Похоть (ЛП) - Дьюки Кер. Страница 27

Как я мог позволить такому случиться? Я и сам влюбился в эту девчонку. Это не входило в план. Я хранил ужасающие секреты, которые ей никогда не стоило узнавать.

– Хочешь встретиться сегодня вечером? – спросила она, посмотрев на часы.

– У меня обед с мамой, но можно мне увидеть тебя после?

Приподнявшись на цыпочки, она целомудренно поцеловала меня в губы и отступила.

– Позвони.

Честити налетела на какого-то студента и обернулась извиниться, но тот лишь махнул рукой и пошел дальше. Бросив на меня взгляд через плечо, Честити тихо рассмеялась.

Она исчезла в толпе, а я припомнил строчку из ее записи.

Я: Не сдуру медлим, а не в срок спешим.

Отправлено. Отлично.

Я терпеть не мог, что приходилось сидеть с отцом за одним столом и разговаривать. Выходило чертовски неловко. Почему все должно быть так трудно?

Телефон отца разразился какой-то песней восьмидесятых, отчего все в ресторане повернулись в нашу сторону.

Приняв вызов, он поднялся, уронив салфетку на пустую тарелку. Я умирал с голоду, и по времени уже следовало перейти ко второму блюду, но мама опаздывала.

Я помешал содовую на дне стакана. Просидев с отцом сорок минут, я пожалел, что не заказал «Джек Дэниелс».

Чья-то рука вдруг опустилась мне на плечо, и я чуть не опрокинул стакан.

Папа хмуро посмотрел на меня.

– У твоей матери что-то с машиной. Она не сможет приехать.

У меня все внутри перевернулось. Она придумала предлог, чтобы отказаться от ужина. Мама еще не готова меня простить.

– Мы можем поужинать вдвоем, – предложил папа.

– Нет, спасибо. Я договорился встретиться с друзьями, так что даже удачно, что она не пришла, – соврал я, поднимаясь и проходя мимо него.

Мне нужно было выпить.

Я споткнулся, едва не упав на пороге, но все же удержал равновесие.

– Напился? – поморщился отец.

– Нееееет, – невнятно пробормотал я.

– Так ты решаешь проблемы, когда что-то идет не по плану? Не хочешь узнать, что случилось с машиной твоей матери?

– Нееееееет.

– Ты ведешь себя по-детски.

– Сказал мужчина, трахающий женщин вдвое моложе себя.

Скрестив руки на груди, он пристально посмотрел на меня. Я отметил, что мышцы сильнее натягивали его рубашку. Видимо, он вернулся к тренировкам. Столкновение со смертью его испугало. Я невольно улыбнулся, и отец прищурился.

– Закончил? – спросил я, стараясь удержаться на ногах.

– Когда перестанешь жалеть себя, поговори с лучшим другом.

С Богом? Какого черта отец о нем заговорил? Он никогда ему не нравился. Наверное, потому что у Бога было больше денег, чем у него.

Поднявшись по лестнице, я ввалился в свою комнату, промахнувшись мимо кровати и с грохотом свалившись на пол. Черт, было больно и совершенно неудобно, но сейчас не было сил подняться.

Я горел. Кожу лизал адский огонь, сверху меня поливало, но пламя не гасло. На меня лился бензин, а не вода.

Тело сотрясалось от сковавшего меня ужаса.

– Рэтт, где ты?

Я услышал голос Робби сквозь ревущее пламя.

Впереди появилось дерево, а потом ноги стали утопать в грязи, она поглощала меня. Из-под земли высунулись руки, пытаясь утащить меня вниз.

– Нет, прекратите, нет, – выдохнул я.

– Рэтт?

– Я иду, Робби, – выкрикнул я, царапая грязь ногтями и не обращая внимания на боль во всем теле.

– Рэтт, все хорошо. Все хорошо, – голос Робби изменился. – Проснись.

Дождь стал холодным, уже не кислотным. Обычная вода.

Под кожей ощущались твердые плитки. Я тяжело задышал, возвращаясь в реальность, и попытался встать, но поскользнулся и упал на задницу. Меня больше не тащили в ад. Я был в душе.

Зрение прояснилось, и я увидел Честити. Она была полностью одета, но промокла насквозь, сидя со мной в душевой кабине. Что, черт возьми, произошло?

– Честити?

– Да. О, боже мой, Рэтт, ты напугал меня, – она всхлипнула и обняла меня.

– Что ты здесь делаешь? – прохрипел я, горло саднило, а на языке было что-то кислое.

– Ты же написал приехать.

«Серьезно?»

– Я нашла тебя лежащим лицом вниз в собственной рвоте.

Так вот откуда этот отвратительный вкус.

– Мне пришлось попросить твоего отца помочь мне перетащить тебя в душ. Он был очень расстроен и ушел.

– Имеешь в виду «взбесился»? – спросил я, ощутив пульсацию в голове.

Когда Честити поднялась, чтобы выключить воду, я заметил, что ее била дрожь.

Светлые волосы прилипли к лицу, макияж потек, а столь драгоценные черты исказились от печали.

– Нет, он не злился, только очень расстроился, когда ты... – она вдруг замолчала.

– Что я?

– Когда стал звать брата и плакать, – шмыгнула Честити носом и взяла меня за руку, переплетя наши пальцы.

Черт.

– Я облажался.

– Ты чувствуешь боль, но это нормально. Я встречусь с ней вместе с тобой. Ты не один, Рэтт. Думаешь, я совсем не вижу страдания в твоих глазах, печали, пронизывающей тело? – Честити обхватила ладонями мое лицо. – Я не стану притворяться, что знаю о твоих чувствах. Но если мне под силу снять с тебя хоть часть этой боли, твоего бремени, я сделаю это, потому что ты очень мне дорог.

Я опустил взгляд, чувствуя себя чересчур пристыженно, поскольку повел себя очень безрассудно.

– Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Ты больше не один. Теперь я с тобой и не позволю тебе утонуть. Ты не можешь так поступить с собой.

Она удержала меня, когда я сорвался. Дело уже шло не о девушке, которой стал кто-то дорог, и не о парне, которому поручили соблазнить одно невинное создание, в которое он влюбился. Речь шла о человеке, решившем разделить боль с другим, когда сам уже сгибался под ее грузом.

Я вытерся и переоделся, с наслаждением наблюдая за Честити, которая натянула мою футболку. Она утопала в ней, но выглядело это очень сексуально. В глубине души я понимал, что хотел видеть ее в своей одежде после проведенной вместе ночи. После того, как побывал бы в ее теле. Занимался бы с ней любовью, как никогда прежде боготворя женское тело.

– Хочешь, приготовлю тебе кофе? – спросила Честити, расчесывая волосы одной из старых маминых расчесок.

– Нет, – я оглядел ее с ног до головы. Ни за что я не позволю отцу увидеть ее в одной рубашке. – Я сам принесу что-нибудь горячее, а ты чувствуй себя здесь, как дома, – сказал я, отметив, что она или отец убрали лужу у кровати, поскольку в комнате было чисто и немного пахло хлоркой.

Я спустился вниз по лестнице на немного дрожавших ногах и зашел в погруженную во тьму кухню.

Включив свет, я едва не подпрыгнул. За барной стойкой со стаканом чего-то в руках сидел отец.

– Почему в темноте? – хрипло произнес я, моему телу было явно не по себе после столь интенсивного цикла мытья.

– Тебе снятся кошмары, – констатировал он.

Я остановился по другую сторону от стойки и посмотрел на него.

– Я слышал твои крики по ночам. На время они прекратились, но сегодня... – отец нахмурился, проведя ладонью по волосам и дернув за пряди.

– Я слишком много выпил, – признал я.

– Ты винишь себя?

Он уже знал ответ на этот чертов вопрос.

– Мы все виним меня, – поправил я его.

Он смахнул что-то с лица. Отец плакал?

– Это не твоя вина, – прохрипел он.

«Лжец».

– Я отрицал. Проще было винить кого-то другого. Потеря Робби – самое тяжелое испытание в моей жизни, – признал отец.

Он никогда прежде так мне не открывался. Жаль, что отец не смог сказать мне этого несколько месяцев назад.

– Это я, – проскрежетал он.

Я вцепился в стойку, костяшки пальцев побелели.

– Что ты?

Шмыгнув, он вытер нос рукой.

– Я сказал Робби идти пешком, – выдохнул отец.