Дюна. В коллекции. Книга 1 (СИ) - "Violator". Страница 30
— Это так. Нас в обиду не дадут. И полиция очень хорошо работает. Хотя… Монг-кок до сих пор находится под контролем Триад, — как-то уклончиво ответила она, и я машинально кивнула, подтверждая свои выводы и об отсутствии дополнительной охраны, и о том, что Ханг с Коулом были здесь своими. — В общем, свои не тронут, и если уж опасаться, то залетных иностранцев.
— Ясно, — ответила я и уже хотела побольше расспросить о Триадах, но Лин быстро перескочила на другую тему, и я поняла, что на этом интересующий меня вопрос закрыт.
— Надеюсь, тебя не слишком коробит запах тофу, — между тем продолжила она, пока мы проходили мимо очередной закусочной.
— Нет, вовсе нет. Здесь безумно интересно, — замотала я головой, а Лин, внимательно посмотрев на меня, будто решая, продолжать или нет, наконец, произнесла:
— Тогда рассказываю со слов своего деда, который держал димсамную.
— Димсамную? — переспросила я.
— Да. Это такие небольшие ресторанчики, где подают легкие блюда до обеда, — пояснила она и продолжила: — Еще лет двадцать-тридцать назад торговцы соревновались запахами.
— Запахами? — удивилась я.
— Ага, — кивнула она. — Чей тофу более вонюч.
— Интересные соревнования, — чуть не рассмеялась я, в очередной раз поражаясь оригинальности азиатского менталитета.
— Дед рассказывал, лучшие закусочные можно было унюхать за несколько кварталов. Но правительство решило, что эта традиция не идет на пользу имиджу города и запретило распространять “дух”.
— Ну он все равно в какой-то степени остался. Это ведь часть истории Гонконга, его традиций… — улыбнулась я, и Лин внимательно посмотрела в мою сторону, будто оценивая меня и мои слова.
Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но промолчала и вместо этого перевела взгляд на очередной яркий ларек, где красовалась неоновая надпись “Bubble Tea”. Я видела что-то подобное в Питере, но никогда не пробовала.
— Ты должна попробовать чай с шариками. Это божественно вкусно, — воодушевленно произнесла она и, догнав мужчин, шедших в метре от нас, спросила: — Мистер Коул, можно Злате купить бабл-ти?
Я уже не удивлялась тому, что Лин спросила у Коула разрешение угостить меня простым напитком, а он, бросив взгляд сначала на нее, а затем на меня, кивнул.
Через минуту в моих руках оказался большой прозрачный стакан, на дне которого виднелись темные шарики, похожие на шоколадные, и я с любопытством припала к широкой соломинке.
Сделав глоток тягучей прохладной жидкости, я почувствовала, как на языке лопаются шарики с безумно вкусным ароматом черники, и была совершенно искренне покорена этим сладким напитком, приправленным чем-то похожим на молоко.
— Как же это вкусно! Из чего эти шарики?! — восхитилась я и посмотрела на Лин, которая будто ждала, как я отреагирую на очередной гонконгский уличный изыск.
— Я знала, что понравится, — рассмеялась она и пояснила: — Тапиоки и джус-боллы. Поппинг-боба. Оболочка сделана из водорослей, а содержимое — фруктово-витаминный наполнитель.
— Боже, теперь я буду пить его утром, днем и вечером! — с воодушевлением продолжила я, а Лин покачала головой.
— Поосторожней. Он калорийный.
Я вновь потянулась к соломинке, которую было бы правильнее называть трубочкой, и мы пошли догонять Ханга и Коула, остановившихся рядом с антикварной лавкой, где на витрине среди китайского фарфора возвышались вазы разных расцветок и размеров.
— О, мне как раз нужно вазу купить, — кивнула Лин, ускорив шаг, пока Ханг показывал Коулу на какой-то самурайский меч.
Мы подошли к лавке, и я улыбнулась седому старику, сидевшему на старом пластиковом стуле у дверей.
— Золотой девушке — желтая ваза, — внезапно громко произнес он, и мы все, включая мужчин, посмотрели на него.
— А её и зовут Злата, — ответила Лин. — Означает Золото.
— Истинно ваше имя, мисс, — спокойно произнес он, бросая взгляд на мои волосы.
— Вы так думаете? — спросила я, изучая мудрые выцветшие от времени и солнца глаза старика, смотревшие мне прямо в душу. Мне никогда не нравилось мое имя, именно поэтому я предпочитала “Дюна” и всегда реагировала однозначно плохо, когда меня пытались назвать золотой.
— Золото — благородный металл, и олицетворяет желтый, — вновь рассматривая мои волосы, произнес он. — А желтый цвет — цвет китайских правителей. Они хранили его для своего исключительного использования. Любой, кто посягал на желтый, немедленно предавался смерти, — улыбнулся он и добавил: — Люди это чувствуют.
Я часто ловила на себе взгляды китайцев, но, памятуя слова Рудовой “блондинки здесь ценятся больше”, скорее, была оскорблена этим вниманием, нежели польщена им. Однако, сейчас было странно слышать такие слова, рассматривая морщинистое лицо старого китайца, и я растерялась, не зная, как реагировать.
Можно было предположить, что он, всего лишь, хотел продать товар, сделав мне комплимент, но я понимала, что дело было вовсе не в меркантильных интересах.
— Ну мы-то живем уже в современном мире, и цветовая гамма — это всего лишь оптическое явление, — очнувшись, уверенно ответила я, а он снисходительно улыбнулся, будто знал обо мне больше, чем я сама, и промолчал.
Лин восприняла слова торговца серьезно, а мужчины, как мне показалось, оставили эти слова без внимания — по крайней мере, мы пошли дальше, так и не купив у старого торговца антиквариатом желтую вазу.
Лин продолжала рассказывать мне о китайском фарфоре и искусстве фэншуй, а мы, тем временем, подошли к очередному небольшому ресторанчику, больше напоминавшему чайную лавку, и зашли внутрь.
Глава 29
Создавалось впечатление, что нас уже ждали, потому что на входе нас встретил пожилой китаец невысокого роста и, поздоровавшись, повел через ресторан.
Проходя по битком забитому посетителями залу, я в очередной раз засматривалась на какие-то банки то ли с кореньями, то ли с чаем, стоявшие на полках, и, если бы не столики и гости, то я бы усомнилась, что в этом месте можно поужинать.
— Ты не смотри на внешний вид ресторана, — между тем шепнула Лин. — Здесь это ровным счетом ничего не значит. Самая затрапезная лавочка с толчеей, криками снующих официантов и плохой вытяжкой на кухне запросто может оказаться в гиде Michelin.
Как ни странно, но мы не остались на первом этаже и спустились вниз, где интерьер стал еще страннее, так же, как и запах — сладковато-пряный, временами с нотками острого перца. Он напоминал мне аромат кальяна, который курил Коул.
По обе стороны темного старого коридора виднелись отдельные комнаты, плотно закрытые дверями или ширмами, из-за которых иногда доносились мужские голоса.
“Видимо, это их вип-кабинеты…” — предположила я, когда, наконец, мы остановились у одной из дверей в самой глубине.
Зайдя внутрь, я попала в кальянную, и она, в отличие от комнаты отдыха Коула, не отличалась ни изысканностью, ни блеском роскоши. В углу располагались низкие широкие диваны с подушками и приземистый массивный стол с огромным кальяном, больше похожим на спрута со множеством щупалец.
Вспоминая тот вечер, я нахмурилась, а Лин, видимо, обратив внимание на мою реакцию, тихо шепнула:
— Не беспокойся. Мы с тобой курить не будем.
— Вы часто здесь бываете? — шепотом спросила я.
— Нет, не часто, но периодически… — ответила она, пока официант, вошедший следом, начал убирать кальян.
Коул с Хангом жестом показали, где нам сесть, однако, сами не торопились размещаться на низких диванах, и я отметила, что наш внешний вид как нельзя лучше подходил к этому месту. Мне бы было сложно сидеть в непринужденной позе, если бы на мне было узкое платье и десятисантиметровые каблуки, как и мужчинам было бы не комфортно полулежать здесь в костюмах.
Коул с Хангом что-то сказали сопровождавшему нас китайцу по-кантонски, а в это время в нашу комнату вошел высокий азиат лет двадцати пяти. Классические тонкие черты его лица были резковатыми, а раскосые глаза красивой формы хоть и лучились спокойствием, но было в них что-то странное, чему я пока не могла дать объяснения.