадает в оуран, потому что его совесть слишком черна и тяжела, чтобы подняться в край, где всё легче пера со спинки крошечной птички талли. Он попадает в страшное место, лейпон, где будет бродить в кромешной, лишающей рассудка тьме, по траве, каждый стебелёк которой покрыт зазубренными шипами, а туман, встающий над ней, уязвляет кожу, как яд. Он никогда не тает, потому что там нет утра, дня или вечера, одно сплошное кромешное безвременье, которое не закончится даже тогда, когда сплетутся все миры, - сказал он.

Аяна вздрагивала при каждом шаге, поднимаясь по лестнице, потому что широкие мраморные ступени в этих серых туфельках ощущались как трава лейпона под босыми ногами, наказывая за грехи, которых она не совершала.

Айлери встретила их у дверей.

- Здравствуй, Гелиэр! Сегодня прекрасная погода, не правда ли? Пойдём в гостиную?

Красивый дом... Аяна украдкой осматривалась. Лестница тут была из тех, что раздваивались и от средней площадки отдельно вели наверх вдоль стен женской и мужской половин. Под пролётами этих частей, по бокам основного марша, манили наружу прозрачным дневным светом резные двери в сад, а между широких перил посередине основного пролёта стояли цветочные горшки и светлые мраморные статуи. Серо-зелёный ковёр, прижатый латунными перекладинами к ступеням, походил на лишайники, устилающие камни в землях Олар Сир.

Айлери провела их в гостиную на первом этаже. Окна выходили на сад, большой и ухоженный, и на широком подоконнике развалился, помахивая хвостом, упитанный ленивый кот с длинной светлой шерстью. Аяна позвала его тихонько, но он даже не повёл ухом.

Девушки расселись по диванчикам в светлом углу, рядом с красивым большим раскидистым растением в горшке. Айлери позвонила в колокольчик.

- Принеси ледяной воды, - сказала она катьонте в синем платье и кружевном переднике. - И ачте со льдом.

- Айлери, у тебя красивый дом, - сказала Гелиэр.

- Да... Большой, - кивнула Айлери. - Но кир Орман не разрешает мне часто сидеть внизу. Он говорит, что для этого есть комнаты.

Светлая, нежная и тонкая кожа Айлери смотрелась ещё более светлой рядом с золотисто-коричневой кожей Гелиэр, а слегка волнистые светлые русые пряди, подколотые у висков, казались мягче и нежнее рядом с чёрными блестящими волосами кирьи Эрке. Аяна любовалась на них, вспоминая, как команда «Фидиндо» удивилась, сойдя на берег и увидев, что в их долине у всех были светлые волосы и светлые глаза. Красота Айлери была будто прозрачной, как рисунки водяными красками на рисовой бумаге, которые так любили развешивать на стенах комнат в Фадо. Она давно не встречала таких светловолосых людей, и ей было любопытно.

По правилам приличий она не могла первая заговорить с чужой кирьей, поэтому она просто уставилась на неё выжидающе. Она сверлила пронзительным, прожигающим взглядом ухо Айлери, и та сначала косилась на Аяну, заправляя волосы за это ухо, потом пару раз повернулась к ней, но наконец не выдержала.

- Да?

Ну наконец-то! Клятые правила.

- Кирья Айлери, я могу спросить, откуда ты родом? Я очень редко встречаю тут светловолосых людей.

Айлери улыбнулась.

- Я тоже. Когда я увидела тебя, то удивилась, капойо... Напомни, как тебя зовут?

- Аяна. Капойо Аяна.

Айлери очень внимательно посмотрела на неё.

- Странное имя. Ты издалека? - спросила она.

- Да.

- А я из Тайкета. Но у меня в роду есть девушки из Койта. Ты знаешь, где это?

- Койт - да. Материк к северо-западу. А вот Тайкет...

- Это к северо-востоку отсюда. Я жила там в доме дяди, - сказала Айлери. - Здесь, в Ордалле, немного теплее.

Они пили ачте со льдом, и Рида что-то шептала Гелиэр, то тихо хихикая, то становясь очень серьёзной. Айлери равнодушно посматривала на них. Она гладила кота, который так и лежал толстым волосатым валиком на широком подоконнике и лишь изредка шевелил хвостом. Молчание, по-видимому, не тяготило её, но Аяна видела ту же окутывающую Айлери дымку затаённой грусти, что она замечала и вокруг Гелиэр.

Она оглядывала гостиную. Красивые гладкие занавески, подхваченные лентами, светлое дерево стенных панелей, ковёр, большой камин, большие цветные портреты в широких рамах над ним. Она скользнула глазами по трём лицам. Суровые, сжатые губы, короткие волосы, нарядные камзолы... Вон тот, с хищными глазами - наверняка Орман. Только молодой, наверное.

Ансе рисовал совсем по-другому. Конда улыбался, прищурившись, на его портрете, и Аяна представила, как он позировал брату, сидя на кровати в зимней комнате и пытаясь разжевать твёрдые бруски из орехов и мёда с ягодами, которые тот постоянно таскал ему. Интересно, о чём Конда говорил с ним тогда? Что заставило его улыбнуться так, что именно эта улыбка осталась на потёртом, ветхом теперь листе?

Стамэ! В груди начало жечь. Нельзя думать о нём, эти мысли сводят с ума. Она сойдёт с ума за пять с половиной месяцев, что остались до его приезда. Она залпом выпила стакан ледяного ачте, и Рида с беспокойством покосилась на неё.

- Кирья Гелиэр, - сказала Аяна, чувствуя, как холодеют руки и немеют губы. - Разреши мне отлучиться. Мне надо умыться.

- Конечно, - сказала Гелиэр. - Айлери, не подскажешь, где тут у вас купальня?

- Рида проводит, - сказала та.

Аяна поднялась и сделала шаг за Ридой, но та вдруг замерла, и Айлери настороженно подняла голову, переглянувшись с ней. В гостиную вбежала катьонте, которая приносила им ачте.

- Там кир приехал!

Айлери вскочила, побледнев.

- Который? - чуть ли не одними губами прошептала она.

- Кир Мират.

Лицо Айлери разгладилось. Она выдохнула и спокойно села обратно на диванчик.

- Не пугай меня так!

- Прошу прощения, - сказала катьонте, спешно выходя из гостиной. - Он идёт сюда.

- Нам надо исчезнуть? - шепотом спросила Аяна у Риды.

- Нет. Это не тот кир. Всё хорошо, - так же тихо ответила та. - Тот, при котором надо исчезать – кир Орман. А кир Мират – спокойный.